Читать интересную книгу Братья крови - Русанов Владислав Адольфович

Но, заметив мой интерес, он принялся искать среди архивов «Детей Протея». Связался по телефону с Москвой, с тем самым Филиппом Филипповичем, о котором упоминал Прозоровский. История сохранила слова, якобы сказанные старшиной Пелгуем и передаваемые его наследниками из поколения в поколение: «И до той поры Русь непобедима будет, пока меч Александра хранится в пределах ее». Возможное решение загадки пришло к нам в головы одновременно. Вдруг меч – это ключ, запирающий магическую защиту? Насколько я помню, князья и мастера, намеревавшиеся остановить лондонскую чуму, говорили, что добыли для обряда меч Жуаёз, некогда принадлежавший самому Карлу Великому. Эх, спросить бы Амвросия…

Стоп! Не потому ли киевский Князь просил меня найти меч Александра?

Мы поняли друг друга без слов.

Пашутин попросил пять дней. И ночей, само собой.

Думаю, оборотню, сотрудничавшему в свое время с контрразведкой, а именно по их заданию, он обмолвился, Николай попал на «Армению», не составило труда потянуть за старые ниточки, созвониться с давними соратниками, которые ушли на заслуженный отдых. Но, как известно, работников спецслужб бывших не бывает, как и бывших рыцарей.

Все это время мы с Жанной гуляли по ночному Санкт-Петербургу. Я много раз слышал, как люди ценят белые ночи, когда можно бродить по городу до утра и его красоту видно, как днем. Мне, как вампиру, приходилось довольствоваться ночными часами, а летом путь в Северную столицу для меня заказан. Но своя прелесть есть и в заснеженных улицах и набережных, облепленных снегом кованых решетках и ветвях деревьев, схваченных льдом руслах каналов и рек. Ну разве что скульптурам в Летнем саду на зиму сбивают уютные гробики из горбыля, делая их похожими на ритуальные захоронения необычной цивилизации.

Мы прошлись, кажется, по всем мостам через Екатерининсикй канал и Фонтанку, видели сфинксов, львов и грифонов с позолоченными крыльями. Стояли над черной Невой, так и не замерзшей на стремнине, подставляли щеки сырому ветру на стрелке Васильевского острова. Постояли и у Зимнего дворца, и у Михайловского замка. Санкт-Петербург в свете электрических фонарей предстал не менее прекрасным, чем под солнцем. Впрочем, я никогда не видел его при солнечном освещении, став вампиром за триста лет до сумасбродного решения Петра Великого.

Но мне всегда нравилось гулять по городу, наполненному изваяниями, будто музей под открытым небом. С авторами некоторых из них я был знаком. Скажем, с Петром Карловичем Клодтом мы общались, когда он готовил к отливке памятник Крылову. Не тому, в чьем издательстве Жюстина выпустила несколько книг под мужским псевдонимом, а баснописцу.

Жанна просила свозить ее на Черную речку, показать место дуэли Пушкина, но мы успели посмотреть лишь особняк на Фонтанке, где Александр Сергеевич написал «Руслана и Людмилу», поскольку явился мрачный, туча тучей, Пашутин и заявил, что напал на след.

– Разыскал я черных археологов, которые меч стащили. Банда, по-другому и не скажешь. Давно с ними поговорить надобно… – хмуро бросил он.

Время было еще не позднее, около девяти вечера, я только что пробудился от оцепенения и вызвался пойти вместе с оборотнем.

С неба срывался мелкий снежок, когда мы вышли во двор, и Николай нырнул на водительское место темного «УАЗа». Движением головы приказал крепкому парню уступить мне сиденье рядом.

– Не смотрите, Анджей, что авто мое такое неказистое, – хитро подмигнул оборотень. – Тут только кузов заводской. Все остальное – ручная сборка и гораздо мощнее, чем на первый взгляд кажется.

– Да я не слишком-то разбираюсь. Лишь бы ехало.

– И это правильно. Главное что? Чтобы автомобиль вез и не ломался. Знакомьтесь, Анджей. Гриша. Саша. – Рядом с первым светловолосым парнем сидел еще один, чуть постарше, с розовым шрамом от ожога на щеке. Они кивнули мне, хотя, кто есть кто, я так и не понял. – Они тоже оборотни. Потомственные. Моя гвардия, можно сказать. А это, ребята, высший Анджей. Слушаться его как меня.

