Читать интересную книгу Девушка полночи - Катажина Бонда

– Наоборот, – заверила его Саша. – Я очень рада, что встретилась с вами.

Когда они выходили, директриса провожала их взглядом. Возможно, она даже слышала их разговор, но это не имело значения. Саша подошла и крепко обняла ее.

– Спасибо. И я прошу вас, журналистам ни слова, оперативные действия полиции – это даже более тайные сведения, чем исповедь.

Гормон поприветствовал ксендза Староня «по-медвежьи», толчком плеча. Кожаная куртка скрипнула, когда бандит обнимал его. Остальные заключенные по очереди подходили и пожимали ему руку.

– Дай пять, святой отец, – сказал толстяк, который только что поднялся с генофлектория[32].

Месса уже закончилась, атмосфера стала более расслабленной. Ксендз Старонь был без сутаны, в джинсах, черном гольфе и кожаной куртке. В этом наряде он отслужил укороченную литургию за здравие собравшихся. Снял столу[33], сложил ее в узорчатый футляр, а последний, в свою очередь, сунул в кожаный рюкзак. Остальные, явно постоянные посетители тюремной часовни, говорили тихим шепотом. Их было не больше двадцати человек, но они посетили все мессы, которые отслужил ксендз Старонь в колонии на Курковой на протяжении последних трех лет.

Часовня была маленькая и давно нуждалась в ремонте. Два небольших окна давали мало света. Вместо стекол в них были витражи, сделанные заключенными. Искусно выполненный алтарь из спичек сделал Яцек Череповский, прозванный Черепом. Двадцать пять лет тому назад он убил и съел собственную мать. Через месяц заканчивался срок его заключения, которое он оттрубил в полном объеме. Он ни разу не выходил на побывку и не старался заменить наказание на условное.

Сейчас он подошел и попытался поцеловать священнику руку. Старонь немедленно вырвал руку.

– С Богом, – погладил преступника по бычьей голове. – Когда выйдешь, приди ко мне. Я приму тебя на работу, ремонтировать наш храм на Стогах. Суперусловий не обещаю, но питание и крышу над головой, пока ты не организуешь свою жизнь, гарантирую.

– Пусть Господь благословит тебя, Старичок.

Заключенный поклонился и, покачиваясь, вышел.

Несколько татуированных мужчин все еще стояли в ряд.

Один из них, самый молодой, склонил голову и закрыл глаза. На веках его были наколоты облака. Ксендз подошел и благословил его.

– Молись, – шепнул. – Иисус сильнее злого духа.

Мужчина упал на колени. Старонь поднял его и обнял, как сына.

– Веди нормальную христианскую жизнь. Исповедь, молитва. Общайся с кем-нибудь, кто в этом понимает, – сказал он на прощание. И подытожил: – Увидимся через неделю. С Богом.

Он вышел и столкнулся у порога со здешним священником. Станислав Вашке давно считал Староня соперником. Он не одобрял поведения конкурента, того, что тот был слишком близок с верующими и употреблял нецензурные выражения во время собраний, помогающих вернуться к вере. А то, что ксендз ходил в обычной одежде, да еще и проводил «в штатском» богослужения, вообще считал профанацией. Не было ничего удивительного в том, что альтернативного ксендза здешние зэки любили больше. Тем более что Старонь иногда вел себя хуже их. Он приходил с трехдневной щетиной, а если и в сутане, то в старой, требующей штопки, а иногда и стирки. Он братался с преступниками, ел тюремную еду. Многие видели, как он курил вместе с заключенными. Вашке сожалел, что не поймал его за этим занятием. Был бы повод написать очередную жалобу в курию[34]. К сожалению, до сих пор ему не удавалось пошатнуть позицию Староня. По неизвестным причинам курия стояла за него горой. Максимум, что мог Вашке, – критиковать Староня в разговорах с дирекцией тюрьмы и терпеливо ждать, когда что-нибудь изменится. Ждать он умел. И знал, что Старонь раздражает не только его одного.

– Святой отец… – К Староню подошел один из воспитателей терапевтического отделения. – Не могли бы вы провести ритуал экзорцизма? Заключенный уже неделю не ест, не хочет выходить из камеры. Глаза бегают, на лекарства никакой реакции.

– Может быть, коллега? – Мартин указал на Вашке. – Я очень спешу.

Воспитатель даже не взглянул в том направлении, а наклонился и шепнул:

– Я бы все-таки предпочел, чтобы это сделали вы. Дело деликатное, а у ксендза Вашке полно других обязанностей.

Старонь вздохнул, спросил, который час, и послушно побрел за воспитателем. Они шли по коридору. Священник несколько раз отвечал кивком на приветствия заключенных. Его военные ботинки были подкованы металлом и издавали мощный грохот.

– Господи, благослови! – гаркнул один из заключенных. Он неожиданно высунулся из-за угла, широко улыбаясь. Рябое лицо пересекал наискосок глубокий шрам. Голубые глаза сияли. Он радовался, как ребенок, которому удалась шутка.

– А ты, Пётрек, почему не был на мессе? – Старонь улыбнулся заключенному.

– У меня свидание было, с сыном.

– Подрос?

– Как бык, едва узнал наследника. Но у бабы моей с ним проблемы. Порошки. Кореша. Сами понимаете, трудный возраст. Хорошо, что еще не закрыли. Я в его возрасте уже три ходки засчитал по исправительным.

