Шведы не ждали неприятелей и расположились спокойно на отдых; их шнеки стояли у берега; раскинуты были на побережье шатры их. Неизвестно, как новгородцы дошли до них на другой берег реки: приплыли ли они туда отчасти в ладьях, или ранее переправились на другой берег; летописец говорит, что вообще им было неудобно. Известие о лошадях при описании сражения показывает, что у новгородцев была тогда конница, но были и пешие, а потому вероятно пешие плыли в ладьях, а конница шла по берегу, сообразно с ходом лодок. Часов в одиннадцать утра новгородцы нежданно появились перед шведским лагерем, бросились на неприятелей и начали их рубить топорами и мечами, прежде чем те успевали брать оружие. Это было не сражение, а скорее богатырская схватка, — тут была возможность показаться личной удали и мужеству. Летописец слышал от самого князя Александра о подробностях этого дня; он передает имена тех молодцов, которые тогда особенно отличились. Славную память оставил по себе Таврило Олексич: увидел он, что шведы, всполошенные неожиданным нападением, уводили под руки знатного юношу: то был сын Биргера; Таврило наехал прямо на берег на шведскую шнеку; доски еще не успели прибрать, что брошена была со шнеки на берег. По этой доске бросился Таврило на своем коне на шнеку проворно; тут обратились на него шведы и столкнули в воду с конем; но Таврило поправился, из воды выскочил, по берегу поскакал, налетел на воеводу Спири-дона, схватился с ним и убил его. Тут же положил голову и один из епископов шведских. Другой новгородец, Миша, со своей пешей дружиной, наскочил на три корабля и потопил их. Остался в памяти потомков Сбыслав Якунович: с одним топором отважный молодец бросился на неприятеля; и много людей пало под топором его, и все дивились силе и храбрости его. Летописец сохранил имя Якова Полочанина, княжеского ловчего. Князь хвалил его потом за то, что мужествовал он крепко с мечом. Со славой пеший слуга Ратимир положил голову от многих ран, которые ему задали шведы, обступив его. Новгородец Савва был не из лучших, а из молодших людей, а славу стяжал вечную. Он бросился на шатер Биргера, что красовался посреди шведского лагеря своим золотым верхом. Савва подсек столб у шатра. Новгородцы очень обрадовались, когда увидали, как упал этот шатер золотоверхий. Сам Александр нагнал предводителя Биргера и хватил его мечом по лицу: "возложил ему печать на лицо — говорит повествователь. Неожиданность явления новгородцев нагнала столбняк на шведов. В следующую же ночь, закопавши трупы мертвых, других мертвецов, которые были по-Энатнее, забравши с собой, они поплыли вниз по Неве. Такая блистательная победа обошлась новгородцам чрезвычайно дешево: у них легло всего человек двадцать. Может быть, иной был бы исход дела, если бы шведы были предуведомлены, что на них нападут, а то на них напали врасплох и оттого посчастливилось новгородцам.
Едва только прибыл Александр со своего славного поля битвы в Новгород, как рассорился с новгородцами и ушел от них. Вслед затем новгородцы послали просить у отца Александрова, Ярослава, другого сына, Андрея, в князья себе. Вдруг новая туча наступила с другой стороны. Изгнанники псковичи, не хотя подлегать власти немцев, толпами являлись в Новгород, с женами и детьми, и вопили о помощи. И в то же время немцы, утвердившись во Пскове, затевали покорить и Новгород; стекались к ним из Европы новые силы и передовые отряды пустились разорять новгородские волости. Рыцари послали ополчение латышей, ливов и эстов на Водскую страну. Вожане, испуганные разорениями, сдавались и переходили от страха к победителям. Таким образом взяли новгородский пригород Лугу; шайки летали в разные стороны и достигали тридцати верст от Новгорода; убивали новгородских гостей, ездивших с товарами. Копорье — тогда еще только новгородский погост — было взято: немцы сделали в нем место опоры для власти над Водской страной и построили укрепление. Вожане должны были неволей становиться в ряды победителей; те, которые не хотели — разбежались в леса и умирали с голода. Немцы забирали лошадей, скот; "не на чем было орать по селам", — говорит летопись. Рыцари считали уже приобретенным своим достоянием Водь, Ижору, берега Невы, Корелию; отдавали эти страны католичеству и папа присудил их церковной юрисдикции эзельского епископа. 13-го апреля 1241 г. этот епископ, по имени Генрих, заключил с рыцарями договор: себе брал десятину от десятины со всех произведений, а им отдавал все прочее, рыбные ловли, управление и все вообще мирские доходы.
В таких обстоятельствах Новгород опять приглашал Александра. Александр не перечился. Дело было общерусское.
