— Тише вы, — прошипел Гунке, боясь, что крик привлечет кого-нибудь из леса. Он не сомневался, что на место взрыва придут партизаны. Подняв голову, Гунке осмотрелся — вокруг никого, рядом — лес. Не обращая внимания на боль, он уперся обожженными руками в корпус машины и встал на колени. Трясучкина снова застонала.
— Сволочь! — проговорил Гунке. Он наклонился к Варваре Карповне и закрыл ей рот рукой. Но она продолжала кричать — невыносимая боль привела женщину почти в невменяемое состояние.
Гунке вынул из кобуры парабеллум и стал с остервенением бить рукоятью Трясучкину по голове.
Пройдя несколько шагов по дороге, Гунке круто повернул к лесу. Внезапно он остановился: впереди послышались подозрительные звуки. Гестаповец сделал несколько неуклюжих прыжков в сторону, углубился в чащу. Он бежал, не обращая внимания на ветки, хлеставшие в кровь лицо и руки, спотыкался, падал, вновь подымался и бежал, бежал. Ему все время казалось, что звуки усиливаются, приближаются. Тогда он останавливался, резко оборачивался, выставляя вперед пистолет. В глазах горели злые огоньки, руки дрожали. Но вблизи никого не было. Кругом стоял до тягости молчаливый и спокойный лес. И вот опять в тишину врезались отчетливо те самые звуки, так похожие на шаги человека. Гунке метался по чаще, как зверь.
Когда на лес начала опускаться темнота, он понял, что заблудился. От сознания этого его тело забилось мелкой дрожью. Во рту пересохло — мучила жажда, правое колено ныло тупой болью
Пересекая небольшую поляну, Гунке вскрикнул и упал ниц. Прохлопав крыльями, пролетела птица.
— Пить... пить... — прошептал он и, поднявшись, побежал дальше. Уже в полной темноте он выбрался к болоту. Тянуло влагой и плесенью. Это была бескрайняя трясина. Гунке остановился, тяжело переводя дух, и облизал запекшиеся губы. Он почуял близость воды. Сдерживая хриплое дыхание, он осмотрелся и, осторожно прощупывая ногами почву, стал передвигаться с кочки на кочку — Пить... пить...
Пройдя с десяток шагов, Гунке присел на корточки и начал искать руками воду, но ощутил лишь густую жижу Значит, вода дальше.
Он вновь начал передвигаться вперед по кочкам. В небе играли сполохи. Впереди жалобно застонала выпь. Кочки попадались все реже и, чтобы попасть с одной на другую, надо было не шагать, а прыгать.
И вдруг Гунке явственно услышал человеческий голос:
— Стой! Куда тебя чорт несет? Все равно не уйдешь.
Гунке прыгнул, не попал на кочку и оказался по грудь в воде. Но это его не испугало. В ту минуту он думал об одном — утолить жажду. Под ним, вокруг него вода, много воды. Он жадными глотками стал пить. Пил, не отрываясь, долго и опомнился, когда вода достигла груди. Он попытался выплыть на поверхность, но безуспешно. Тело погружалось все глубже и глубже. Свободными остались только руки и голова. Гунке закричал диким голосом, а жижа уже лезла в глаза, в рот, в уши... Мрачное зыбучее болото, как бы нехотя, чвакнуло несколько раз сряду и всосало в себя немца.
В лесу снова стало тихо.
— Ну, уж оттуда никто не выбирался ни живым, ни мертвым, — произнес Хапов, стоя у края болота. — А бегает, ровно заяц. — Он снял шапку и вытер пот.
— Так оно и лучше, — сказал Повелко, — о такую пакость не стоит и рук марать.
30
После трехдневного перерыва возобновились занятия у Кибица. Зорг совсем не появлялся. Он выехал по делу на сутки, но так и не вернулся. Клара нервничала. Сегодня она зашла за Ожогиным и Грязновым и перед занятием пригласила их погулять.
— Я боюсь теперь одна быть на улице, в городе творится что-то ужасное... ежедневно убийства.
Друзья прошлись с ней по центральным улицам и проводили домой.
— Мне так не хочется заходить к себе, там пусто, мрачно...
Друзья молчали. Клара что-то хотела добавить, но, вероятно, постеснялась Андрея. Ожогин и Грязнов молча поклонились и направились к Кибицу. Клара вдруг проявила решимость и тихо окликнула Никиту Родионовича:
— Господин Ожогин!
Он остановился и оглянулся.
— Если вас не затруднит, зайдите ко мне после занятий, мне надо с вашей помощью решить один вопрос...
— Постараюсь, — ответил Никита Родионович.
— Обязательно постарайтесь, — произнесла Клара, подошла к Ожогину вплотную и заговорила торопливо, сбивчиво: — Я сейчас всего не скажу. То есть не скажу того, ради чего прошу вас зайти. Завтра утром меня здесь не будет, — я улечу с мужем... Зорг уходит от Юргенса в другое ведомство... Возможно, мы с вами больше никогда не увидимся. Ну, а главное я скажу вам не здесь... Жду вас. — Она пожала Ожогину руку и отошла.
Вообще, изучая поведение Клары, Никита Родионович не раз задавался мыслью сблизиться с ней. Хотелось окончательно уяснить, чего она добивается. В зависимости от этого можно было решать вопрос, может ли она быть в какой-то мере полезна для дела. Теперь необходимость сближения отпадала. Зорг переводится, уходит от Юргенса и забирает жену. Где они осядут — предполагать трудно. А поэтому и нет смысла предпринимать что-либо. Но зайти к Кларе, конечно, надо. Возможно, это последнее свидание прольет свет на поведение Клары.
Кибиц встретил учеников молча. Он выглядел как затравленный бирюк. Последняя неделя его согнула, подавила, уничтожила. Злыми глазами смотрел он на окружающих. И раньше всегда замкнутый, теперь он совсем ушел в себя и ничем не проявлял интереса к людям. Обычный беспорядок в комнатах превратился в невообразимый хаос. Гниющие остатки пищи наполняли помещение запахом разложения, который вызывал у вошедшего с улицы человека ощущение, будто он попадал в мертвецкую.
Кибиц расставил аппаратуру и жестом пригласил учеников к столу.
— То, что вы знаете... уже и так слишком много для врагов... Германии... — сказал он злобно, но в следующую секунду поправился: — мы идем сейчас вместе, но русские никогда не поймут нас, немцев, и никогда не воспримут нашу культуру... Мы терпим поражение не потому, что мы слабы, а потому, что послушали австрийца, сделали его своим вождем, не только служили ему, но служили честно... Если бы Гитлер был немец...
Со двора донесся шум. Кибиц прервал свою речь и, будто опомнившись, взял в руки радиодеталь.
— Приступим к занятию...
Но начать занятие не удалось.
Завыла сирена. Завыла тягостно, надрывно. Ей ответили зенитки. Кибиц побледнел и дрожащими руками положил деталь на стол. В комнату вбежал дежурный солдат.
— Тревога!.. — крикнул он испуганно. — Садитесь в машину!..
— Сейчас... — сказал Кибиц, когда солдат уже исчез, и поспешно натянул на себя плащ, забыв одеть головной убор. — Пойдемте в машину... тут опасно оставаться...
Ожогин и Грязнов молча последовали за Кибицем.