Читать интересную книгу Книгоедство. Выбранные места из книжной истории всех времен, планет и народов - Александр Етоев

В Мее много чего можно найти. Главное — не лениться искать. И не думать, что вы тратите время даром. Время, потраченное на поэзию, — приобретение, а не трата.

2.

Любители музыки и, возможно, кроссвордов знают Мея по операм Римского-Корсакова «Царская невеста» и «Псковитянка», в основу которых положены его драмы в стихах. Простой же читатель, пожалуй, не знает об этом поэте практически ничего. А зря.

Я бы назвал поэта Мея экзотиком, или даже историком, — слишком много в его стихах и поэмах мотивов исторически-экзотических.

Вот кусочек из его поэмы «Колумб»:

Где цветущий Гванагани,Красоты чудесной полн,На далеком океанеПодымается из волн;Где ведет свой круг экватор;Где в зеленых камышахШевелится аллигатор…Там дикарь с головоломомИ копьем из тростникаГонит робкого зверька…

А вот отрывок из «Графини Монтэваль»:

Стала зима… зашумели дожди… в Ардиэрской долинеМутный поток по наклонному руслу змеей извивался…Встал он… фонарь снял со ржавого гвоздика… «Ждите! — промолвил. —Буду я скоро…» И вышел… Ненастье и было ненастьем…

Это стихотворение, как и много других, снабжено исторической справкой: «Рассказ заимствован из старой французской хроники…» и так далее. За этим невыразительным «и так далее» скрывается пространный меевский пересказ соответствующих исторических фактов, положенных в основу стихотворения. Вообще пристрастие к историческим комментариям прослеживается у Мея четко. Особенно густо ими оснащены стихи на древнерусские темы: «Песня про боярина Евпатия Коловрата», «Песня про княгиню Ульяну Андреевну Вяземскую», «Отчего перевелись витязи на святой Руси».

Есть у Мея мотивы библейские, есть античные. Есть стихи про канарейку, про зяблика, про попугая. Вот начало того, что про попугая:

Дворовые зовут его Арашкой…Ученые назвали бы ара;Граф не зовет никак, а дачники милашкойИ попенькой… Бывало, я с утра…

Только сейчас заметил, как много в его стихах многоточий. Не знаю, существует ли в русской речи слово «многоточивый», но если не существует, следует его в речь ввести. И именно это определение будет полностью применимо к Мею.

«Менделеев в жизни» А. Менделеевой

Дмитрий Иванович Менделеев известен в первую очередь тем, что придумал сорокаградусный напиток под названием «водка». То есть именно он нашел ту единственную во вселенной пропорцию, отличающую водку от «Портвейна розового», с одной стороны, и от «Рябины на коньяке», с другой. Еще он известен периодической системой элементов, которая так и называется — «Периодическая система Менделеева». Но первое, конечно, много важнее второго, потому что без первого во втором просто не разберешься.

Книга принадлежит перу вдовы Дмитрия Ивановича Анны Ивановны и написана по горячим следам смерти ученого-химика. Об ученых занятиях покойного мужа в книге тоже есть малочисленные страницы, но в основном она посвящена тому общему культурному фону, на котором протекала их совместная жизнь. Фон же был действительно интересный. Поэт Александр Блок, чье имение Шахматово располагалось, как известно, бок о бок с имением Менделеевых, а дочка Дмитрия Ивановича Любовь Дмитриевна состояла со знаменитым поэтом в супружеской связи. Писатели, поэты, художники, актеры, актрисы.

Но больше всего мне нравятся в книге всякие, казалось бы, мелочи, но те мелочи, без которых жизнь великих людей превращается в сплошной монумент, изготовленный из цельного куска мрамора без единой трещинки и морщинки. Например, что Менделеев ел на обед. А ел, оказывается, Дмитрий Иванович мало и не требовал никакого разнообразия в пище. «Бульон, уха, рыба. Третьего, сладкого, почти никогда не ел. Иногда он придумывал что-нибудь свое: отварной рис с красным вином, ячневую кашу, поджаренные лепешки из риса и геркулеса». Но самое удивительное другое. Водку-то он изобрел, а сам при этом пил исключительно вино, причем тоже мало — стаканчик красного кавказского или бордо. Любимое же занятие Дмитрия Ивановича после обеда — чтобы ему читали вслух романы про индейцев, Рокамболя, Жюль Верна. Словом, если отбросить водку и периодическую систему, — такой же человек, как и мы.

О водке же в воспоминаниях Анны Ивановны, увы, ни полслова. Все Жомини да Жомини, как говаривал наш несравненный Денис Давыдов.

Мережковский Д.

Мережковский был конкурентом Бунина в 1933 году по Нобелевскому лауреатству. Премию дали Бунину. Не очень повезло Мережковскому и с популярностью у потомков, то есть у нас сегодняшних. Среди современников он был знаменит более. Пара Гиппиус―Мережковский представляется мне неким литературным гермафродитом, я почему-то никак не могу представить Гиппиус отдельно от своего мужа, а Мережковского отдельно от Гиппиус.

