Читать интересную книгу Девушка полночи - Катажина Бонда

– Предыдущий адвокат предлагал мне совершенно другое. Он говорил, что я должна признаться и сказать, что это была самозащита. Пожалуйста, поверьте мне. Я этого не делала, – заверила Люция.

– Дорогая моя, меня мало интересует, что ты сделала, а чего нет, – резко прервала ее Пилат. – Меня интересует, что есть в документах. И хочу тебе сказать, что у них на тебя ничего нет. Абсолютный ноль, а может, даже минус. Так что будь готова, скоро выходишь. Подписывай, мне некогда. Моя минута стоит несколько тысяч баксов. И это не шутка. – Она погасила сигарету, а мундштук сунула в портфель.

Люция замерла, посмотрела на бумаги. Адвокатесса прочла ее мысли и решила сделать краткие пояснения, хотя ранее явно не чувствовала такой потребности.

– Это жалоба на необоснованное задержание. – Малгожата Пилат по очереди брала подписанные документы и раскладывала их по пластиковым папкам, а потом собирала в одну общую, с надписью «Люция Ланге, 148». – Здесь групповой иск по поводу публикации твоих фотографий в Интернете. Заявление о смене меры пресечения, с ареста на полицейский надзор. А это доказательство того, что тетя нуждается в тебе, как в единственной кормилице, заявление о начале расследования по делу избиения во время допроса и перевод в другое подразделение на неопределенный срок, а также обвинение в попытке убийства в следственном изоляторе, – перечислила она на одном дыхании. Последний лист она держала в руке чуть дольше. – А это бессрочная доверенность на представление твоих интересов в гражданском или уголовном суде и даже в налоговой инспекции, если возникнет такая необходимость.

– Но меня никто не бил, – заикаясь, произнесла Люция.

– Это не имеет значения.

Адвокатесса пересчитала документы и сунула папку в кожаный портфель. Наполовину выкуренную сигарету она положила на край стола, потом методично застегнула жакет на все пуговицы.

– Надеюсь, что следующая встреча не потребуется. – Она протянула руку на прощание.

– А что мне теперь делать? – спросила растерянная Люция. Малгожата Пилат пожала плечами:

– Отдохни. С этого момента ничего плохого с тобой уже не случится. Ты теперь под моей опекой. Поговорим, когда будешь на нейтральной территории. – Она улыбнулась и фамильярно обратилась к надзирательнице: – Пани Мариолка, еще три минуты, и мы заканчиваем.

Люция взглянула на начальницу охраны, покачала головой и снизила голос до шепота:

– А что мне сейчас им говорить? Что теперь будет?

– Ни с кем не разговаривай. – Адвокат потрепала ее по щеке. – Никому ни слова, даже о погоде. Усекла? Слово – серебро, молчание – золото. Во всяком случае, так говорила моя бабушка, и была права. И этого правила будем придерживаться.

Когда она вышла, капитан Мариола Шишко принесла коробку, в которой Люция обнаружила косметику, чистое полотенце, новые кроссовки ее размера, трикотажный спортивный костюм, две пачки сигарет, кофе, несколько видов чая и гигиенические прокладки. Между всем этим торчал конверт с печатью тюремных служб «Цензура». Люция быстро вынула письмо.

«Держись. Бог любит тебя. Тетя Кристина», – прочла она.

Люция прижала письмо к груди и разрыдалась. А потом докурила сигарету адвокатессы. Оказалась с ванильным вкусом. Люция никогда не пробовала ничего более ароматного.

Гданьскому детскому дому имени Януша Корчака совсем не подходило определение «приют». Огромный замок из красного кирпича, к которому вела обсаженная кипарисами аллея, а с тыльной стороны примыкал школьный стадион с новенькими футбольными воротами, с которого открывался прекрасный вид на город.

Молодой охранник в униформе заметил Сашу прежде, чем она вошла в ворота заведения. Он отложил зеленую пластиковую метлу и подошел к стойке. Сняв рабочие рукавицы, вежливо попросил представиться. Саша показала ему удостоверение, он ввел ее данные в компьютер, после чего выдал бейдж с надписью «Гость». На стене за спиной охранника висела портовая табличка: «Не долбить клювом. Капитан корабля». Саша подумала, что в этом заведении фраза звучит как минимум абсурдно.

– Кабинет пани директора номер 123, второй этаж, – объявил он, после чего сразу же сообщил секретарю директора, что к ним идет полиция.