В 1241 году собрались ополчением новгородцы и ладожане; вооружена была по призыву Великого Новгорода корела и Ижо-ра. Александр отправился на Копорье и счастливо отнял его у немцев. Город, построенный немцами, был уничтожен до основания: одни из немцев погибли тогда в сече, другие отведены были пленниками в Новгород. Александр некоторых пожаловал и отпустил, потому что он был, по выражению летописца, милостив паче меры. Не так милостиво поступил он с вожанами и Чудью, подданными Великого Новгорода, принявшими сторону немцев, может быть, более из крайней необходимости, чем из неприязни к Новгороду. Александр велел их вешать. После того надобно было освободить Псков. Александр призвал на помощь низовцев с братом Андреем и в 1242 году двинулся ко Пскову. Город был освобожден. Два немца, наместиники Пскова, в оковах отправлены в Новгород. Александр сел во Пскове; вперед в Немецкую Землю были посланы отряды за вестями. Александр ожидал новой войны; она должна была последовать от немцев. И действительно, скоро он услышал, что немецкая сила напала на посланные в Немецкую Землю отряды, разбила их и идет на Псков. Мейстер Валк и епископы шли с уверенностью, что дело поправится на их сторону. Немецкое ополчение шло по льду по Чудскому озеру, с целью дойти до Пскова льдом. Но Александр проведал путь неприятелей, и сам выступил из Пскова по льду с новгородцами и псковичами. Александр уставил свое войско в боевой порядок на озере, у скалы Вороний Камень, на Узмени, при повороте из Псковского озера в Чудское. Место это названо так потому, что там действительно постоянно кружатся вороны. Немцы двинулись на русских. По способу тогдашней тактики, Александр поставил свое войско свиньей: так называлось построение треугольником, образовавшим острый конец, обращенный к неприятелю. Увидя приближающихся врагов, Александр поднял руки вверх и громко перед всем войском своим говорил: "Суди мне Боже, и разсуди спор мой с этим велеречивым народом; помоги мне, Господи, как Ты помогал прародителю моему Ярославу, против окаяннаго Святополка!" Была тогда суббота пятой недели великого поста, день 5-го апреля. Солнце только что восходило. Когда немцы приблизились, Александр стремительно двинул свою свинью рылом на неприятеля, и немецкий строй был разрезан. Тогда, — говорит летописец, передающий рассказ свой словами очевидца, сообщавшего о славном деле известие: — "тогда поднялся треск от ломки копий и звук от мечнаго сечения. Казалось, двинулось замерзлое море, и великая сталась сеча немцам и Чуди с нами, и льду не видно было: все покрылось кровию". Разорванные, потерявшие строй, немцы бежали; русские с торжеством гнались за ними семь верст по льду, до Суболического берега. Летописец насчитывает побитых немцев пятьсот человек, а о Чуди говорит, что ее пропало бесчисленное множество; иные в воде потонули: тогда уже в весеннее время лед был не крепок; а из тех, которые убежали, многие были с ранами, и умирали от ран. Пятьдесят немцев взято живьем. А идучи, — замечает летописец, — они говорили: "мы руками возьмем князя Александра". Самовидец, передававший летописцу рассказ об этом замечательном событии, говорит: "я видел полки Божий на воздусе; они приходили на помощь князю Александру Ярославичу; и они-то обратили ратным плещи и избивали их, гоня по воздуху; и некуда было бежать врагам. Александр победил силою Божиею, Святой Софии и святых мучеников Бориса и Глеба". Эта победа воскресила было на время языческую ревность Финляндии. Таваста возмутилась; но русские, занятые другим делом, упустили из виду Финляндию, и шведы принялись крестить финнов еще деятельнее. Бир-гер для укрощения края построил крепость Тавастгус.
С торжеством возвращался Александр в Псков, освобожденный им от иноплеменной власти. Близ коня его вели знатных рыцарей; за ним гнали толпу простых пленников. Когда богатырь приближался к городу, навстречу ему вышло духовенство, и весь народ издавал радостные крики и торжественные песни, восклицая: "Бог, пособивший Давиду на иноплеменников, освободил наш город Псков от инояэычников рукою великаго князя Александра Ярославича". В Новгороде, куда Александр повез своих пленников, взятых на ледяном побоище, его ожидали такие же почести, такая же слава. "Прославилось, — говорили тогда, сообразно тогдашним географическим сведениям, — имя великаго князя Александра Ярославича, от моря Варяжскаго до моря Понтесскаго и до моря Хупожскаго, и до страны Тиверий-ския, и до гор Араратских, а об ту страну Варяжских гор, и Аравитских, даже до Рима великаго; имя его стало известным тьмам тем и тысячам тысяч людей".