На самом деле все, конечно, было не так. Не Мережковский был при Гиппиус, а она — при нем.

Вот как конструирует Андрей Белый отношения Мережковского с посетителями:

С ароматной сигарой в руке поднялся Д. С. Мережковский и недоумевающим, холодным взором посмотрел на посетителя… «Что, собственно, вам угодно? Вот я сейчас…» И быстрыми шагами уходит в комнату, где теплится камин. «Зина, ко мне пришел какой-то человек. Поговори с ним. Я с ним говорить не могу».

Далее Зинаида Николаевна искушает посетителя полетами философской мысли, выясняя тем самым, достоин ли человек общения с автором «Толстого и Достоевского» и «Христа и Антихриста» Если достоин, то его пригласят еще раз и еще.

Зинаида Гиппиус была ангелом-хранителем Мережковского. Она была с ним везде и всегда. В Петербурге на Литейном, где создавался «Петр и Алексей». В Париже, близ Etoile, где он обдумывал своего «Павла I». В эмиграции, снова в Париже, в дни преднобелевских и посленобелевских мучений, когда опять его обманула слава. Гиппиус воспела его славу посмертно, пережив мужа на несколько лет и оставив о нем богатые мемуары.

Перечитывая Мережковского сейчас, когда литературные бури былых времен помнятся нам только по мемуарам и сочинениям критиков, понимаешь, что вечность, о которой он писал в своих книгах и ради которой жил, много важнее сиюминутности, не рождающей ничего, кроме скуки и ощущения пустоты жизни.

«Мертвые души» Н. Гоголя

«Мертвые души» не потому так испугали Россию и произвели такой шум внутри ее, чтобы они раскрыли какие-нибудь ее раны или внутренние болезни, и не потому также, чтобы представили потрясающие картины торжествующего зла и страждущей невинности. Ничуть не бывало. Герои мои вовсе не злодеи; прибавь я только одну добрую черту любому из них, читатель помирился бы с ними всеми. Но пошлость всего вместе испугала читателей.

Этот отрывок взят из «Четырех писем разным лицам по поводу „Мертвых душ“», включенных писателем в «Выбранные места из переписки с друзьями».

Сам Гоголь главным своим талантом, главным свои существом как писателя признавал именно это свойство — умение «выставлять так ярко пошлость жизни… очертить в такой силе пошлость пошлого человека, чтобы вся та мелочь, которая ускользает от глаз, мелькнула бы крупно в глаза всем».

Достаточно известна история гоголевских мытарств, связанных с изданием его главной книги, нервных срывов, ходатайств М. Ю. Виельгорского, который через своих друзей вышел на министра просвещения графа Уварова, одобрившего печатание книги.

В результате книга вышла почти в том виде, в каком была задумана автором. Переделать пришлось лишь «Повесть о капитане Копейкине», не пропущенную цензурой, и поменять название на «Приключения Чичикова, или Мертвые души» вместо авторских «Мертвых душ». Позже время все расставило по своим местам, цензурные купюры вернули, название поменяли обратно, Гоголю поставили памятники, а в Петербурге на Вознесенском, угол Римского-Корсакова, увековечен его знаменитый «Нос».

А еще в северной столице нашей великой родины учреждена литературная премия, названная в честь писателя «Гоголевской». Номинации этой премии разные и названы по гоголевским шедеврам: за лучшую разработку петербургской темы в литературе — премия «Невский проспект»; за лучший фантастический сюжет — премия «Вий»; за лучшую прозу — премия «Нос» (забавно, что в 2006 году эту премию вручили Сергею Носову), и так далее. Долго думали — за какое направление в литературе давать премию «Мертвые души», но так и не додумались, за какое. Поэтому премию под таким названием решили в список вообще не ставить.

«Месяц Аркашон» А. Тургенева

Книга о странном событии в жизни человека, профессия которого — обыгрывать в танцах сцены из кинофильмов. Работа неблагодарная, хоть и творческая, заработок зависит от случая — от щедрости случайных прохожих, в основном — туристов. Рабочее место героя — улицы европейских городов. Сам он русский, провинциал, часто думающий о своей оставленной родине, но не желающий туда возвращаться. В исходной точке романа, с которой начинается действие (Париж, Франция), герой практически сидит на мели. Временная подружка Алька, мотающаяся по Европе автостопом москвичка, в которую он почти влюблен, уезжает к какому-то немцу в Кельн. Все вроде бы у героя плохо, но тут — о богиня любви Венера! — ему подворачивается работа, от которой только скопец откажется. Дело в том, что по совместительству наш герой работает жиголо. И одна из его богатых прошлогодних клиенток делает повторное предложение. Он соглашается и выезжает в маленький городок Аркашон во Французской Ривьере. Единственное, что смущает героя — некоторые условия контракта. А именно: наш герой должен в точности — до последней мелочи, вроде жестов и манеры прикуривать, — соответствовать покойному мужу богатой дамы. Это настораживает. Это наводит героя на разные нехорошие мысли. Словом — возникает интрига.