– Пусть попробует…
Молодые оборотни выскочили из задних дверей. Оба были одеты в легкие кожаные куртки. Тот, что был без шрама, вынул из подмышечной кобуры пистолет, сунул его спереди за брючный ремень, затянул «змейку» куртки под горло.
Пашутин проследил за моим взглядом.
– Это АПБ[107],—пояснил он. – Стреляет очень тихо. Хотя, я уверен, открывать пальбу нам не придется.
Между калиткой, сваренной из гнутых труб, и крыльцом на две ступеньки лежал нетронутый снег. Значит, это Гейзерих, или как его там, дня три из дома не выходил. А может, его вообще там нет. Ну уехал человек по делам, забыл выключить электрическое освещение… Но когда я поделился предположением с Николаем, он указал на тоненькую струйку дыма, поднимающуюся над трубой.
– Дрова надо подкидывать время от времени. – И, помрачнев, добавил:—Хорошо, что не угорел с пьяных глаз. Он нам живым нужен. Саша, вперед!
Шрамолицый оборотень без труда перемахнул калитку, крадущимся шагом приблизился к двери, осторожно потянул ручку на себя. Покачал головой.
– Ломать не будем, – вполголоса проговорил Пашутин. Поманил пальцем второго помощника, показал на приоткрытое чердачное окошко. – Гриша!
Тот коротко кивнул и последовал за Александром. Они работали слаженно, любо-дорого поглядеть. Один подставил ладони, второй, оттолкнувшись, вспрыгнул ему на плечи, подтянулся и исчез в черном окошке.
– Пойдемте, Анджей.
Пашутин перепрыгнул калитку в одно касание. Мои сверхсилы кровного брата позволили преодолеть препятствие вообще по воздуху. Лишь встав ногами в рыхлый снег, я устыдился глупого ребячества.
Мы подошли к крыльцу. Саша припал ухом к облупленной краске.
Через несколько мгновений щелкнул шпингалет. Дверь распахнулась.
Первыми туда нырнули оборотни.
В глубине дома что-то загремело, послышалось сдавленное ругательство.
Я, осторожно перешагивая разбросанную обувь, опрокинутые ведра и какие-то коробки, пересек полутемный коридорчик и вошел в довольно просторную для людских жилищ комнату.
В воздухе висели клубы дыма. Окурки, явно не помещаясь, торчали из трех больших алюминиевывх кружек. Кроме них на столе наблюдалось несколько тарелок с объедками столь отвратительного вида, что, будь на моем месте кто-то, не знакомый с кучами отбросов на улицах средневековых местечек, его бы точно вывернуло наизнанку. За столом сидел плечистый мужчина в запятнанной на груди тельняшке и с мутным взглядом. Когда-то он был коротко острижен, но теперь отросшие волосы торчали в разные стороны, придавая ему дикий и вместе с тем слегка комический вид. Картину дополняли полуседая щетина, налитый багрянцем нос и синюшные мешки под глазами. В правом ухе Гейзериха, если это вправду был он, я заметил сияние серебряной серьги.
Кроме стола и топчана, на котором восседал хозяин, в комнате стоял обшарпанный книжный шкаф, к удивлению не заваленный подшивками старых газет, а уставленный книгами, некоторые из которых имели достаточно раритетный вид. Несколько поломанных стульев валялись у стены, будто их в ярости в нее швыряли.
Саша и Гриша стояли по обе стороны от Гейзериха, готовые немедленно действовать по обстоятельствам. Но в их напряженном ожидании, на мой взгляд, не было ни малейшей нужды. Глаза черного археолога неотрывно следили за недопитой бутылкой водки «Хортица». Две ее опустошенные близняшки стыдливо выглядывали из-за ножки стола.
«И сюда добралась», – подумал я.
– Гейзерих… – негромко позвал Пашутин.
Мутные глаза человека поднялись, совершая невообразимые сальто-мортале под сенью тяжелых век.
– О, м-мужики, – нетвердо произнес он. – Вы откуда? – И совершенно нелогично, с моей точки зрения, пригласил:—Водку будете? – Толстые пальцы с черными ногтями зашарили по столу в поисках посуды для гостей.
– Пить – здоровью вредить. – Николай Николаевич решительно схватил бутылку за горлышко.
– Ты что, м-мужик?!—В голсое Гейзериха прорезались неприкрытая обида и гнев. – Положь взад!
