И всё это время опасную и кочевую жизнь с Че делила Таня, которая жила и сражалась с ним бок о бок. Позже оставшиеся в живых соратники Че вспоминали, что никогда он не был так счастлив, полон надежд на будущее. Таня буквально стала тенью товарища Че.
В то время как Че добивался определённого успеха, организовывая студенческие волнения и акции неповиновения властям, нападая на армейские посты и уничтожая склады боеприпасов, в руководстве КГБ всё более росла озабоченность ситуацией. Их пугало то, что Че, исповедовавший кастровскую разновидность марксизма, расходящуюся по ряду принципиальных вопросов с советской внешней политикой, приведёт Боливию под контроль Кастро. Этот процесс мог перекинуться и на другие страны Латинской Америки, созревшие для революции по методу Гевары. Москва могла потерять важнейшую сферу своего влияния. В руководстве КГБ было принято решение расправиться с Че при помощи законной боливийской власти. Ореол очередного мученика устраивал Москву больше, нежели живой непредсказуемый герой. Таня получила приказ предать человека, которого любила и делу которого со всей искренностью романтика-революционера отдала несколько лет жизни.
В начале марта 1967 года Таня пробралась через джунгли к одному из наиболее важных и секретных лагерей Че. Она вела с собой двух важных эмиссаров от Фиделя Кастро — французского писателя Режи Дебре и аргентинского офицера связи. Прибыв на плацдарм они выяснили, что несколькими неделями ранее Че с небольшой группой бойцов отправился в разведывательный рейд. Таня прождала Че до 21 марта. Это был последний день для её исчезновения из лагеря перед запланированным налётом на него правительственных войск. Места расположения всех важнейших опорных пунктов партизан, а также агентурная сеть кубинцев была заблаговременно выдана Таней правительственной разведке. В условленный срок подпольные арсеналы и полевые склады были захвачены, базы повстанцев атакованы в самых уязвимых точках. Боевой дух партизан был сломлен. Самого Че захватили 8 октября, раненного, и вскоре хладнокровно добили.
О Тане сообщалось, что вскоре после своего мартовского визита в лагерь она попала в засаду и погибла в ходе перестрелки. Позже западными спецслужбами было установлено, что «партизанка Таня», посмертно прославленная пропагандой Кубы, смогла нелегально покинуть Боливию и добраться до Москвы. Это был один из редчайших случаев, когда «ласточка» вернулась в родное гнездо и её приняли.
В конце лета 1997 года в джунглях было обнаружено место предполагаемого захоронения товарища Че. Его останки были переправлены на родину и погребены с соответствующими почестями.
ИСКУШЕНИЕ КОНТР-АДМИРАЛА
В одной из боннских фотолабораторий некий фотограф извлёк из сушильного шкафа ролик чёрно-белой плёнки шириною с ноготь большого пальца и вставил её в просмотровый аппарат. С помощью увеличительного стекла он стал разглядывать прямоугольные кадры, сделанные фотокамерой «Минокс».
То была обычная проверка, проводимая по требованию боннской полиции, отслеживающей порнофотографов, пользующихся такой малозаметной фотокамерой. Но то, что фотограф увидел сейчас, никак к обычным явлениям не относилось. На девяти негативах содержались снимки документов. На каждом из них виднелись слова: «НАТО. Совершенно секретно».
Было 18 часов 20 минут. Пятница, 27 сентября 1968 года. Именно в этот день началась одна из самых потрясающих шпионских драм в истории Запада. Через две недели застрелится германский адмирал с почти сорокалетним послужным списком — одним из самых главных военных стратегов верховной штаб-квартиры объединённых союзных войск в Европе; пустит себе пулю в лоб заместитель главы секретной службы в Германии; умрут насильственной смертью несколько высокопоставленных чиновников, а союзники потерпят самое грандиозное и унизительное в истории поражение своей системы безопасности.
…Когда перепуганный фотограф выскочил из лаборатории, чтобы сообщить о своём открытии, фрау Труде Хельке, управляющая этим фотоателье, расположенном на боннской Штернштрассе, уже закрывала заведение на ночь. Пробормотав несколько поясняющих слов, он протянул ей плёнку и увеличительное стекло. Фрау Хельке сначала просмотрела негативы, а затем кипу квитанций, Чтобы определить имя и адрес заказчика. Плёнка была оставлена в ателье в прошлый понедельник, и оплату за обработку произвели заранее. Клиент просил, чтобы негативы и снимки ему переслали в Бельгию. Его звали контр-адмирал Герман Людке и размещался он в офицерских казармах верховной штаб-квартиры объединённых союзных войск в Европе (ВШОСЕ), в Монсе.
