Читать интересную книгу Рукопись Ченселора - Роберт Ладлэм

– О, Питер, где ты был столько лет?

– В другой жизни.

– И я. Как это говорится в той глупой поэме? "Приди ко мне и будь моим любимым…"

– Это Марлоу. И не так уж глупо.

– Я приду к тебе, Питер, и буду твоей любимой. Так долго, пока это будет иметь смысл. Но замуж за тебя я не пойду. Он отодвинулся от нее, снова встревожившись

– Мне нужно больше.

– Больше я дать не могу, прости.

– Это неправда, я чувствую, что неправда. Ты нужна мне так же, как…-Он вдруг замолчал.

– Как кто? Как Кэти?

– Да, о ней я забыть не могу.

– А я и не требую, чтобы ты ее забывал. Может, наши отношения будут не менее возвышенными, но брак… невозможен.

– Почему? Слезы потекли по щекам Элисон.

– Потому что брак означает… Мне нельзя иметь детей, Питер. Ченселор понял, что Элисон намекала на что-то. Но на что?

– Ты забегаешь вперед. Я и не думал насчет…– И вдруг ему все стало ясно.-Ты имеешь в виду свою мать? Вернее, ее болезнь? Элисон закрыла глаза, слезы текли по ее лицу ручьем.

– Дорогой мой, попытайся понять… Питер заставил ее открыть глаза и взглянуть на него:

– Послушай меня. Кое-что я еще понимаю. Ты никогда не верила тому, что говорил тебе отец. Будто мать заболела потому, что чуть было не утонула. Почему ты ему не верила?

– И сейчас не верю… Это страшная, страшная история.

– Почему ты не веришь? Почему думаешь, что отец лгал тебе?

– Я слишком хорошо знала его, каждый звук его голоса, каждый жест. Он рассказывал мне эту историю раз пятьдесят и всегда требовал, чтобы я внимательно слушала его, будто от этого зависело, буду ли я любить мать так же, как он любил ее когда-то. Но всегда в его рассказе чувствовалась какая-то фальшь, какой-то пробел. Наконец я поняла. Она была обыкновенной сумасшедшей, заболела естественным путем. Понимаешь, естественным? А он не хотел, чтобы я знала об этом. Теперь тебе ясно? Он взял ее руку в свою:

– Но он мог и скрыть от тебя кое-что,

– Что?.. Зазвонил телефон. Питер взглянул на часы. Было половина четвертого утра. "Кому это, черт побери, вздумалось звонить в такое время? Неужели О'Брайену?"– подумал Ченселор и поднял трубку.

– Вы думаете, что таким способом остановили меня? Глубоко ошибаетесь…– Голос говорившего был скрипучим, дыхание тяжелым.

– Бромли?

– Вы – зверь, грязный подонок!-Теперь по голосу чувствовалось, что говорил пожилой человек.

– Бромли, это вы? Что я вам сделал? Мы ведь никогда не встречались с вами.

– В этом не было необходимости. Не обязательно лично знать человека, чтобы погубить его. Или ее, а лучше ее и ее детей. Он почему-то употреблял те же слова, что и Филлис Масквелл. А может, Бромли и имел в виду Филлис? Он о ней говорил? Но этого быть не могло. Да и детей у Филлис не было.

– Клянусь вам, я не понимаю, о чем вы говорите. Кто-то обманул вас. Они и другим лгали…

– Им не надо было лгать. Они прочли мне это. Вы откопали стенограмму суда, между прочим секретную стенограмму, и заключение психиатра и использовали это в своих гнусных целях. Использовали паши имена, наши адреса, ее адрес…

– Все это ложь. Я не пользовался никакими стенограммами, никакими заключениями психиатра. Ничего подобного нет в моей рукописи, и я не имею ни малейшего представления о том, что все это значит.

– Лживый подонок!-Злоба переполняла старика, и он подыскивал слова погрубее.-Вы считаете меня дураком? Думаете, они не представили мне доказательств?-Старик окончательно вышел из себя:-Мне дали номер телефона, и я позвонил по нему. Это была типография Бедфорда. Я разговаривал с хозяином. Он прочел мне то, что вы написали, то, что он набирал неделю назад. Питер был поражен. Действительно, его издатель пользовался типографией Бедфорда.

– Это неправда. У Бедфорда нет моей рукописи. Она еще не закончена. На какое-то мгновение воцарилось молчание, и Ченселор начал было надеяться, что, может, ему удастся переубедить старика, но в следующую минуту понял, что это не так.

– Зачем вы лжете? Дата издания-апрель. Вы всегда публикуетесь в апреле.

– Но не в этом году…

– Ваша книга напечатана. Однако теперь это не имеет значения. Вы не удовлетворились тем, что погубили меня. Вам нужна и она. Но я помешаю вам, Ченселор. Вы не скроетесь от меня. Я найду вас и убью. Мне уже все безразлично, жизнь моя кончена. Вдруг Питеру пришла в голову мысль:

– Послушайте, то, что случилось с вами, происходило и с другими людьми. Позвольте спросить вас; они звонили вам по телефону? Зловещим, пронзительным шепотом? Связь прервалась. Ченселор посмотрел на аппарат и затем повернулся к Элисон. Ее лицо все еще было влажно от слез.