Саша направилась к лестнице, но по пути передумала и воспользовалась стеклянным лифтом. Подъемник бесшумно пополз вверх, Залусская тем временем занялась чтением объявлений о наборе в агентство артистов массовки «Гавлицкий». Большая часть листков с номером телефона была оторвана. Требовались дети шести – тринадцати лет для участия в телесериале. Желающим следовало обращаться в кабинет номер 13. Нужны были в основном мальчики и девочки с короткими волосами. Приветствовалось умение играть на музыкальных инструментах. Лифт остановился, удивленная Саша вышла в коридор и увидела пустой холл, увенчанный чудовищно уродливым бюстом патрона заведения. Скульптор совершил акт страшной мести в отношении автора «Кайтуся-Чародея». Мраморная голова напоминала скорее Ганнибала Лектера, чем благородного и жертвенного общественного деятеля, известного защитника детей.

В указанном кабинете секретаря не было. Ее стол блестел чистотой, как будто там никто никогда не работал. На подоконнике красовались три белые орхидеи в горшках. Саша решительно двинулась в кабинет директора. Она постучала и, не дожидаясь ответа, нажала на ручку. В кабинете она увидела трех плотных женщин, сидящих на полу и дискутирующих над рулоном красной флаговой ткани.

– Подождите, пожалуйста! – крикнула самая стройная из них, весом около ста кило. Судя по огромным ножницам в ее руках, она была здесь главной.

Саша послушно вернулась в приемную секретаря. Она слышала, как женщины шепчутся, споря, сколько метров оставить, пять или шесть. Вскоре директриса вышла, взяла Сашу под руку и отвела в помещение, упрятанное за шкафом, полным разноцветных папок с буквами алфавита на корешках.

– Слушаю вас. – Она указала Саше на стул, а сама включила чайник и принялась мыть кофейные чашки, довольно старые, с вытертой позолотой, но из тонкого фарфора. Лаура наверняка, бегло взглянув на них издалека, сумела бы определить, в какой стране и на какой фабрике они были изготовлены.

Профайлер представилась, но ей показалось, что пани директор слушает ее не очень внимательно.

– У меня уже были журналисты. Речь пойдет о Янеке Вишневском?

– Именно. – Саша старалась скрыть удивление. Неужели она что-то пропустила? Ей казалось, что Буль поделился с ней этой информацией конфиденциально. Она опять шла по чьим-то следам. Если так пойдет и дальше, то она не распутает это дело никогда.

– Вряд ли я смогу чем-то помочь вам, – сразу сказала директриса. – Я работаю здесь семь лет. Моего предшественника уже нет в живых. Никто не помнит Иглу. Мы расспрашивали всех, а журналисты допросили половину бывших сотрудников. Единственное, что я могу вам показать, – вот эту общую фотографию. Кажется, больше не осталось ничего в память об этом подопечном.

Она принялась открывать выдвижные ящики один за другим, но нужный предмет не находился.

– Ядзя! – крикнула она наконец. – Где тот архивный снимок, который я показывала телевидению? И принеси мне журнал девяносто третьего года, который мы нашли в подвале. – После чего она обратилась к Саше: – Там тоже ничего интересного. Ничем не выделялся, никто и предположить не мог, что он станет известным певцом. – Директриса улыбнулась.

Саша постепенно оправлялась от шока.

– Я впервые вижу такое государственное учреждение. Это точно детский дом?

Директриса с радостью приняла комплимент. Она подвинула в сторону Саши информационный проспект на лощеной бумаге:

– Ремонт был окончен в прошлом году. У нас есть спонсор. Акционерное общество SEIF помогает нам. Мы являемся фондом, организуем сборы средств, имеем собственный бюджет, наши дети снимаются в кино. Кроме того, нам удалось получить немного денег от Евросоюза. Если вы думаете, что Игла дал нам хоть копейку, то ошибаетесь. Он всегда скрывал, что воспитывался здесь. Журналисты открыли его тайну, я сама была крайне удивлена.

Секретарша принесла большой помятый лист фотобумаги, на котором были размещены семьдесят маленьких черно-белых снимков воспитанников. В нескольких местах он был надорван, ясно, что в течение всех этих лет групповое фото не висело за стеклом.

– Когда-то делали такие. Сегодня у нас более трех сотен детей, но мы стараемся, чтобы как можно больше попадало в семьи. Такие огромные учреждения – не самое лучшее место для развития личности.

Саша беспомощно всматривалась в фото детей, которые жили здесь в 1993 году. Изображения не превышали размерами почтовую марку. Несмотря на все старания, Саша не смогла найти Иглу. Директриса заметила это и ткнула в фото пальцем.

– Не похож, правда? – Она улыбнулась.

Саша посмотрела на не слишком красивого брюнета с немодной сегодня стрижкой под пажа.