Никогда Цезарь не колебался сильнее, чем в следующие пять или шесть дней.[545] Известие о введении в Риме 7 января военного положения и о бегстве трибунов положило конец его колебаниям. Он разом, вероятно, утром 10 января, решился на крайнюю меру: захватить неожиданно Аримин, первый италийский город по ту сторону Рубикона; двинуться из Аримина на захват других важных городов; показать этим смелым ударом сенату и Помпею, что он не испугался междоусобной войны и что, если придется вести смертельную борьбу, он будет отчаянно защищаться. Затем он снова готов был вступить в переговоры со своими врагами, которых страх (если не благоразумие) сделал бы, быть может, более миролюбивыми. Тотчас же он принялся действовать со своей обычной быстротой. Он посвятил в свой замысел нескольких друзей и офицеров, которые были с ним и должны были его сопровождать (в их числе был Азиний Поллион), и принял все нужные предосторожности, чтобы слух о его замысле не дошел до Аримина. Каждый из них при наступлении ночи вышел из города по разным дорогам. Они должны были сойтись ночью возле шести когорт, которым Цезарь заранее приказал выступить под начальством Гортензия. С ними на заре надо было захватить Аримин; накануне же Цезарь должен был вести себя так, чтобы отвлечь внимание публики. Действительно, весь день его видели в Равенне; он ходил в бани, присутствовал на публичном спектакле, рассматривал планы гладиаторской школы. Вечером он даже дал большой обед, на котором держался с полным спокойствием. И все-таки его попытка была очень опасна. Если бы его намерения стали известны и если бы Аримин запер свои ворота, то он не мог бы взять его с 1500 человек; нарушение же границы Италии без всякого результата было бы окончательным шагом к гражданской войне. Посреди пира он сказал, что внезапно призываемый службой вынужден покинуть на некоторое время своих гостей. Он сел в наемную повозку и выехал из Равенны по дороге, противоположной дороге в Аримин; отъехав на небольшое расстояние, он переменил путь, присоединился к своим когортам и друзьям, приказал разбудить солдат и отдал распоряжение двинуться в путь с одними мечами. Когда утром 11 января жители Аримина проснулись, Цезарь с 1500 легионеров уже был в городе.[546]
Новые усилия сохранить мир
Найдя в Аримине Антония, сбежавшего из Рима, он показал своим солдатам их прежнего генерала, который, будучи трибуном, лицом неприкосновенным, вынужден был для бегства переодеться в одежду раба. Он произнес убедительную речь, обещая им щедрую награду и утверждая, что хочет защитить народную свободу и уничтожить тиранию партий. Эта речь имела большой успех. Возбужденные легионарии с энтузиазмом поклялись ему в верности.[547] Тогда Цезарь послал Антония за пятью другими когортами, находившимися на Эмилиевой дороге, вероятно, возле Форума Попилия (совр. Forlimpopoli),[548] и приказал ему перейти через Апеннины и взять Арреций. Потом со своими пятью когортами он в следующие дни занял важнейшие приморские города: Пизавр (совр. Pesaro), Фан (совр. Fano) и Анкону.[549] Так как он имел с собой только три тысячи солдат, то, действуя таким образом, не мог иметь намерения начинать войну.[550] Он хотел лишь взять залог, позволявший ему вести переговоры о мире в лучшем положении, и доказать своим врагам, что ответит насилием на насилие, если его вызывают на то. И действительно, когда Росций и Луций Цезарь около 19 января[551] нашли его в одном из захваченных им приморских городов Адриатики, он предложил им следующие условия. Помпей должен отправиться в Испанию; все войска, набранные в Италии, должны быть распущены; комиции в Риме пусть произойдут в отсутствие армии, а что касается его самого, то он откажется от своей провинции и явится в Рим лично домогаться консульства.[552]
Паника в Риме
Но с Цезарем произошло то, что так часто происходит, когда два врага стараются взаимно запугать друг друга: он не достиг своей цели не потому, что ему не удалось устрашить противника, но потому, что внушил ему слишком большой страх. Когда 14-го, 15-го и 16 января в Рим прибыли известия о последовательных захватах местностей вдоль берега Адриатического моря, когда узнали, что после Аримина были взяты Пизавр и Фан, что испуганный Либон покинул Этрурию и поспешно отступил к Риму;[553] политический мир Рима охватила такая паника, что Помпей не мог остановить ее. Цезарь, конечно, не думал с такими малыми силами ввергнуть в столь сильный страх своих врагов. Все были убеждены, что Цезарь готовит нападение на Рим, что он уже в дороге со своей галльской конницей и жаждущими добычи легионами, что он не замедлит прийти,[554] что Рим, так же как и Италия, находится в его власти, ибо Помпей с двумя ненадежными легионами Цезаря не в состоянии будет противиться такому бешеному движению. С утра до вечера испуганные сенаторы и магистраты сбегались к жилищу Помпея узнавать новости, жаловаться, просить советов или давать их. Смятение было так велико, что вольноотпущенники и рабы не могли более охранять двери; все входили и изливали перед Помпеем свое беспокойство, свой страх, свое раздражение. В его присутствии происходили ужасные сцены. Большинство сенаторов, принявших войну против их воли, выступали теперь против консервативного меньшинства и особенно против Помпея. Они обвиняли его в непредусмотрительности и поспешности. Они сожалели, что не приняли предложений Цезаря.[555] Иные обращались к Помпею с оскорбительными словами.[556]
Уныние и раздражение Помпея
Этот всеобщий испуг расстроил согласие консулов, вождей консервативной партии и всех тех, кто был ответствен за разрыв. Приготовления, которые наспех начали делать 12 января,[557] были прерваны. Сенат не созывался ни 14-го, ни 15-го, ни 16 января, так как консулы боялись, что испуганные сенаторы предложат безусловную сдачу. Вожди консервативной котерии вступали в соглашения, но не могли прийти ни к какому заключению.[558] Захваченный врасплох столькими неожиданными событиями, ослабевший от болезни и не обладавший быстротой реакции Цезаря, Помпей не мог ориентироваться посреди стольких противоречивых известий и желаний. Он не знал даже, какими военными силами располагал Цезарь,[559] и потерял три дня в переговорах с консулами и знатными людьми Рима, не принимая никакого решения. Он сознавал, что должен скорее выйти из Рима, принять командование над уже собранными войсками, ускорить набор, организовать защиту, и, как и все, думал, что Цезарь сейчас же перейдет в наступление. Но как оставить в Риме государственные дела в руках такого пугливого сената, который Цезарю так легко было устрашить? Достаточно было бы одного проявления паники в его отсутствие, чтобы сенат отверг его, и тогда его положение становилось в высшей степени затруднительным. Ему нужно было увести с собой из Рима сенат и магистратов, увлечь за собой также все правительство, чтобы избавить его от влияния Цезаря и его угроз. Это было очень трудным и сложным делом; и в эти три дня Помпей не осмелился предложить его и добиться его утверждения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});