Ожидание штурма Дома Советов к позднему вечеру достигло своего апогея. По внутреннему радио уже не раз сообщали о предстоящей атаке и необходимости женщинам покинуть здание. Лифты были заблокированы. По периметру Белого дома заняли «оборонительные» позиции «боевые сотни». У людей уже, помимо газовых пистолетов и баллончиков, было немало огнестрельного оружия, в том числе автоматов и пулеметов. Действовали отряды, в состав которых входили люди, имеющие боевой опыт: «афганцы», десантники, милиционеры, работники охранных структур. Были развернуты медпункт и полевая кухня.
— Андрей, отправляйся на Лубянку! Здесь сейчас делать все равно нечего!
Иваненко проговорил это голосом, в котором уже не чувствовалось прежней уверенности и решительности. Видимо, напряжение последних двух суток давало о себе знать. Да и обстановка была такова, что можно было ждать любого исхода событий. Взвинченной толпе, как известно, все нипочем! Потому что она не знает реального положения дел, потому что она сама находится во власти страстей и настроений. А один человек, тем более такой, который знает суть происходящего и владеет информацией о намерениях противостоящих сил, не может предаваться эйфории. Основное чувство, которое охватывает его в этот момент, — ощущение тяжести от неимоверного груза ответственности за находящихся рядом людей, за судьбу близких и, как бы это громко не звучало, за судьбу Отечества, раздираемого противоречиями и стоящего на краю пропасти.
— Ты сам понимаешь, что нельзя ничего исключить. У них, — по-видимому, он имел в виду ГКЧП, — началась агония. Теперь им деваться некуда. Не исключаю, что будет штурм. Ты же видишь — здесь тоже все поставлено на карту. Если… — он замялся, — если они пойдут… Сам понимаешь, будет' море крови!
Иваненко замолчал. Орлов смотрел на его усталое лицо, которое совсем не походило на лицо того энергичного и уверенного в себе Председателя КГБ России, которого он видел последние месяцы. Андрею показалось даже, что Иваненко как-то сразу постарел и согнулся.
— Но… Виктор Валентинович, может, я лучше буду здесь… — не очень настойчиво попытался возразить Орлов. Он и сам понимал, что от его присутствия в Белом доме вряд ли что изменится. Просто ему хотелось хоть как-то поддержать Иваненко, взять на себя хоть малую частичку груза, который он должен будет нести в эту августовскую тревожную ночь.
Иваненко посмотрел на Андрея и едва заметно улыбнулся:
— Я же сказал тебе. Делать здесь тебе нечего. Иди в Комитет. Следите за обстановкой, связывайтесь с органами на местах, объясняйте ситуацию. Андрей, надо сделать все, чтобы избежать кровопролития. Этот ГКЧП развалиться через несколько дней! Но сейчас надо выдержать! Если будут столкновения… я не берусь судить, как дальше все пойдет! Иди, не теряй время! — Он встал и подал Орлову руку, потом притянул его к себе, слегка обнял, прикоснувшись щекой с выросшей щетиной и, уже довольно решительно отстранив, пошел к столу.
— Держитесь здесь, Виктор Валентинович! Если что… — напоследок сказал Орлов, но Иваненко, похоже, его уже не слышал. Он не смотрел в сторону своего помощника, а набирал номер какого-то телефона и был уже весь там — в делах и хлопотах по организации обороны Дома Советов, штурм которого ожидался с минуты на минуту. Был уже двенадцатый час ночи, а Орлову следовало еще добраться до здания КГБ на площади Дзержинского.
20 августа 1991 года, вечер. Москва. Краснопресненская набережная. Вокруг Дома Советов РСФСР
С одиннадцати вечера в Москве уже действовал комендантский час, о чем было объявлено командующим Московским военным округом в телевизионной программе «Время». Но Орлов знал также и о том, что назначенный Ельциным министром обороны генерал-полковник Кобец тут же своим приказом отменил это решение. Как станут действовать военные и милиция, получившие взаимоисключающие указания, одному Богу было известно. Но передвигаться по ночной Москве при этих обстоятельствах было определенно небезопасно. Впрочем, улицы столицы были полны возбужденных людей, которые даже и не собирались следовать предписаниям властей.
