Кто и почему на них напал, она не знает.
Артемий Николаевич прочитав донесение, к своему удивлению не нашел на нем ни какой пометки или автографа начальственного лица. Было такое впечатление, что данная бумага попала в сюда минуя любые чиновничьи столы. Разбирая год назад уездный архив, он не обратил на данный факт никакого внимания. И неудивительно. Год назад нынешней системы делопроизводства еще не существовало. Собственно и это донесение покоилось в архиве с десятком таких же разрозненных документов по которым нельзя было понять, какие действия были произведены по той или иной бумаге. Но с появлением донесения Харина и упомянутой в нем знахарки Феодоры Новых, позволяли объединить эти два документа.
Молодому человеку, успевшему уже немного подустать от однообразия его деятельности, страстно захотелось узнать, чем закончилось расследование этого страшного преступления, которое по каким-то причинам, не оставило внятных следов в уездном полицейском архиве.
Дело в том, что Артемий Николаевич прочитал неделю назад пару книг господина Габорио и был впечатлен талантами сыщика Лекока. Сейчас же он захотел попробовать методы француза применительно к местной действительности. Он не был уроженцем Тюмени, приехал сюда по окончанию Казанского университета чуть более года назад и ничего не знал об этой истории, которая наверняка наделала много шума в свое время. Вечером попытался расспросить свою квартирную хозяйку об этом происшествии. Но пятидесяти четырехлетняя вдова мало что помнила о событиях одиннадцатилетней давности и ничего нового поведать Артемию Николаевичу не смогла. Немного поразмышляв, он решил обратиться к первоисточнику, а именно к бывшему старшему городовому, а ныне уряднику Евтюхову, с которым встречался несколько раз по долгу службы.
Евтюхова он подкараулил, когда тот после обхода вверенной территории, направлялся домой на обед. Артемий Николаевич, следуя методе книжного сыщика, вежливо подкатил к уряднику с предложением отобедать в ближайшем трактире и под рюмочку чая поговорить. Евтюхов, без всякого пиетета оглядев Гурьева, усмехнулся в роскошные усы и согласился.
В трактире, похлебав вкуснейшей стерляжьей ухи и выпив по рюмке чистейшей водочки, Артемий Николаевич спросил, урядника которого и уха и особенно водка настроила на благодушный лад:
— Степан Ильич я вчера в архиве обнаружил вашу докладную записку одиннадцатилетней давности о нападении на дом мещанки Зелениной Христины. Самое странное, что кроме вашего донесения об осмотре места происшествия никаких других документов об этом преступлении в архиве не нашлось. Мне стало любопытно и я решил с вами поговорить.
Евтюхов после этих слов несколько посмурнел, задумчиво покрутил усы, налил из графинчика полную рюмку водки, выпил и, закусив холодцом с хреном, посмотрел на ждущего ответа, Гурьева.
— Вы, Артемий Николаевич, никак сочинения господина Крестовского начитались? — Насмешливо спросил он.
Не ожидавший такого вопроса от полицейского урядника, Артемий Николаевич несколько растерялся, но, взяв себя в руки, ответил:
— Вовсе нет, Степан Ильич. Господин Крестовский пишет, конечно, занятно, но мне как-то не пошло.
— Ну тогда — Габорио. Да вы так не смущайтесь Артемий Николаевич. Я и сам, грешным делом, с удовольствием почитываю его книжки. Но должен Вам заметить, что совершаемые у нас преступления совсем не похожи на парижские. У нас все это происходит гораздо проще, я бы сказал сермяжнее.
— Но как же тогда это дело?
— Да вам-то что до этого давнишнего дела. Нет там никакой особой тайны. Все разъяснилось, как только удалось опросить саму Христину Павловну Зеленину. Оказалось, что два иностранца, не-то французы, не то итальянцы пытались выкупить у нее какую-то ценную старинную шкатулку, и когда она им отказала, то сговорились с «Корявым» и «Шилом» ограбить несговорчивую женщину. Видимо варнаков поманили большим кушем, раз те согласились на грабеж, но думаю, их потом просто пристрелили бы, чтобы было на кого повесить преступление. Игнат Первушин им помешал.
— Но кто же их всех перебил? Вы же не смогли определить причины смерти каждого из них.
— Доктор смог. Штайнер Иван Францевич и определил.
— И от чего же они все умерли?
— А кто отчего. Игната Первушина Гунявин спицей заколол, потому и видимых следов не было. Гунявина за эту спицу «Шилом» и прозвали. «Корявого», похоже, Первушин достал батогом, он хоть и стар был, но хватки солдатской не потерял. «Шило» умер от сердечного приступа. Сердце у него вишь не выдержало. Одного иностранца удар хватил, этот как его, апоплексический. Трезвый и не выговоришь. Второй от удушья умер, спазм горла у него случился.
— Но так не бывает.
— Не бывает. Но так и было. Христина Павловна их упокоила. Она сама об этом сказала.
— И что ей поверили?
— А как ей не поверить? Очень серьезная женщина была Христина Павловна. Называла себя ведуньей. Много кого от смерти спасла, детей особенно. Доктор Иван Францевич Штайнер сильно ее уважал. Кого сам не мог излечить, к ней посылал, но она не всякого исцелить бралась.
— Что так? Денег у болящих было мало?
— Да не просила она никаких денег, сами давали, но не в руки, специальный столик стоял в прихожей туда и клали, кто сколько. Она, похоже, эти деньги на сиротские приюты отдавала. Детей исцеляла бесплатно, наоборот даже сама беднякам деньги давала на лекарство.
— И что же, не арестовали ее за убийство иностранцев?
— А не кого стало арестовывать. Умерла она через две недели после того. Старая уже была. А все бумаги по этому делу в Тобольск отправили, в Губернскую управу. Донесение мое видимо среди других бумаг затерялось, вот и осталось у нас в архиве.
— Скорее всего, так и было. Я его, когда архив в порядок приводил, из дела о воровстве коровы вынул. Да и не вспомнил бы о нем. Только вчера вот донесение принесли от Харина Иннокентия. Я для Вас Степан Ильич копию снял. Прочтите.
Евтюхов взял бумагу прищурился, вглядываясь, и насмешливо сказал:
— Ну и почерк у Вас Артемий Николаевич. С таким почерком Вы у нас карьеры не сделаете.
— Да нет, когда в гимназии учился, отлично имел по чистописанию. Это в университете нужно было за профессорами успевать записывать, вот и съехал на скоропись, а так при нужде могу и писарем служить.
Прочитав копию донесения, Евтюхов на минуту задумался, потом сказал:
— Вот значит, куда внучка Христины Павловны подевалась, а отец ее сказывал, что в Барнаул уехала. И снова — иностранцы. Даже в такой глуши разыскали. Интересно, что это за целебное снадобье за которым аж из Европы люди приперлись. Надо с Хариным покалякать. Пожалуй, приглашу его завтра в трактире посидеть, ну а вы как бы случайно туда зайдете. Харин выпить на дурняка не откажется;