«Ребята» молча кивнули. Они мне понравились с первого взгляда. Угрюмая сосредоточенность и звериная грация. Волки на охоте. Оставалось надеяться, что сегодня они не собираются оборачиваться. Я не брезглив, но, когда при мне стремительно изменяются кости и сухожилия, хрустят суставы и прорывается сквозь человеческую кожу звериная шерсть, становится как-то не по себе. А, утратив душевное равновесие, я способен на необдуманные поступки, как тогда, на Андреевском.

Мотор взревел. Через какое-то время мы очутились на проспекте Стачек (как теперь почему-то именуют эту часть Петергофского шоссе), миновали Путиловский завод, далее дорога наша лежала на Красное Село…

«Полтора часа – и можно заглянуть в гости к Григорию Лукьяновичу, – подумал я. – Вот только он вряд ли обрадуется».

Малюта не радовался никому и никогда.

– Группа Зигфрида, – объяснял между тем Пашутин, – действовала по всей Ленинградской области плюс Псковская, Новгородская, Эстония, Латвия и Карелия. Зигфридом зовут их главаря…

– Что ж, я думаю, у нас будет шанс проверить, купался ли он в крови дракона?

– Не сегодня. Мне удалось выйти лишь на одного члена шайки. В конце девяностых они забрались в Литву, копали под Шауляем. Наверное, искали остатки рыцарей-ливонцев. Местным это не понравилось. Произошло столкновение. Серьезное столкновение. У людей такое называется разборками. Одному из них, по кличке Гейзерих, перебили руку и проломили голову. Голова заросла благополучно – чему там болеть, сплошная кость, а вот подвижность руке не вернулась. Он им стал не нужен. Вышел на покой. Работал сбытчиком. – Оборотень бросал короткие, рубленые фразы, словно был военным и докладывал командиру. – Но серьезных сделок, которые пахли большими деньгами, Зигфрид ему не доверял, предпочитал решать вопросы самостоятельно. Хотя время от времени они виделись, иногда водку пили вместе. Гейзерих живет в Тайцах. Вернее, в дачном поселке неподалеку. Один, без семьи – жена и дети в Питере. Возьмем его тепленьким. Он выведет нас на Зигфрида. Я так думаю. – Он явно кого-то цитировал, но я так и не понял кого.

– А если он не захочет сотрудничать?

– Мы ему сделаем предложение, от которого он не сможет отказаться, – оскалился оборотень. Если при первом знакомстве он показался мне образованным, интеллигентным, но каким-то вялым, то теперь от него исходила первобытная сила. Даже профиль стал резче очерченным – такие впору на медалях выбивать.

– Не боитесь вступить в конфликт с правоохранителями? Мне бы не хотелось нарушать закон Великой Тайны. Я и так слишком часто в последнее время им пренебрегаю…

– Никаких нарушений. Рыльце у него в пушку. Напротив, если он будет молчать, то пойдет прямиком в отдел борьбы с организованной преступностью. Кроме ограбления пары церквей, в которых он действительно замешан, на Гейзериха с удовольствием повесят еще десяток подобных преступлений, к которым он не причастен. И заметьте, Анджей, у меня не возникнет ни малейших угрызений совести.

– Да? У меня тоже.

– Вы не любите нарушителей закона вообще или только черных археологов?

– Удовлетворит вас, если я скажу, что кровных братьев, попирающих закон, я тоже не приветствую?

– Вполне.

За окном промелькнул указатель: «Красное Село». Пашутин свернул на Гатчинское шоссе. Какое-то время дорога шла среди заснеженных полей, потом оборотень увел внедорожник на проселок. Впрочем, в свете фар можно было разглядеть достаточно наезженную колею. Потянулись ряды коттеджей, если так можно назвать одно– и двухэтажные домики, построенные кто во что горазд. Из труб тянуло дымком – еловые или сосновые дрова. Живя в городе, я начал забывать этот запах. В некоторых домиках горел свет, но большинство домиков, по всей видимости, пустовали. Что ж, тем лучше.

Пашутин остановился рядом с оградой из проволочной сетки. По обе стороны от нее торчали чахлые кустики, наполовину заметенные снегом.

– Приехали.

– Шум не поднимет? – Я указал на занавешенное окошко. Сквозь плотные шторы пробивался желтый свет.