Читать интересную книгу Офицеры и джентльмены - Ивлин Во

Утром ему надлежало явиться в казарменный городок алебардистов, и он отправился туда в такой же неуверенности, как в первый день своего вступления в армию.

Поезда с вокзала Чэринг-Кросс отправлялись почти по расписанию. Свободных мест не было. Он поставил саквояж и чемодан поперек коридора, устроив себе и сиденье, и оборонительное сооружение.

В большинстве вагонов сидели военнослужащие с эмблемой алебардистов, направлявшиеся в казарменный городок. На станции солдаты забросили вещевые мешки и забрались в кузов ожидавшего их грузовика. Группа молодых офицеров втиснулась в два такси. Гай сел в третье один. Когда он проезжал мимо караульного помещения, у него возникло мимолетное неясное впечатление чего-то странного в облике часового. Он проехал к офицерскому собранию. Там никого не было видно. Передние такси исчезли в направлении нового здания. Гай оставил багаж в вестибюле и пошел по плацу к штабу. Навстречу маршировало отделение солдат с ведрами; их лица, словно по мановению руки Цирцеи, превратились из человеческих в чуть ли не звериные. Сдавленный голос скомандовал: «Равнение направо!»

Десять свиных рыл, похожих на создания Иеронима Босха, повернулись к нему. Растерянный, Гай автоматически крикнул: «Вольно, капрал!»

Он вошел в кабинет начальника штаба, встал по стойке «смирно» и отдал честь. Из-за стола в его сторону поднялись две безобразные морды из брезента, резины и талька. Словно из-под толстого слоя одеял, донесся голос:

– Где ваш противогаз?

– С остальными вещами, сэр, в офицерском собрании.

– Пойдите и наденьте.

Гай отдал честь, повернулся кругом и вышел. Он надел противогаз, поправил фуражку перед зеркалом, которое всего лишь год назад так часто отражало парадную фуражку, высокий синий воротник и лицо, полное надежды и целеустремленности. Посмотрев несколько секунд на тупое рыло, он вернулся к начальнику штаба. На плацу была построена рота: нормальные, розовые молодые лица. В кабинете сидели начальник штаба и старшина с открытыми лицами.

– Снимите эту штуку, – сказал начальник штаба. – Уже больше одиннадцати.

Гай снял противогаз и повесил его, как положено, на грудь для просушки.

– Разве вы не читали постоянно действующую инструкцию?

– Нет, сэр.

– Почему, черт возьми?

– Только сегодня прибыл из-за границы, сэр.

– Так вот, запомните на будущее: каждую среду с десяти до одиннадцати ноль-ноль весь личный состав принимает меры противохимической защиты. Это постоянно действующий приказ командования.

– Слушаюсь, сэр.

– Ну, а теперь – кто вы такой и что вам надо?

– Лейтенант Краучбек, сэр. Второй батальон королевской алебардийской бригады.

– Чепуха. Второй батальон за границей.

– Я прилетел вчера, сэр.

Потом после всего этого маскарада с противогазами медленно ожили старые воспоминания.

– Мы встречались раньше.

Это был тот самый безымянный майор, теперь пониженный в чине до капитана, который появился в Пенкирке и три дня спустя исчез в Бруквуде.

– Вы командовали ротой во время той большой суматохи.

– Да, да. Извините, ради бога, что я не узнал вас. С тех пор было столько еще суматох. Столько людей прошло через мои руки. А как вы сюда попали? Ведь вы должны быть во Фритауне.

– Вы меня не ожидали?

– Не получал о вас ни слова. Ваши документы, наверное, послали в центр формирования и подготовки. Или в Пенкирк, в пятый батальон. Или в Брук-Парк, в шестой. А может быть, в штаб особо опасных операций. За последние два месяца мы распухли, как черти. Не успеваем вести учет. Ну, я тут почти все закончил. Продолжайте, старшина. Если понадоблюсь, я в офицерском собрании. Пошли, Краучбек.

Они вошли в Буфетную. Это была совсем не та комната, какой ее помнил Гай и где он тогда на вечере ушиб колено. Там, где прежде над камином висела картина «Несломленное каре», теперь был только однотонный темный прямоугольник. Колокол с голландского фрегата, афридийское знамя, позолоченный идол из Бирмы, наполеоновские кирасы, ашантийский барабан, круговая чаша с Барбадоса, мушкет султана Типу – все исчезло.

Начальник штаба заметил блуждающий, печальный взгляд Гая.

– Грустно, правда? Когда начались налеты, все упрятали в подвалы. – Потом сообщил как самый мрачный факт всеобщего разорения: – Я тоже потерял звездочку.

– Да, не повезло.