Он попытался приподняться, но молодые обортни слаженным движением схватили его за плечи и толкнули обратно. Не удержав равновесия, человек упал навзничь, гулко стукнувшись головой о бревенчатую стену. Заворочался, как перевернутый жук, но в лицо ему глянул черный зрачок АПБ.
– Вы кто? – трезвея на глазах, проговорил черный археолог. – М-менты?
– Хуже! – Пашутин движением фокусника извлек удостоверение в красной обложке, сунул Гейзериху под нос. На передней «корочке» я успел заметить полустертые золотистые буквы – КГБ.
– Д-да вы чё, мужики?.. Я не п-при делах…
– Там разберутся, – веско бросил Николай.
– Д-да я не…
– Заткни пасть! Слушай меня внимательно. – Человек старательно закивал. – Я согласен закрыть глаза на ту нацистскую символику, которой ты торгуешь. Понял?
– П-понял…
– Я даже готов не убивать тебя на месте за краденные у ветеранов ордена, которые ты, мокрица, толкаешь из-под полы. Пусть тебя совесть сожрет с потрохами… Хотя откуда она у тебя?
– Я т-только продавал…
– Прокурору расскажешь.
– Суки… – вдруг слезливо завыл Гейзерих. – Волки позорные…
Гриша коротко ткнул его кулаком в ухо. Еще бы, для оборотня большего оскорбления не придумать.
– Заткнись и слушай меня, – продолжал Пашутин. – Я согласен пустить тебя по мелкой уголовке, если ты наведешь нас на Зигфрида. Он мне нужен, а не…
А вот такого ответа не ожидал никто из нас. Только что выглядевший сломленным человек ладонью сбил в сторону пистолет Саши, одновременно ударяя Гришу локтем в живот, а ногами снизу по столешнице. Хлопнул негромкий выстрел. Резко запахло пороховыми газами. Пашутин гибким движением уклонился от летящего на него стола, а я сумел лишь выставить вперед раскрытую ладонь.
С грохотом и звоном посыпались на пол кружки и миски. Задребезжали, покатились бутылки.
Столешница, отлетев от моей руки, врезалась в спину уже задравшему ногу на подоконик человеку. Он крякнул, утратив преимущество внезапности, и молодые оборотни тут же навалились ему на плечи, опрокинули на топчан, придавливая.
– Волки-и-и-и…
Пашутин подобрал АПБ и сильно ткнул Гейзериза в губы стволом.
– Слушай меня внимательно, мразь!
– Руки сломаете-е, – выл человек.
– И ноги можем. Мне они не нужны. Мне нужен твой язык и остатки памяти, которые ты еще не пропил. Скажешь все честно, будешь жить.
– Ничего не знаю…
– Врешь, гнида.
– Клянусь… Пусти руку, перекрещусь…
Оборотень оглянулся на меня с легкой улыбкой.
– Ты не боишься, что тебя молния среди зимы поразит?
– Покаюсь…
– После. Говори, где Зигфрид. Ну! Быстро!
– Не знаю!
– Ты знаешь. Почему не хочешь сказать? Смерти не боишься?
– Боюсь. Очень боюсь…
– Ты Зигфрида боишься, так ведь?
Гейзерих молчал, выпучив глаза.
– Ты. Боишься. Зигфрида, – раздельно произнес Николай. – Не бойся. Он ничего не узнает. Если будешь меня слушаться, само собой.
Пьянчуга долго молчал, только надувал щеки и вращал глазами, будто задыхался. Потом выплюнул.
– Н-не Зигфрида я боюсь… Т-того, кто его убил.
После этих слов Гейзерих обмяк, окончательно перестал сопротивляться.
Мы с Пашутиным переглянулись. Еще одна загадка?
– Кто убил Зигфрида? Говори! Быстро!
– Н-не знаю.
– Так чего же ты боишься?
– А того, что я его т-труп видел. И дружков его новых…
– Трупы дружков? – уточнил оборотень.
Черный археолог кивнул. На его лице отражался неподдельный ужас.
– Руки ему свяжите и отпустите, – приказал Николай.
– Не надо, – я шагнул вперед, поймал взгляд человека. Тот застыл, подчиняясь магии кровных братьев. – Ты будешь спокойным, ты готов сотрудничать, мы – твои лучшие друья, хотим тебе помочь.
– Да, – Гейзерих даже заикаться перестал. – Спасибо вам большое. – Теперь он просто излучал благожелательность.
– Говори. Что ты знаешь об убийстве Зигфрида?