Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце концов его оставили в покое. И теперь можно было довольно часто наблюдать такую картину: пани Ребекка идет с группой и, подражая пану Дальтону, свистит в свой свисток, а шествие замыкает совершенно довольный и шагающий не в ногу Ной, небрежно опираясь на свою дубину. Иногда, неведомо откуда, в воздух взмывает камень и падает на чью-нибудь спину или даже голову, но кого это может напугать или остановить? Слава Богу, никто еще за все время не ранен серьезно. Только Ной в таких случаях обычно чуть замедляет шаг и зорко осматривает окрестности в поисках затаившегося врага. Не позавидуешь тому, кого он высмотрит. О Ное давно уже в округе ходят легенды и самые отъявленные силачи и забияки из «ремесла» не рискуют бросить ему вызов. В это трудно поверить, но даже когда Ной – один – возвращается в детский дом, никто не рискует не то, чтобы напасть на него, но даже просто задеть.
Отыгрываются, обычно, на других.
2
Так, в один, далеко не прекрасный день, не повезло и Хаймеку, когда он, вместе со Збышеком, пошел окунуться в зеленую воду хауза – огромного искусственного пруда неподалеку от летнего лагеря. Их подстерегли сразу четверо ремесленников. Пани Ребекка несколько раз просила всех ребят не выходить поодиночке за пределы яблоневого сада, где они жили. Хаймек и не выходил, но на этот раз Збышек его уговорил.
Збышек – новый друг Хаймека. Сдружились они только в этом году на почве общей любви к польской истории и ее героям. Историю Польши преподавала детдомовцам пани Зельда. Голос ее трепетал от воодушевления, едва разговор заходил о героических деяниях былых и далеких времен. Правда, говоря о королях Польши, пани Зельда нет-нет да и приведет пример из истории древней Иудеи, упоминая имена царей Израиля. Часто Хаймек испытывал истинное наслаждение, видя, как заливается краской тонкое лицо Збышка. «Болеслав был отважным воином, и потому вошел в историю под именем Болеслава Храброго, удостоившись чести стать первым коронованным владыкой Польши, – звенит от напряжения голос пани Зельды. – Случилось это в тысяча двадцать четвертом году. Интересно, что в том же, тысяча двадцать четвертом году, только до нашей эры, был избран царем Израиля Саул. Таким образом получается, что он пришел к власти ровно за две тысячи сорок восемь лет до храброго короля Польши Болеслава».
«Вот так-то», – с гордостью думает про себя Хаймек.
– И почему это ваша пани Зельда все время тычет нам в нос ваших еврейских царей!– возмущенно негодует на перемене Збышек. Хаймек, уловив в его голосе неподдельную досаду, с трудом подавляет в себе веселье. По всему видно, что исторические факты глубоко задевают его нового друга. Но уж это-то было Хаймеку совершенно понятно. Збышек был настоящим поляком. И чувствовал себя именно поляком, а не каким-то там польским евреем. Каковую разницу никогда не уставал подчеркивать. Но что толковать и за что осуждать Збышка, если и сам Хаймек предпочитал Болеслава Храброго любым еврейским царям. Ведь не случайно же в учебнике истории царь Саул упоминался двумя строчками, а королю Болеславу были отведены целых четыре – и не строчки, а страницы! Словно воочию, своими глазами видел Хаймек короля Болеслава: вот он сидит на своем черном в серых яблоках коне, в одной руке держа щит, а в другой – длинное и острое копье. Так выглядел герой польской истории во время знаменитого штурма Киева, когда Болеслав первым ворвался на крепостную стену. И уж там-то он развернулся!..
Здесь Хаймеку вспомнились другие герои совсем другой истории. Поспешив найти Збышека, Хаймек с гордостью сообщил ему:
– А знаешь… и у евреев были такие же герои, как король Болеслав.
Збышек недоверчиво глядел на него своими серыми глазами, покачивая головой.
– И кто же это был?
– Их звали Шимон и Левий, – выпалил Хаймек. – Точно. Однажды они перебили жителей целого города…
Збышек ему явно не верил. Но ведь Хаймек все это не выдумал! Эти имена застряли у него в памяти еще со времен хедера, когда он изо дня в день под руководством ребе изучал прилежно Тору. Раввин говорил им об этом, зная священную книгу наизусть. Эти двое проникли в город Сихем (теперь он называется Шхем) и всем перерезали глотки. Они были безжалостны и неукротимы настолько, что даже собственный их отец, благочестивый Иаков, проклял их поступок в следующих словах: «Проклят гнев их (так дословно сказал Иаков), ибо жесток». И… несмотря на все это, отец втайне гордился отвагой своих буйных сыновей.
– Гордился? – с презрением сказал Збышек. – Чем тут можно гордиться? За что эти твои герои погубили столько народа?