– Я ожидал этого, – сказал начальник штаба. – Обычным порядком я получил бы очередной чин не раньше, чем через два года. Думал, что война может немного ускорить это дело. Для большинства так и получилось. Месяца два мне тоже везло. Но потом везение кончилось.

Камин не топился.

– Холодно здесь, – сказал Гай.

– Да. До вечера не топят. И выпить не дают.

– Наверное, везде так?

– Вовсе не везде, – сердито ответил начальник штаба. – Другим полкам еще удается жить вполне прилично. Но наш капитан-комендант не тот человек. Теперь у нас во всем строгая экономия. Он считает, что ее соблюдают во всех алебардийских частях. Спим но четыре человека в комнате, взносы в столовую сократили на половину. Мы практически живем на пайке, как дикие звери, – горестно, но неудачно уточнил он. На вашем месте я не задерживался бы здесь долго. Кстати, почему все-таки вы оказались здесь?

– Я прилетел с бригадиром. – В тот момент это было самым подходящим объяснением. – Вы знаете, что он вернулся?

– Впервые слышу.

– Знаете, что он ранен?

– Нет. Здесь до нас, кажется, ничего не доходит. Может быть, они вообще потеряли наш адрес. При прежних штатах все шло отлично. А после этого развертывания нее полетело к чертям собачьим. У меня отобрали денщика, прослужившего со мной восемь лет. Теперь приходится делить какого-то старого хрыча с полковым врачом. Вот до чего мы докатились. Отобрали даже оркестр.

– Холодище здесь, – повторил Гай.

– У меня в кабинете есть печка, но все время звонит телефон. Выбирайте.

– Что мне теперь делать?

– Для меня, дружище, вы все еще в Африке. Я отправил бы вас в отпуск, но вы не числитесь в наших списках. Не хотите ли обратиться к капитан-коменданту? Это можно устроить.

– К тому самому?

– Да. Ужасный человек.

– Не стоит его беспокоить.

– Пожалуй.

– Так как же быть?

Они беспомощно глядели друг на друга, стоя у холодного камина.

– У вас должно быть командировочное предписание.

– Ничего у меня нет. Меня просто отправили, как посылку. Бригадир оставил меня на аэродроме и сказал, что даст о себе знать.

Начальник штаба исчерпал свой скудный официальный репертуар.

– В мирное время такого не случилось бы.

– Совершенно верно.

Гай заметил, что этот безымянный офицер набирается духу для принятия отчаянного решения. Наконец он сказал:

– Ладно, рискну. По-моему, небольшой отпуск вам нисколько не помешает.

– Я обещал кое-что сделать для Эпторпа. Помните «его по Пенкирку?

– Помню. Очень хорошо. – Он обрадовался, что наконец обрел прочную душевную опору. – Эпторп… Офицер с временным чином, которого каким-то образом назначили заместителем командира батальона. Я считал его немного чокнутым.

– Он умер. Я обещал собрать его вещи и вручить наследнику. Мне хватило бы на это нескольких дней.

– Отлично. Из всякого положения есть два выхода. Можно назвать это отпуском по семейным обстоятельствам, а можно – отпуском после высадки, смотря по тому, как к этому подойти. Завтракать будете в столовой? Я бы не стал.

– И я не буду.

– Если вы здесь проболтаетесь, может, подвернется какой-нибудь транспорт до станции. Два месяца назад я мог бы выделить машину, но теперь все запрещается.

– Я возьму такси.

– Знаете, где найти телефон? Не забудьте опустить два пенса. А я, пожалуй, пойду в свой кабинет. Здесь и правда очень холодно.

Гай помедлил. Войдя в столовую, он прошел под хорами, с которых не так давно раздавались звуки «Старого доброго английского ростбифа». Теперь здесь не было ни портретов на стенах, ни серебра на сервировочных столах. Столовая алебардийского городка мало чем отличалась от столовой в школе Кут-эль-Амара. Из раздаточной, насвистывая, вышла официантка из вспомогательной территориальной службы; она увидела Гая, но продолжала насвистывать, расправляя скатерть на голых досках стола.

Из бильярдной доносился стук шаров. Гай заглянул и первым делом увидел широченный зад, обтянутый брюками цвета хаки. Игрок ударил, но промазал, и легкий карамболь не удался ему. Он выпрямился и обернулся.

– Подождите, я еще покажу вам настоящий удар, – сказал он суровым, но отеческим тоном, который заглаживал упрек за вторжение.

Он был без мундира, в полосатых подтяжках алебардийских цветов. Мундир с красными петлицами висел на стене. Гай узнал в этом человеке пожилого полковника, который год назад бесцельно слонялся по столовой. От него постоянно можно было слышать: «Сыграем до ста?» и «Сегодня в газетах ничего нового?».