сеньор Фальконе, напишите отчет о поездке, изложите все подробно, а также свои мысли по этому поводу. Я вас не тороплю. Подойдите к делу основательно.
Когда посетители вышли, Бальцони вновь взял в руки «ларец» повертев его, со вдохом, отложил в сторону. Карло, внимательно следивший за ним, спросил:
— Что? Совсем плохо?
— Это не «ларец Парацельса». Этим кретинам подсунули подделку.
— Как ты это узнал?
— Я держал в руках настоящий. Правда, было это очень давно.
— И в чем разница?
— Даже не знаю как объяснить… Ты ловил в детстве птичек?
— Не довелось.
— Настоящий «ларец» — живая птичка в руках, а этот как чучело.
— Да ты поэт.
— Поэт, поэт. Что там написал этот странный подросток?
— Перевожу дословно: «Г. Бальцони, многовековое стремление „Святого престола“ собирать в своих архивах документы и разного рода артефакты, так или иначе освещающую историю человеческой цивилизации, похвально, но методы, которыми вы порой пользуетесь, не добавляют святости ни папе, ни Ватикану. Но я в чужие дела не лезу, не лезу ровно до тех пор, пока они меня не касаются. В данном случае дело коснулось лично меня и моих близких, а потому убедительно прошу больше подобных эмиссаров к нам не посылать. Алекс.
P. S. Надеюсь у вас достанет интуиции понять скрытый между строк смысл моего послания».
— Не похоже это на письмо подростка. Если ты правильно перевел, это речь взрослого образованного человека. И на что он тут намекает?
Сальвини усмехнулся и сказал:
— Позови Пьетро.
Когда, после звонка медного колокольчика, в кабинет вошел секретарь, Сальвини озадачил его неожиданной просьбой:
— Пьетро, раздобудьте хорошо нагретый утюг.
— Э-э… Вы сказали утюг?
— Именно утюг. Желательно очень горячий и кусок какой нибудь легкой ткани но не шелка.
Пьетро озадаченно перевел взгляд на Бальцони. Тот кивком подтвердил просьбу друга.
— Придется подождать. Выполнить вашу просьбу будет не легко. — Проговорил озадаченный секретарь, лихорадочно соображая, где заполучить требуемое.
— Это не страшно. Мы не торопимся. — Сказал Сальвини.
Когда секретарь вышел, Бальцони ухмыльнулся и произнес:
— Бедный Пьетро. Более странного поручения он еще не получал. Зачем тебе утюг?
Карло, привстав, подал другу листы:
— Посмотри внимательно и попробуй догадаться, зачем мне понадобился утюг? А я пока, с твоего разрешения посмотрю вещицу, которую привезли эти синьоры.
Он взял «ларец» и стал вертеть его руках, разглядывая и время от времени понимающе хмыкая. Потом, не выпуская из рук подделку, поднял взгляд на друга:
— Ну как? Догадался?
— Это было не трудно. Тем более, что подсказка есть в самом послании. Между строк вполне уместится еще одна строчка и два чистых листа прямо просятся, чтобы их пригладили утюгом. Ну а ты нашел что нибудь интересное в этом муляже?
— Это не муляж, а самый настоящий ларец. Вот смотри. — С этими словами, Карло, быстро ощупав коробочку, нажал пальцами на торцы и раскрыл ларец. — Корешки какие-то, описание способа приготовления настойки, а это тебе. Написано: Николо Бальцони лично в руки. — Карло подал сложенный пожелтевший писток. — Изучай.
Сам взял бумажку с рецептом и стал с интересом читать. Прочитав, он потрогал пальцем корешок, и взглянул на Николо. Тот сидел, уронив руку с письмом на стол, с некой отрешенностью во взгляде и не свойственном ему выражением лица. Длилось это очень недолго. Он сложил листок, повертел его в руках, как бы не зная, что с ним делать, наконец, сунул его в ящик стола и ответил на не высказанный, но написанный большими буквами на лице приятеля, вопрос.
— Это привет из моей глупой юности. — Помолчал немного и спросил:
— Что там у тебя?
— Корешок, это женьшень. На бумажке рецепт приготовления снадобья из него. Написано, что строгое следование процедуре приготовления и употребления продлит жизнь еще на несколько лет в любом возрасте.
— Даже так! Приготовить сможешь?
— Конечно! В листке все четко и понятно изложено. Хочешь попробовать этот бальзам? А вдруг тебя отравить хотят.
— Нет, это совершенно исключено, но на всякий случай проверим на ком нибудь.
— Не так скоро. Написано, что настаиваться снадобье должно шестьдесят дней и употреблять его нужно осенью.
— Да мы и не будем торопиться. — Бальцони снова взял в руки послание от подростка и стал внимательно рассматривать пустые страницы. — А ведь точно здесь, что-то написано. Возьми лист, посмотри сквозь него на свет. Видишь местами заметно нечто вроде букв.
Сальвини взял другой чистый листок и тоже стал просматривать его на просвет. Покрутил бумажку так и сяк, положил на стол:
— Нет, прочитать невозможно. И где этот Пьетро с утюгом?
Налил себе вина из бутылки и стал смаковать, прикрывая глаза и прислушиваясь к ощущениям.
— А ты знаешь Николо, вкус неплох, только не могу определить, что это за вино. Откуда оно у тебя?
— Не поверишь Карло. Из России! Привезли мне несколько бутылок в подарок.
— Ты шутишь! Откуда в России вино, да еще такое?
— Мир полон чудес, мой друг Горацио! Но ты не переживай. Возьмешь у Пьетро пару бутылок, если понравится, то и остальные отдам. А вот кстати и Пьетро. Карло готовь листки и сначала краешек прогладь.
— Знаю. — Отмахнулся тот. Взял небольшую пачку чистых листов бумаги, положил сверху лист из послания, накрыл все куском ткани и, взяв, из рук секретаря утюг приложил его к уголку листа. Подержав немного, заглянул под ткань и пробормотав:
— Жара не хватает. — Сбросил ткань, приложил утюг напрямую к бумаге и быстро убрал. На листке явственно проступили коричневые буквы.
Через минуту утюг был возвращен секретарю, а Сальвини, собрав листки, стал читать написанное между строк. По мере чтения брови его удивленно приподнимались, под конец он выругался.
Наблюдавший, за ним Бальцони потребовал:
— Переводи!
— За точность не ручаюсь: почерк скверный, буквы кое где плохо различимы.
«Если вы читаете эти строки, значит поняли мой толстый намек. Думаю и другой намек вы тоже поняли. Да, я вам угрожаю. И если вам кажется, что мои угрозы смешны и нелепы, то вы ошибаетесь. Наступает время террора, и лишь то обстоятельство, что террористы всех мастей оказались еще большие идиоты и позеры, чем их состоявшиеся и не состоявшиеся жертвы, несколько смягчает угрозу. Я же, смею вас уверить, не идиот и не позер. Пример идиотизма и позерства приведу. Ваш соотечественник некий Луккени в году так 1897, то есть лет через восемь, в Женеве, зарежет ножом, изготовленным из ржавого напильника, австрийскую императрицу Елизавету (Сисси). (У нее еще сын не то уже застрелился, не то еще застрелится вместе с любовницей. Просто не помню точную дату.) На вопрос зачем он это