изморосью, а вода в кубках замерзла. Музыка оборвалась. Льюис недоуменно посмотрел на заледеневшие струны, потом поднял глаза и зажмурился от колкой красоты синеликой женщины.
— Боишься меня, человек? – проурчало над самой головой. Льюис открыл глаза, чтобы утонуть в ледяных озерах. – Боишься, – печально признала она. – А так? Лучше? – Сида отступила на шаг, и морозная синева кожи сменилась снежной белизной.
— Что ты здесь делаешь, Кайлех? – мощный голос бурей пронесся над залом. Обитатели холма расступились, и дочь Кам Люги наконец увидела того, к кому пришла.
Ноденс с Холмов, Лесной царь и повелитель сидов, восседал на высоком троне, увенчанном оленьими рогами. У ног его играли три щенка. По левую руку, на низком стуле, уместилась старая сида, что предсказала Кам смерть в этих проклятых землях, а справа… Кайлех задохнулась от мощи той, что положила свою руку на правое плечо Хозяина Холмов. Дочь Ноденса, его преемница и будущая повелительница сидов, стояла перед ней. И это вмиг развеяло все надежды на то, что слово, данное некогда Кам, будет исполнено.
— Я пришла требовать обещанное. Я желаю сидеть подле тебя, повелитель сидов. И править нашим народом вместе! – Кайлех отметила, как усмехнулась старая ведьма, а женщина за спиной Ноденса мягко склонила голову на бок.
— Никто не скажет, что я не исполняю данных клятв, госпожа темной стороны луны, но отчего ты решила, что править будешь ты? Кажется, за тобой встали сиды Кам Люги, вот и отвечай за них, я не возражаю.
— Но ты обещал! — змеей прошипела сида, и лицо ее стало покрываться синими пятнами.
— Обещал, что разделю власть с ребенком Кам Люги, но ты ведь не единственное ее дитя. Есть еще мальчик, сын короля Николаса, помнишь такого?
Глаза Кайлех заволокло инеем. Хотелось разнести холм на куски, погребя под завалами правителя и его подданных. Увы, сил не хватит, а значит нужно ждать и действовать хитростью.
— Будь, по-твоему, Хозяин Холмов. Но насколько я знаю, мальчишка проклят, а потому не может править сидами.
— Все верно, — Ноденс довольно улыбнулся, — а потому мы вернемся к этому разговору, когда с принца спадет проклятье, так неосмотрительно наложенное вашей матерью.
«Или, когда он умрет», — скрыть ледяной блеск в глазах Кайлех не удалось. Злость на людей, сидов, мать, войну, Ноденса закрутилась в груди смерчем и рухнула лавиной с далекой Карморской вершины.
— Что ж, да будет так. Время не препятствие для бессмертных. Хотя материнское проклятье даже перерождением не всегда снимается. Но есть еще одно дело, с которым я посетила тебя, Лесной Царь. Ты прав: сейчас нечестивый двор под моей ладонью. Но нам негде жить, мы разбросаны и разрознены. Позволь нам занять один из холмов. – Кайлех постаралась, чтобы за просительными интонациями Ноденс не учуял страха. Страха за судьбу тех, кто вынужден существовать рядом с почитателями богини Дану.
— Берите холмы, что вы напитали темной магией, — великодушно согласился повелитель. Даже не пытаясь скрыть надменной усмешки.
— Они не пригодны для жизни, и тебе это известно! – Кайлех сжала кулаки.
— Да. Но это вы сами уничтожили наши дома. И не надо мне говорить, что их все равно срыли бы люди, не надо рассказывать о малой крови и войне. Я все знаю. Но моему народу тоже нужно где-то обитать, так почему же я должен делиться с тобой последним?
Зубы Кайлех скрипнули, она опустила голову и тихо, покорно, с мольбой произнесла:
— Тогда, мой повелитель, позволь в честь Самхейна владеть холмом Дин Ши день и ночь.
Ноденс сделал вид, что задумался.
— Что ж, позволю, — наконец произнес он, — если ты заберешь всех, до единого, детей темной стороны луны.
— Дааа! — расхохоталась Кайлех и рассыпалась сотней ледяных осколков. Холод перестал терзать нутро холма, и вновь послышались звуки тальхарпы, на этот раз нежные тягучие.
— И что ты наделал, среброволосый? – пророкотала старуха. — Зачем отдал ей холм, или ты не знаешь, что не бывает в мире иного, кроме дней и ночей. А потому не видать тебе Дин Ши как собственных ослиных ушей.
Ноденс хитро улыбнулся. Ах, как не стыдно попасться на столь очевидную уловку!
— Умна ты, старая, но в фидхелл[1] пока меня побеждает лишь Эйнслин. Что скажешь, дочь, я зря отдал холм Кайлех?
Сида вновь склонила голову на бок и посмотрела на танцующих собратьев. Ловкие, гибкие, бессмертные и совершенно далекие от того, что творится на земле. Еще полтысячелетия назад туат де Дананн активно вмешивались в дела людей. Помогали, направляли, заводили семьи, а сейчас дальше холма носа не покажут. И дело тут не в запрете, наложенном Николасом. Положа руку на сердце, король законом обозначил то, что и так имело место. Ноденс это видел и понимал – такое затворничество ведет к неминуемой смерти. Медленной, растянутой на века агонии. Как бы ни благоволила своим детям богиня Дану, но все в этом мире подчинено законам природы, а значит должно рождаться, стареть и умирать, чтобы вновь возродиться. Последователи Морриган давно узрели проблему и смогли выдернуть себя из болота вечности. Бессмертные по своей природе, сиды нечестивого двора взглянули на культ жизни через призму смерти. Ведь нет ничего более дорогого, чем то, что ты можешь легко потерять. Потому Ноденсу и нужна была Кайлех Варе.
Ноденс побыл фигурой в партии короля Николаса и хоть остался раздосадованным той ролью, что ему была отведена, но не мог не признать красоту задумки. Правда, встряхнуть свое замшелое болото Хозяин Холмов собирался без вмешательства людских богов. Сиды сами себе боги…и демоны.
— Думаю, мне понятны твои мотивы, отец. Пусть Дочь Грианана радуется победе, пусть строит планы, пусть приводит их в жизнь. Сидам нужен понятный враг и равное противостояние, а не навеянная чужой волей война и забытье внутри холмов.
— Еще нужна жертва и объединяющее знамя, — Ноденс накрыл своей рукой ладонь дочери.
— Тебе не страшно? – Эйнслин в одночасье поняла, что задумал Хозяин Холмов. Дрожь рассыпалась по телу ледяным песком.
— Нет. Я смогу сохранить свою память при перерождении. Так уже было.
— Нуад?
Легкая улыбка коснулась губ Хозяина Холмов. «Спасибо тебе, Николас, ты сделал мне воистину бесценный дар. И несмотря ни на что, я помню это».
----
[1] Фидхелл