– Он сошел с ума.

– Сейчас это как раз кстати.

– Не хочу больше слышать об этом,– сказал он, доставая из кармана листок, на котором был записан, номер телефона О'Брайена, и набирая нужный номер.– Говорит Ченселор. Мне звонил Бромли. Он в ярости. Убежден, что моя книга выйдет в апреле. Как и Филлис Масквелл, он считает, что в ней содержится какая-то компрометирующая его информация.

– И он прав?

– Нет, я никогда в жизни даже не слышал о нем.

– Странно. Он служил чиновником в управлении общих служб, ревизовал документы министерства обороны по транспортным самолетам С-40. У него какие-то суммарные данные не балансировались.

– Кажется, что-то припоминаю.– В памяти Ченселора действительно всплыло газетное сообщение.– Его дело слушалось в сенате. Если не ошибаюсь, Бромли никто тогда не поддержал. Ура-патриоты даже назвали его розовым, а потом загнали в угол.

– Правильно. У нас он проходил под кличкой Гадюка.

– Что же с ним случилось?

– Его отстранили от ревизий, чреватых разоблачениями. Потом какой-то дурак в управлении общих служб попытался лишить его очередной прибавки к жалованью. Бромли возбудил гражданский иск. – Ну и что дальше?

– А дальше никто не знает. Дело было прекращено, и Бромли исчез.

– Но ведь мы-то знаем, не так ли?-уточнил Ченселор.-Ему позвонили зловещим шепотом и чем-то пригрозили. А потом был еще один звонок… Ему сообщили достаточное количество достоверной информации, чтобы убедить в том, что говорят правду…

– Успокойтесь. Он не сможет добраться до вас. Что бы он ни думал о вашей роли в его судьбе…

– Не в его,-прервал О'Брайена Питер,-а в ее. Он говорил о ней, о ее детях… О'Брайен молчал. И Ченселор догадался, над чем размышляет сейчас агент: у него тоже были жена и дети. Как у Александра Мередита.

– Я попробую все выяснить,-сказал наконец агент.– Бромли остановился в отеле в деловой части города. Я приставил человека наблюдать за ним.

– А ваш человек знает почему? Не может он…

– Конечно нет,-прервал Ченселора Куин.-Ему назвали лишь кличку-Гадюка. В Индианаполисе при досмотре у Бромли было найдено оружие, и этого больше чем достаточно. За ним присмотрят. Спите спокойно.

– О'Брайен?

– Что?

– Скажите мне вот что. Почему выбрали именно его? Почему выбрали этого старого, больного человека? Агент ответил не сразу, а когда ответил, Питер почему-то ощутил тупую боль в животе.

– Старика мудрено заподозрить. На стариков обычно не обращают внимания. А потом, больного, отчаявшегося человека легче навести на мысль об убийстве…

– Поскольку терять ему уже нечего?

– Отчасти по этой причине. Но не беспокойтесь, до вас ему не добраться. Ченселор повесил трубку. Его клонило в сон. Хотелось многое обдумать, однако он был не в состоянии размышлять. Сказывалось напряжение, да и действие таблетки прошло. Питер почувствовал, что Элисон смотрит на него, ждет, когда он ей что– нибудь скажет. Он повернулся, и взгляды их встретились. Ченселор решительно направился к ней, с каждым шагом обретая все большую уверенность. И заговорил он почти спокойно:

– Я приму любые твои условия, только бы мы были вместе. Я не хочу потерять тебя. Но и у меня есть одно условие, на соблюдении которого я настаиваю. Я не позволю тебе терзаться несуществующими тайнами. Думаю, с твоей матерью все-таки случилось что-то, оттого она и потеряла рассудок. Я никогда не слышал, чтобы здоровый человек ни с того ни с сего, без видимого потрясения заболел психически. Я хочу выяснить, что же произошло. Возможно, это будет мучительно, но мне кажется, ты должна знать все. Согласна? Питер задержал дыхание. Элисон кивнула. На ее лице появилась слабая улыбка.

– Возможно, мы оба должны знать все.

– Хорошо,-облегченно вздохнул Питер,-решение принято. Больше на эту тему я не хочу разговаривать, да и не нужно. Между прочим, я не желаю упоминать ни о чем неприятном еще много-много дней. Эдисон, по-прежнему сидя в кресле, бросила взгляд на Питера и спросила:

– А твой роман – вещь неприятная?

– Неприятная. Почему ты спрашиваешь?

– И ты больше не будешь писать? Питер задумался. Странно, однако после того, как он принял решение, побывал в ФБР, рассказал там все, стресс прошел и на душе стало легче. И теперь в нем снова проснулся писатель,