— Сейчас... — сказал Кибиц, когда солдат уже исчез, и поспешно натянул на себя плащ, забыв одеть головной убор. — Пойдемте в машину... тут опасно оставаться...
Ожогин и Грязнов молча последовали за Кибицем.
В открытые настежь ворота выскочила машина Юргенса. Малолитражка, в которую сели Ожогин, Грязнов и Кибиц, последовала за нею. Шофер гнал ее на большой скорости, изредка включая фары, чтобы охватить одним взглядом лежащую впереди дорогу.
Кибиц кричал на шофера, запрещая ему зажигать свет. Но тот не обращал внимания или не слышал. За городским парком, на шоссе, где машины бежали одна за другой, он опять включил фары. Кибиц промолчал и лишь передернул плечами. Но когда шофер еще раз дал свет, Кибиц не вытерпел.
— Мерзавец! — крикнул он. — Гаси!
Шофер сбросил газ и резко затормозил. Ожогин и Грязнов толкнулись о спинку переднего сиденья. Стало слышно, как остервенело отстреливались зенитки и как нарастал с северо-востока гул самолетов.
Шофер вылез из машины и хлопнул дверкой.
— Если у вас хорошие глаза, поезжайте сами, — язвительно сказал он и скрылся в темноте.
Кибиц в бешенстве замер, не зная, что сказать, и лишь через несколько секунд, заерзав на месте, завопил:
— Вернись! Свети... Я разрешаю!
Никто не отозвался. Вдали на аэродром упали первые бомбы и взрывы, сопровождаемые огромными вспышками, осветили небо.
— Какой ужас, какой ужас, — шептал взволнованный Кибиц.
— Успокойтесь, господин Кибиц, — сказал невозмутимо Никита Родионович и перешел на место шофера.
Покопавшись немного на щите, он нажал на стартер, и машина тронулась.
На шоссе при объезде Ожогин включил фары и ехал со светом, пока объезд не остался позади.
Кибиц на это никак не реагировал. Сидящий сзади Грязнов видел, как тряслось, словно в лихорадке, его тело. Километрах в пяти от города Кибиц потребовал остановиться и вылез из машины. Отойдя несколько шагов, он лег на сухую траву и закрыл лицо рукой. Подкатила еще одна машина, затем другая и остановились невдалеке. Послышалась приглушенная немецкая речь. Кто-то из немцев, неразличимый в темноте, высказывал опасение, что город может пасть в самые ближайшие дни. Ему не возражали. Он называл имена немецких генералов, одних хвалил, других ругал Часто упоминал Гудериана, который, по его мнению, только и сможет сдержать натиск русских. Потом голоса смолкли. Все наблюдали за бомбежкой. Друзья сразу определили, что самолетов прилетело немного — пять, шесть и бомбовой удар обрушился лишь на аэродром, куда только позавчера прибыло соединение истребительной авиации. Сам город был вне опасности и покидать его не было никаких оснований.
— Русских ориентирует кто-то по радио, — послышался опять голос. — С воздуха истребители не видны, там подземные ангары...
— Это вполне возможно, — согласился второй. — Город засорен до безобразия. Воображаю, что здесь будет, когда мы начнем уходить...
Разрывы прекратились, а через несколько секунд начал затихать и рокот самолетов. Наступила тишина. О прошедшей бомбежке говорило лишь высокое пламя на аэродроме. Очевидно, горел бензосклад.
Убедившись, что опасность миновала, немцы стали разговаривать оживленнее, послышались смех, шутки.
Неожиданно со стороны вокзала раздались с небольшими промежутками три оглушительных взрыва.
— Это еще что? — спросил один из немцев.
— Вероятно, бомба замедленного действия, — высказал предположение кто-то. Однако, когда поднялось пламя, то стало ясно, что взрыв произошел не на вокзале, а ближе к центральным улицам. Над городом возник неопределенный шум. Трудно было определить, из чего он слагался. Можно было различить сигналы автомашин, грохот повозок. Затем последовал еще один взрыв, до того сильный, что колыхнулась земля.
— Кажется, замедленного действия бомбы тут не при чем, — проговорил немец, только что высказавший такое предположение.
— А не десант ли? — робко спросил кто-то.
Ему никто не ответил. Ветер попрежнему доносил шум, одинокие беспорядочные выстрелы и короткие очереди автоматов...
Домой друзья попали на рассвете. Неоднократные попытки пробиться в город ночью оказались безуспешными. Улицы были оцеплены гестаповцами и эсэсовцами. Никакие пропуска не имели силы. Кибиц, поднявший скандал с унтер-офицером и назвавший себя сотрудником Юргенса, получил в ответ оскорбление:
— Сиди, крыса... пока цел.
Кибиц приказал Ожогину ехать прямо на немца. Никита Родионович не знал, как поступить. Такой шаг был опасен.
— Вы тоже решили плевать на меня? — закричал взбешенный Кибиц. — Поезжайте... Не бойтесь, не задавите, он сам уйдет с дороги... Ну?!
Никита Родионович тронул машину. Унтер-офицер действительно отскочил в сторону, освободив дорогу, но тотчас вслед раздались две очереди из автомата, и машина со скрипом осела. Пули изрешетили задние покрышки и камеры.
— Для тебя что, закона нет? — закричал подбежавший унтер-офицер. — А вот этого ты не кушал? — и он сунул под самый нос Кибица черное дуло автомата. — Я тебя выучу... — Немец разразился площадной бранью.
Кибиц, дрожа, откинулся на спину и больше не промолвил ни слова. Он только клацал зубами.
— Отгони машину с дороги, вон туда... — показал рукой унтер-офицер.
Ожогин попытался объяснить, что на спущенные баллонах ехать нельзя, можно изжевать резину. Унтер-офицер рассвирепел.
— Эй! Сюда! Все сюда! — крикнул он.
Подбежала группа вооруженных солдат.
— Вылезайте! Быстро вылезайте! — приказал унтер-офицер.
Едва Кибиц и друзья вышли из машины, как последовал категорический приказ:
— Туда ее... к чортовой бабушке...
Солдаты, как показалось Никите Родионовичу, с нескрываемым удовольствием ухватились за маленькую малолитражку, перекинули ее несколько раз и свалили в кювет.
Кибиц стоял, точно пораженный громом.
— Что творится? — только прошептал он.
— Пойдемте пешком, — предложил Ожогин.
— Не пустят, — проговорил нерешительно Кибиц.
— Тут не пустят, пройдем в другом месте, — вмешался в разговор молчавший до этого Грязнов.
Кибиц согласился. Они пошли назад, где не было патрулей, и свернули в первый попавшийся переулок.
Впереди послышались грохот и лязг. В город шли танки. Около двух десятков машин разных конструкций, с вытянутыми вперед стволами орудий, промчались на большой скорости, подняв густое облако пыли.
В первом переулке тоже стоял автоматчик. Но это был болтливый и непридирчивый немец. Уговоры Ожогина и Кибица возымели действие, он решил пропустить их мимо себя, но предупредил, что дальше стоит еще патруль.
— Тогда и итти незачем, — разочарованно сказал Кибиц.
— Ничего, идите... — и автоматчик шепнул на ухо пароль и пропуск. На вопрос Грязнова, что произошло в городе и чем вызвана тревога, немец рассказал, что во время бомбежки аэродрома партизаны подорвали водокачку на станции, казарму, где размещался батальон эсэсовцев, произвели налет на комендатуру и подожгли ее.