В этот раз Орлову удалось довольно легко преодолеть кордоны, окружающие Дом Советов. Баррикады из перевернутых грузовиков, металлических труб и оград, ящиков, досок, бетонных блоков, кирпичей и бог знает еще чего, имели специально сделанные проходы, их бдительно охраняли «защитники Белого дома» — милиционеры, военнослужащие и «ополченцы». Они строго следили за теми, кто приближался к баррикадам, и только убедившись, что это не «лазутчики» из КГБ, пропускали их внутрь, чтобы те могли влиться в отряды «гвардии Белого дома» и пополнить одну из «сотен». Трудно сказать, чем руководствовались «баррикадники», скорее всего, как у нас водится, «революционным самосознанием». Во всяком случае людей, выходящих за пределы «линии обороны», не проверяли и давали им возможность выбраться, поскольку указания об эвакуации уже звучали неоднократно из уст российских руководителей.
В темноте около подъезда близ стоящего дома Орлов заметил, как двое мужиков раздавали всем желающим бутылки с водкой. Перед ними на тротуаре стояло несколько ящиков, наверное специально доставленных сюда машиной. Время от времени они зазывали проходящих мимо людей:
— Ребята! Примите для сугреву, а то, не дай бог, заболеете!
Вокруг них толпилась молодежь, одобрительными возгласами приветствуя возможность получить дармовую выпивку. Крутились здесь и уже изрядно накачавшиеся завзятые алкоголики. Они пытались получить добавочную порцию спиртного, но мужики отгоняли их:
— Пошли отсюда на… Дайте людям согреться!
Все это было очень странным — на глазах у всех в самом центре Москвы какие-то типы буквально спаивали людей и никто им в этом не мешал.
Моросил мелкий дождь. Повсюду жгли костры, как будто это был не самый центр Москвы, а пустырь около подмосковной деревни или лесная поляна вблизи дачного поселка. Фигуры, мерцающие в отблесках пламени, воскрешали в памяти увиденные когда-то в кинофильмах образы времен Октябрьской революции и Гражданской войны. И опять Андрею показалась неуместной возникшая в его сознании аналогия. Тогда, десятки лет назад, все было настоящее, сейчас же все казалось бутафорским, придуманным, уродливо-гротескным. Впрочем, опасность была настоящей, и в этом Орлов смог убедиться в ближайшие часы.
Преодолев многочисленные кордоны в районе Большого Девятинского переулка, он вышел на Садовое кольцо прямо рядом с американским посольством. Было уже около двенадцати ночи, но людей на улице не убавилось и, хотя здесь уже не было баррикад и костров, обстановка казалась тоже накаленной. Повсюду стояли кучки молодых людей, обсуждавших происходящее. Машин не было видно, и люди чувствовали себя на проезжей части совершенно свободно — ходили туда-сюда, стояли у парапета подземного туннеля, проходящего под Калининским проспектом, рядом с которым была возведена большая баррикада из металлолома, перекрывающая доступ на сам проспект.
Вдруг со стороны Маяковки послышался характерный гул, затем различимо стало скрежетание гусениц и рев моторов. Стало ясно, что в сторону площади Восстания движется тяжелая военная техника.
— Танки! — раздался чей-то истошный крик.
— Сволочи! Идут на штурм Белого дома! — громко проговорил кто-то басом. Толпа на тротуаре зашевелилась. Часть людей бросилась в сторону переулка, наверное, желая предупредить «защитников», некоторые, влекомые любопытством, заспешили навстречу колонне. Орлов помедлил немного, пытаясь увидеть в изгибе Садового кольца очертания танков, затем тоже двинулся по тротуару в сторону краснопресненской высотки. Проходя мимо американского посольства, он обратил внимание на усиленную охрану, выставленную у каждого подъезда и арки въездных ворот, на погашенные окна громадного здания, на странные фигуры около палисадника, топчущиеся вокруг какого-то человека.
Андрей еще не успел дойти до Дома-музея Шаляпина, который располагался в небольшом особнячке рядом с посольством, как увидел движение техники. В свете фонарей мелькнули какие-то тени, затем появились боевые машины пехоты с зажженными фарами. Он с удивлением не обнаружил ни впереди, ни сбоку от передней БМП[124] никакого сопровождения, которое бывает обязательным в случае передвижения войск: ни машины ГАИ или военной автоинспекции, ни на худой конец просто какого-нибудь милицейского автомобиля. По самому центру ночной столицы, охваченной безумством противостояния, совершенно самостоятельно, без всякого прикрытия, двигалась колонна гусеничных машин, как будто это происходило на проселочной дороге рядом с военным полигоном.
В сторону вереницы выползающих на площадь Восстания БМП потянулись люди. Некоторые буквально бежали, стараясь, видно, успеть к началу страшного спектакля под названием: «Они не пройдут!». Со всех сторон стали раздаваться проклятья в адрес военных: