Обратился раздраженно и устало одновременно. Такое с ним бывало. Как поняла Агата, у них сейчас начинается самая жара.
Костя с Гаврилой по уши в процессе. Но иногда и им от процесса нужно отдыхать. В частности, дома…
Поэтому она не вредничала. Комфорт здесь — меньшее, что могла дать Косте взамен его принятия со всем дерьмом, которым её однажды залило.
Агата выключила запись, отложила телефон, повернулась с одного бока на другой, чтобы потом с улыбкой следить, как Костя стягивает полотенце, бросает куда-то… Вечно так делает… Любит, чтобы вокруг — идеальная чистота и порядок, но сам об этом абсолютно не заботится. Натягивает боксеры, штаны, футболку, оборачивается…
Ловит её внимательный взгляд, хмыкает, неспешно идет к кровати, делает несколько шагов на коленях, потом плюхается рядом, тут же кладя руку на её бок, притягивая поближе…
Насколько это возможно с учетом того, что живот уже — откровенно большой. Рожать скоро. Осталось меньше месяца.
И как говорит Костя — это сейчас её главная задача. А сама Агата немного боится. Но уже больше хочет поскорей. Устала.
Правда Костю этими мыслями не грузила. Каталась к Стерве Павловне, читала, смотрела и слушала. Училась дышать. С удивлением осознавала, что мучавший когда-то страх перед адской болью, которая обязательно будет, уже далеко не так велик. Всё же природа что-то знает… И отлично отключает мозги, когда они человеку не то, чтобы особенно нужны. Сейчас Агате они не требовались во всех смыслах. Слишком много поводов для тревоги. И слишком очевидно: не надо ей тревожиться.
Костя опустился ухом на подушку, закрыл глаза, делая первый длинный усталый выдох. Агата скользнула пальцами по его руке до плеча, оттуда до щеки, провела по ней, погладила…
И по носу… По еле-заметным морщинкам на лбу… По волосам…
Улыбнулась, когда Костя резко распахнул глаза, прищурился, глядя подозрительно…
— Что делаешь? — и задал неуместный, как показалось Агате, вопрос, заставляя улыбнуться сильнее.
— Восхищаюсь. — А потом сказать искренне, продолжая свое занятие. Проходиться пальцами по лицу, которое сейчас находится близко-близко. И которое она правда любит так, что словами не описать. А ещё часто думает, насколько Макс будет похож на папашку. Ей эгоистично хотелось бы, чтобы очень. И тогда у нее к-к-комбо. Костя же не сбавит свой темп. Ей всегда будет доставаться меньше времени, чем хотелось бы. Зато у неё всегда же будет маленький, но такой же. И ей будет легче. А Косте наоборот сложнее. Потому что его будет сильнее тянуть домой. — Ты очень красивый. И умный. Говоришь так хорошо… Я бы за тебя проголосовала…
Агата гладила, Костя снова закрыл глаза, усмехнулся, потом распахнул, поймал ладошку резким движением, прижал к губам, поцеловал, отпустил…
— На куни напрашиваешься?
И задал вопрос с иронией, приподнимая брови, специально глядя прямо, смущая, когда Агата не смогла справиться с разъезжающимися в улыбку губами, а еще чуть порозовевшими щеками.
На самом деле, нет. Ей просто нравилось говорить ему приятности, когда грудь разрывает от чувств. А ещё нравилось немножечко подкалывать. Но…
Блестя глазами, Агата закивала, с особым трепетом отмечая, что улыбка Гордеева становится шире, а еще, что он продолжает гладить поясницу — мягко и ненавязчиво.
— Ну не только же трындеть твоим талантливым языком…
Сказала, расплываясь в ещё более широкой улыбке, зная, что напрашивается… Очевидно не на куни.
— Ай!!! — возмутилась громко, хлестко получив по жопе. — Ну чего ты меня бьешь вечно?
Нахмурилась, делая вид, что обижена.
А Косте… Пох.
Он просто гладит там, где шлепнул, продолжая держать глаза закрытыми, а губы — чуть растянутыми в довольной улыбке.
Сначала один глаз открывает, потом второй. Закрывает оба. Оба распахивает…
— Воспитываю. Мужа уважать учу.
