федеральном административном следственном изоляторе Бруклина как «бесчеловечные» и «средневековые». В этом учреждении содержались все, от боевиков «Аль-Каиды» [20] до наемных убийц мафии. Одиннадцати здешним надзирателям предъявили обвинение в жестоком обращении: они так яростно избивали заключенных, что позже на полу камер находили окровавленные ошметки скальпов. Кэмерон Линдсей, бывший надзиратель в следственном изоляторе Бруклина, позже описал тюрьму как «одно из самых, если не самое проблемное учреждение в управлении тюрьмами». Адвокаты Лава заявили, что молодому человеку с синдромом Аспергера просто не выжить в таком месте.
Именно в этот изолятор поместили Стивена в конце 2008 года. Вместе с примерно дюжиной других заключенных в наручниках и кандалах его вывели из камеры предварительного заключения в тюрьме округа Страффорд, посадили в специализированный автобус и отвезли за двести двадцать километров на юг, в Нью-Йорк. Конвоиры с дробовиками на коленях сидели лицом к заключенным на протяжении всего путешествия, молчаливые и бесстрастные. Когда автобус въехал в город, начал падать снег. Федеральный административный следственный изолятор Бруклина – это прочное, практичное многоэтажное здание, втиснутое между скоростной автомагистралью и коммерческими грузовыми доками. Стивен выглянул из холодного автобуса и поежился. Тюрьма, казалось, росла прямо из земли, как некое огромное магматическое образование. Стивен не знал, хватит ли у него сил выдержать еще какое-то время в одиночном заключении. Он вспомнил умирающего отца, с отчаянием во взгляде умолявшего забрать его из крохотной палаты в хосписе. Теперь ему стали понятны эти чувства.
Стивен прошел процедуру оформления. Ему выдали мешковатую коричневую тюремную робу, отвели в маленькую комнату, где два равнодушных сотрудника тюрьмы задавали вопросы и отмечали галочками ответы в списке. Стивена спросили, испытывал ли он когда-нибудь склонность к самоубийству. «Определенно нет», – решительно ответил он. Пытался ли он когда-нибудь сбежать из тюрьмы? Стивен покачал головой. Один из проводивших опрос посмотрел на лежащие перед ним документы, нахмурился, а затем, казалось, впервые внимательно взглянул на Стивена.
– Здесь говорится, что вы пытались сбежать от маршалов США после ареста, – осторожно начал он.
Стивен вздохнул и принялся объяснять, что это было простое недоразумение. И кроме того, ему никогда не выдвигали официальных обвинений в попытке побега. Тюремные сотрудники сделали несколько финальных пометок, а затем Стивена увели с группой других новых заключенных. Один из них намеренно врезался в Стивена, когда они входили в большой служебный лифт, а затем сердито посмотрел на него и потребовал, чтобы Стивен смотрел, куда идет. Стивен не знал, что ответить. Он просто открыл рот и несколько раз моргнул.
Оглядываясь по сторонам, пока его и других заключенных вели по коридорам к следующим лифтам, Стивен пытался проанализировать обстановку. Было необычайно холодно. Воздух отвратительно пах, был спертым и казался каким-то жирным. Вскоре Стивен обнаружил, что в изоляторе вообще нет пространства для прогулок, только похожие на клетки помещения с металлическими решетками, чтобы обеспечить хоть какое-то движение воздуха. Заключенным не предлагалось почти никаких развлечений и ничего, что можно было бы отнести к разряду отдыха. Пока Стивена вели все выше и выше, все выше и выше, у него сложилось впечатление, будто он находится внутри огромного склада людей. Ряды камер укладывались друг на друга этаж за этажом. Стивен уже достаточно повидал тюрем, чтобы понять, что испытывают здесь заключенные. Скуку. Негодование. Гнев. Неистовство.
Но, к его удивлению и безмолвной эйфории, Стивена не отправили в камеру-одиночку, как он ожидал. Вместо этого его затолкали в камеру, в которой находились двухъярусная койка и маленький, опрятного вида белый мужчина средних лет в очках. Мужчина приветствовал нового соседа улыбкой и, как только узнал, что тот – британец, принялся засыпать его обычными вопросами, на которые Стивен, замерзший и усталый, рассеянно отвечал, пока застилал верхнюю койку, чтобы лечь на нее. Его сокамерник беззаботно объяснил, что прибыл сюда несколькими днями ранее и отбывает срок за несанкционированное хранение биохимических соединений. А за что посадили Стивена? Лежа на спине с закрытыми глазами, Стивен рассказал, что ограбил несколько банков в Великобритании. Маленький опрятный человечек на нижней койке усмехнулся и покачал головой:
– Тогда что ты здесь делаешь?
Стивен зевнул.
– Это долгая история, – сказал он, уже погружаясь в забытье сна.
Он проснулся от холода. Через узкое окно камеры было видно, как мелкие снежинки проносятся мимо на ветру, легко танцуя над скоростной автомагистралью и аккуратными прямоугольными жилыми кварталами Бруклина. Его сокамерник объяснил, что они пока находятся в изоляторе временного содержания. После оформления и медицинского обследования их переведут. Многие из примерно двух тысяч заключенных в следственном изоляторе Бруклина ожидали суда или вынесения приговора, и отчасти поэтому тут царила атмосфера напряженности и страха.
Несколько дней спустя Стивена забрали из изолятора временного содержания, провели обратно в служебный лифт и поместили в общий блок, расположенный этажом выше. Там было тесное помещение общественного пользования, где мужчины сидели за привинченными к полу круглыми столами. Большинство из них, как показалось Стивену, были крупными и татуированными. Только один худой и лысый заключенный с бледным и осунувшимся лицом повернулся, чтобы улыбнуться Стивену. При этом он оскалил зубы, которые, как увидел Стивен, были заточены, словно острые пики. Лишь после того, как его поместили в новую камеру, Стивен услышал, как в том помещении возобновился негромкий разговор.
Когда охранники прокричали «По местам!» и заключенные разошлись по своим камерам на ночь, Стивен обнаружил, что в сокамерники ему теперь достался болезненно тучный афроамериканец. Татуированный и бритоголовый, он, казалось, постоянно страдал от одышки. У него не было физической возможности занять верхнюю койку, поэтому Стивен забрался наверх, натянул на себя тонкую простыню и попытался заснуть. Но очень быстро стало ясно, что это вряд ли ему удастся. Каждый раз, когда сокамерник ворочался с боку на бок на нижней койке, казалось, что вся рама кровати дрожит. В течение пяти минут Стивен метался на постели, не зная, сказать ли что-нибудь гиганту. Затем на какое-то время воцарились тишина и покой. Стивен начал засыпать, но тут же вздрогнул от шума: низкого грохота, за которым последовало долгое, пронзительное шипение. Шум повторился. С нарастающим ужасом Стивен понял, что это. Храп. Самый громкий храп, который он когда-либо слышал. Когда утром двери камер с жужжанием открылись, Стивен потащился в место общественного пользования, опустошенный и измученный.
Он попросил охранника перевести его в другую камеру. Тот обратил его внимание на большую табличку, гласящую, что переводы из камеры в камеру невозможны ни по каким причинам, так что не стоит и спрашивать. Позже, когда Стивен сидел за круглым металлическим столом, пытаясь читать книгу Стивена