– Отсутствие авторитета.

– Да каким я ему был примером? Только плохим. Может быть, вы что-то посоветуете? Поможете? Я обещал его матери, что спрошу у вас.

– Сейчас я занят. Попозже к тебе загляну. Подберем для парня подходящее место.

– Пан воспитатель позволит?

– Почему бы не позволить. – Воспитатель кивнул. – Если святой отец найдет время, не вижу препятствий.

– Спасибо, святой отец. – Заключенный наклонил голову. – Хорошая куртка.

Они подошли к камере, в которой находился только один зэк. Он лежал на нарах со сложенными на груди руками, как в гробу.

– Никто не хочет с ним сидеть. Он мечется по камере, вчера устроил огненный фейерверк из дезодоранта.

– Где взял?

– Откуда я знаю. Идет расследование. А сейчас вот то ли впал в кому, то ли опять клоунаду устроил. Мы уже не знаем, что делать.

Старонь знаками показал воспитателю, чтобы тот оставил его наедине с молодым мужчиной, который действительно был похож на труп. Он наклонился над ним. Никакой реакции. Едва заметное дыхание, как в трансе. Священник положил руку ему на голову и начал читать молитву «Отче наш».

– Аминь, – закончил он и перекрестился.

Вдруг глаза заключенного открылись. Радужных оболочек не было видно, белки вращались в бешеном темпе. Старонь взял лежащего за запястье и сосчитал пульс. Потом задрал его рукав, осмотрел шрамы от давних порезов на руке. Надел на шею столу, вынул святую воду, крест и начал молиться. Тело заключенного стали сотрясать судороги. Мартин продолжал молитву. Изо рта одержимого вырывались звуки: «алла», «ла», как будто он интонировал вместе со священником.

Ксендз поднес крест к губам страдальца, но тот резко отвернул голову. Мартин придержал его и силой заставил поцеловать распятие. После чего вышел, оставив заключенного в одиночестве.

Под дверью уже собралась группа работников тюрьмы.

– Симулирует, – объявил ксендз Старонь. – Эта неподвижность – гипноз. Кто-то ввел его в состояние легкого транса. Слабенький номер, но вы попались. – Он засмеялся, видя выражения лиц надсмотрщиков.

Вдруг они услышали из камеры страшный визг. Три человека вбежали туда и с трудом скрутили заключенного.

– Я зарублю тебя, педик! – кричал зэк. – Считай, что тебя уже нет, падла!

– О, здоров как бык, – обрадовался воспитатель. – Можно считать, что сеанс экзорцизма удался, святой отец.

– Согласен. – Старонь кивнул. – Если будет отказываться от еды, под капельницу его.

Ксендз уже направился в сторону камеры Петра, чтобы поговорить о его сыне. В предбаннике он остановился и попросил начальника охраны оказать ему услугу.

– Сегодня я должен быть еще в женском СИЗО. У меня в час дня встреча с временно задержанной Люцией Ланге, но я вижу, что не успею.

– Я позвоню и скажу, чтобы она ждала в часовне, – заверил майор. – Надо только сплавить оттуда всех наших подопечных, а то жизни нам до вечера не дадут, особенно если красивая.

– Спасибо большое.

– Вы всегда можете рассчитывать на нас, святой отец. Если нужно будет в чем-то посодействовать, то знаете, где нас искать. – Воспитатель кивнул ему и отправился выполнять свои обязанности.

Ксендз Старонь напрасно ждал в часовне до половины третьего. Ему передали, что задержанная отказалась от встречи с ним. Воспитатель из уважения к представителю духовенства не стал повторять нецензурные выражения, которыми она воспользовалась, чтобы выразить свое отношение к католической вере и ее служителям.

Прокурор Эдита Зюлковская последний раз перед выходом из дома посмотрелась в зеркало. Ей было жаль, что в суде придется надеть мантию, которая скроет ее последнее приобретение – черный сарафан чуть выше колена от «Макс Мара». Чтобы в него втиснуться, она в течение нескольких месяцев ела только зеленый салат и мандарины. Никакого сливочного или даже растительного масла, сыра. Если белок, то только в виде обезжиренного творога. Мясо – вареная курица без приправ и соли, так как соль задерживает воду в организме. Вкус макарон и хлеба она забыла еще несколько лет назад. У предательских углеводов не было никаких шансов повредить ее безукоризненной фигуре. Драконовская диета прекрасно иллюстрировала отношение Зюлковской к жизни. Машина ее содержалась в идеальной чистоте, даже детям сестры не позволялось касаться бежевой обивки. К ней домой через день приходили из клининговой компании. Зюлковская даже в темноте могла найти любой нужный ей предмет, а пароли, пин-коды и номера дел, которые вела, знала наизусть. У нее был только один недостаток. Она постоянно опаздывала. Несмотря на несколько заведенных будильников, умудрялась проспать и, кроме того, часто путалась в датах и часах назначенных встреч. Однако, с тех пор как после развода она связала свою жизнь с Якобом Венцелем, адвокатом, а в настоящий момент членом правления фонда доверителей SEIF, он следил за тем, чтобы на важных встречах Эдита появлялась пунктуально. Она услышала сигнал входящего СМС-сообщения. «С человеком на Ф. все в порядке?» – прочла она.