Сказал серьезно, Агата отреагировала привычно — высунула кончик языка, показывая свое отношение и к науке, и к мужу. А потом снова айкнула, когда Костя решил закрепить с помощью ещё одного шлепка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Полку сделаю, поставлю Домострой, будешь днем читать, вечерами экзамены сдавать, ясно? Не сдала — насыплю гречку в том же углу. Постоишь, подумаешь…
Кивнул куда-то в сторону, рукой туда же указал, Агата фыркнула…
— Дурак, блин, — сказала, делая вид, что возмущена, потирая место, пострадавшее от двух ужасающих актов домашнего насилия. Только не отодвинулась и не оттолкнула, как было бы логично, а попыталась стать еще ближе. И тут же свою руку одернула, как только Костина вернулась на место, чтобы снова гладить.
Забросила ногу на Костино бедро, заставила поднять подбородок, подныривая макушкой под него, утыкаясь в любимую шею… Чувствуя умиротворение и удовлетворение.
С бесшабашным сексом они временно в завязке, но пикировками активно компенсируют.
Стерва Павловна на последнем приеме с садистским удовольствием сообщила, что на их сроке лучше воздержаться. Да и, говоря честно, Агате просто неудобно было им заниматься в настолько надутом состоянии. Она чувствовала себя слонихой, а не объектом Костиного желания. Но мечтала, что вот родит, придет в себя…
О том, что тогда в приоритете желаний окажется просто стремление выспаться, Агата не думала. Ей нужно было видеть цель. Светлую. Желаемую. Она её себе придумала. Это был качественный секс. За это было не стыдно.
Потому что впереди у них и так целая череда важных событий, перепрыгнув которые, хотелось верить, наступит то самое светлое будущее.
Родится Макс. Костя выиграет свои выборы (а в этом Агата отчего-то не сомневалась). Он разберется с Вышинским… А это теперь — его главная мания, Агата понимала… И наступит их полноценная светлая полоса. Осталось только дождаться.
— Спать? — Костя спросил, выдергивая Агату из полудремы. Она уже немного плыла под мерные поглаживания и тихое дыхание, чувствуя, как окружает его теплом и хвойно-цитрусовым запахом геля.
Сделала глубокий вдох, вынырнула из-под мужского подбородка, кивнула еле-заметно, сначала приподнимаясь на локте, потом устраиваясь чуть по-новому.
Глаз не открывала, просто Костя лег на спину, она прижалась ухом к его груди, улыбнулась, чувствуя, как набрасывает одеяло, обняла под ним…
Сама собиралась тут же заснуть, но знала, что Костя смотрит в потолок, думая о чем-то своем…
— Пенсия мы с тобой, малая…
Он сказал будто бы пренебрежительно, а Агате стало тепло-тепло. Когда всё начиналось, в жизни не подумала бы, что вот такая «пенсия» у них с Костей возможна. И что эта «пенсия» будет им в радость.
— Это ты пенсия. Я — молодая, у меня всё впереди. Мне в себе еще ответственность воспитывать, ямки на дорогах контролировать…
Агата съязвила напоследок, но ответа уже не ждала. Знала, что дальше Костя хмыкнет, что сделает еще несколько вдохов, после чего и сам закроет глаза. Минуту, может две, будет просто лежать, настраиваясь, а потом извернется, поцелует куда-то в спящую уже макушку, заснет сам.
Обнимая девочку-убийцу, за которую и сам бы любого убил.
* * *
Больше всего Костя боялся, что Агата догадается о его знании. Прекрасно понимал — она молчала, потому что не была готова таким поделиться. Допускал, что никогда не будет готова. Признавал, что она в своём праве.
Но так получилось, что самый большой страх догнал на пороге. Наверное, Агата слишком хорошо его знала.
Наверное, всё было написано у него на лице. А на её было написано отчаянье. Она готова была к тому, что Костя её отвергнет. И совершенно не готова, что примет.
А для него вопрос-то не стоял. Этот так точно. Она спасалась, тут без сомнений. Она спаслась. Она — молодец. Но люди, заставившие ее это сделать, права жить, припеваючи, не имеют.
Под сомнением, что они вообще имеют право жить.
Но это — не вопрос Агаты.
И это — не так просто, как хотелось бы.