Фрау Хельке заперла негативы в ящик письменного стола и позвонила в полицию. Её соединили с инспектором Гайнцем Рутовски из четырнадцатого (политического) комиссариата, который немедленно приехал в ателье, где просмотрел и изъял плёнку. Вернувшись в свой кабинет, Рутовски позвонил в департамент федерального прокурора. Снявший трубку швейцар сообщил, что офис закрыт, и отказался соединить инспектора с прокурором.
Следующий звонок Рутовски сделал в военную контрразведку. Он рассказал им о своём открытии. Те произвели быструю проверку и выяснили, что Людке по-прежнему находится в Бонне. В настоящий момент он присутствовал на банкете в военной штаб-квартире. В возрасте пятидесяти семи лет он собирался по состоянию здоровья выйти в отставку, и банкет устроили его приятели-офицеры. К этому зданию и направились три старших следователя.
В банкетном зале Людке с подобающей скромностью выслушивал, как генерал Ульрих де Мезьер, начальник штаба министерства обороны, расхваливал личные и военные заслуги контр-адмирала. По окончании речей Людке стал позировать для фотографов, встав рядом с генералом. Когда же после этого он приготовился уйти, генерал де Мезьер отозвал его в сторону.
— Могу я попросить тебя на пару слов, Герман? — негромко сказал он. — Тут есть комната, где мы могли бы переговорить в спокойной обстановке.
Озадаченный Людке проследовал вслед за начальником из банкетного зала в кабинет. За ним плотно прикрыли дверь. Генерал де Мезьер со смущённым видом кивнул в сторону трёх гражданских лиц.
— Эти джентльмены, Герман, из военной контрразведки. Прости меня. Время выбрано крайне неудачное, но дело срочное.
С совершенно ошарашенным видом Людке уселся в красное плюшевое кресло и, переводя взгляд с одного сотрудника безопасности на другого, стал ждать объяснений. Ему продемонстрировали плёнку и пачку спешно сделанных фотографий. Людке спросили, знакомы ли ему эти снимки.
Контр-адмирал перебрал ряд семейных снимков и добродушно подтвердил, что сделал их он. Затем он дошёл до трёх снимков, на которых была запечатлена табличка с номерными знаками его «форда», задумчиво изучил их и сказал, что не припомнит таких снимков.
Его озадаченность сменилась смущением, когда он увидел несколько снимков привлекательных девушек, частично одетых, а частью и совершенно голых.
Когда же дело дошло до девяти последних снимков, лицо контр-адмирала приняло трагический вид. Перед ним лежали прекрасно выполненные фотографии документов, имеющих отношение к недавнему перемещению штаб-квартиры НАТО из Франции в Бельгию. Документы эти, несмотря на то что им уже исполнился год, по-прежнему оставались сверхсекретными.
— Я никогда не делал этих снимков, — запротестовал он, — Я ничего не знаю об этих документах. Это какая-то подделка. Кто-то, должно быть, похитил мой фотоаппарат «Минокс» и сделал эти снимки, чтобы меня обвинили в шпионаже. Это чудовищно.
Последовавший затем трёхчасовой допрос окончательно потряс контр-адмирала. Сотрудники службы безопасности, оставаясь предельно корректными, проявили должную настойчивость. Вновь и вновь заставляли они Людке рассказывать всю историю и задумчиво хмурились над единственным предложенным им объяснением появления обвиняющих фотографий — якобы ему их подсунули.
Такое заявление выглядело абсурдом. Основную часть плёнки занимали снимки адмиральского семейства. Он от них не отказывался, кроме тех трёх, на которых был снят номер его машины. Под давлением смущённый военно-морской офицер даже признался, что это он фотографировал обнажённых девиц. Но фотографирование документов он решительно отрицал.
Наконец сотрудники службы безопасности собрали свои бумаги и сказали Людке, что на данный момент он тоже свободен. Почему они отпустили его, несмотря на явные подозрения в шпионаже, остаётся загадкой. Возможно, они надеялись, что, охваченный паникой, он выдаст и остальных членов шпионской организации, сделав какой-нибудь неосторожный телефонный звонок. А может быть, они полагали, что освобождение его на такой ранней ступени расследования не повредит делу.