– За то, – объяснил начитанный Хаймек – что в этом городе обидели их родную сестру, Дину, вот за что. Они, Шимон и Левий, просто отомстили этим фашистам. А ты как думал? Они будут нас мучить… как немцы (тут Хаймек вспомнил, как начищенные сапоги били папу), а мы значит, должны молчать? Ну почему не было тогда у Хаймека ни меча, ни автомата! Он поступил бы тогда точно так же, как свирепые братья-близнецы Шимон и Левий.
– Не говоря уже о том, – добавил Хаймек очень веский, по его мнению аргумент, – что все немцы не обрезаны.
Збышек, все еще полный недоверия к выдумкам этого фантазера Хаймека, пожал плечами.
– Что-то не слышал я раньше никогда об этих твоих героях, – бросил он. – И вообще… какие могут быть герои у евреев?
– То-то сам ты герой!
– А ты? Может, ты герой!
– Да ты… ты сам…
Они спорили и кричали друг на друга, стоя по колено в зеленой от ряски воде хауза, когда яростный собачий лай заставил их вздрогнуть и замолчать. Парень явно из рабочей слободки держал поводок в руках и зло глядел на них, а потом крикнул:
– Эй, вы… там! А ну, убирайтесь отсюда!
Собака тем временем своим волчьим носом копалась в их одежде. И тут появились еще парни. Откуда они были – гадать не приходилось: у всех были ремни с пряжками и буквами РУ, выдавленными на тусклой латуни.
Хаймек ушел под воду по самую шею. С берега в уши ему ударил грубый голос:
– Э! Да это же паны еврейчики! Нашли место, куда мочиться! Совести у вас нет… Быстро выбирайтесь! Слышали!
Голос этот принадлежал самому высокому из парней.
– Я не еврейчик, – поспешил сообщить Збышек. – Меня зовут Збигнев. Збых. И я – поляк. А еврейчик – он кивнул в сторону Хаймека – еврейчик он.
Почувствовав, видимо, неловкость за свое, столь явное предательство, он обратился к ремесленникам:
– Может, вы отстанете от нас… мы тогда быстро выйдем…
– Вы и входить-то не должны были, – непреклонно ответил высокий и чуть приспустил собаку с поводка. Пес дернулся к воде.
– Давай выходить, – шепнул Хаймеку Збышек. – Может обойдется…
Но в прохладной воде было так хорошо. А на берегу их ожидали эти…
– Давай останемся, – предложил Хаймек. – Думаешь, они из-за нас полезут в воду? Может они и плавать-то не умеют…
Но высокий уже начал раздеваться, и Збышек схватил Хаймека за руку.
– Мы успеем… убежать. Давай, пошли…
Шаг за шагом они стали продвигаться к берегу. Когда вода стала покрывать им только щиколотки, они услышали удивленный свист, а вслед за этим насмешливый гогот:
– Вы только посмотрите… вот этот… действительно, обрезанный еврейчик!
Голые, словно только что появившиеся на свет из материнского чрева, мальчики стояли на берегу под ярким полуденным солнцем. Збышек победным движением поднял свою светловолосую голову, в то время, как Хаймек прикрывал низ живота ладонями.
– Эй! – крикнул высокий заводила. – Зачем тебе отрезали… это?
Хаймек почувствовал, как краска заливает ему лицо. Не отвечая, он бросился к своей одежде. Слова обиды и гнева застряли у него в горле тяжелым и горячим комком.
– Дайте нам одеться и мы уходим, – сказал Збышек.
Чуть поколебавшись, парни посторонились. Дрожащими руками Хаймек натянул свои штаны цвета хаки, сунул ноги в кирзовые сапоги и быстро продел голову сквозь ворот коричневой рубашки, подпоясавшись тонким ремешком. Только после этого он почувствовал себя вполне защищенным. Набрав полную грудь воздуха, он обрушил на обидчиков поток всех известных ему ругательств.
– Ублюдки! – срывающимся высоким голосом кричал он, едва не плача от унижения. – Сукины дети! Жулики… базарные попрошайки! Вы…вы… только и можете, что пугать людей своей дурацкой собакой…
Не в силах сдержать распиравшее его бешенство, он схватил из-под ног увесистый обломок кирпича. Ох, и въедет он сейчас этому высокому… прямо по яйцам…
Остановило его только злобное рычание собаки…
– Ты, похоже, и вправду вообразил себя древним еврейским героем, – укорил его Збышек, утягивая за собой подальше от злополучного места. – Идем уж, ты, герой…
– Я не герой, – с горечью ответил Хаймек. – Потому что я… испугался… Но вот Шимон и Левий… они бы не испугались. И вот они-то и были настоящими героями.
Глава четвертая
1
- Когда император был богом - Джулия Оцука - Историческая проза / Русская классическая проза
- Свенельд или Начало государственности - Андрей Тюнин - Историческая проза
- Имя Твоё… Женщина Подмосковья - Н. Цехмистренко - Биографии и Мемуары / Историческая проза / Публицистика