– Молодцы, – громко поблагодарил работников Джеб. – Завтра польем и засеем.
Помещение наполнилось тихим гулом голосов и лязгом складываемых у стены инструментов. Часть разговоров звучала непринужденно; в некоторых ощущалось напряжение – должно быть, из-за меня. Иен протянул руку, и я отдала ему лопату, чувствуя, как мое и без того плохое настроение опускается ниже плинтуса. Без сомнения, «мы», брошенное Джебом, включало и меня. Завтра будет не легче.
Я мрачно уставилась на Джеба, а он только улыбался в ответ. В его улыбке сквозило самодовольство, как будто он читал мои мысли и это ему явно нравилось.
Он подмигнул мне, мой безумный друг. Да уж, очевидно, от человеческой дружбы большего ждать не приходилось.
– До завтра, Анни, – через всю пещеру выкрикнул Иен и рассмеялся.
Все повернулись к нам.
Глава 24
Терпимость
Запашок от меня шел еще тот, что правда, то правда.
Я потеряла счет проведенным здесь дням: сколько прошло? Больше недели или больше двух? Все это время я ни разу не сменила одежду, в которой отправилась в тот злосчастный поход по пустыне. Хлопчатобумажная желтая футболка так пропиталась солью, что задубела, собралась гармошкой и покрылась темно-бурыми разводами, в тон скальной породе. Мои короткие волосы встали дыбом и покрылись твердой коркой грязи; они беспорядочно торчали во все стороны, склеившись на макушке в жесткий гребень, как у какаду. Я не помнила даже, как выгляжу, и теперь лицо мое представлялось мне в двух оттенках бурого: бурая грязь и бурые заживающие синяки.
Приходилось согласиться с Джебом – не помешало бы принять ванну, а заодно и переодеться, иначе какой смысл мыться? Джеб предложил мне вещи Джейми, пока мои не просохнут, но не хотелось портить то немногое, что оставалось у Джейми, – я бы только все растянула. Слава богу, Джеб не додумался предложить мне вещи Джареда. Остановились на старенькой, но чистой фланелевой рубашке Джеба с оторванными рукавами и паре старых штопаных тренировочных штанов, которые он давным-давно не носил. Сейчас они свисали с моего локтя – руки у меня были заняты кучкой дурно пахнущих, кое-как слепленных комков, которые, по утверждению Джеба, являлись ни чем иным, как самодельным кактусовым мылом. Мы с ним направлялись в комнату с двумя реками.
И снова мы оказались не одни, и снова меня постигло жуткое разочарование. Трое мужчин и одна женщина – та самая, с седой косой, – наполняли ведра водой из ручья. Из купальни доносился громкий плеск, и кто-то звонко смеялся.
– Дождемся своей очереди, – сказал Джеб.
Джеб прислонился к стене. Я застыла рядом, чувствуя себя неуютно под взглядами четырех пар глаз; сама-то я всматривалась в горячий темный поток, бурлящий под пористым полом.
После недолгого ожидания из купальни вышли трое: спортивного вида женщина с карамельным загаром, блондинка, которую я видела впервые, и двоюродная сестра Мелани Шэрон. Вода с их мокрых волос стекала на футболки. Как только они нас заметили, смех оборвался.
– Добрый день, красавицы! – сказал Джеб, приподняв воображаемую шляпу.
– Привет, – бросила загорелая спортсменка. Шэрон и блондинка притворились, что не заметили нас.
– Ну что, Анни, – сказал Джеб. – Купальня в твоем распоряжении.
Я мрачно на него взглянула и стала осторожно пробираться в дальнюю комнату. До края воды оставалось несколько шагов, поэтому я сняла туфли – сразу почувствую, если замочу ноги.
Меня окружала кромешная тьма. Чернильная поверхность озерка таила под темной водой неведомые опасности. Я содрогнулась. Но чем дольше я буду тянуть, тем дольше мне придется оставаться здесь, поэтому я сложила чистую одежду рядом с обувью, вцепилась в кусок вонючего мыла и стала мелкими шажочками продвигаться вперед, пока не наткнулась на край водоема.
По сравнению с парилкой в большой пещере вода казалась прохладной.
Приятное чувство. Страх не пропал, но я наслаждалась прелестью купания. Я давным-давно забыла, что такое прохлада.
Не снимая грязной одежды, я по пояс зашла в воду. Струйки течения закручивались вокруг щиколоток. Хорошо, что озерко проточное – иначе я бы наверняка испортила воду; слишком много грязи на мне налипло. Я по плечи погрузилась в чернильную воду и принялась водить грубым мылом по одежде, решив, что это самый надежный способ стирки. В тех местах, где мыло касалось кожи, началось сильное жжение. Я сняла намыленные вещи и принялась их отстирывать: тщательно выполоскала каждую вещь, пока не смылся весь пот и слезы, выжала одежду и положила туда, где вроде бы лежала моя обувь.
Голую кожу мыло жгло еще сильнее, но ради того, чтобы снова стать чистой, я готова была вытерпеть любой зуд. Едва я намылилась, все тело защипало, а кожу головы как будто ошпарили кипятком. Синяки и ссадины были более чувствительны, чем остальная кожа, – должно быть, еще не сошли. Я с облегчением положила едкое мыло на каменный бортик и принялась смывать его, снова и снова – так же, как поступила с одеждой.
Я пробиралась обратно со странным чувством облегчения и сожаления. Купаться было очень приятно, так же, как, несмотря на жжение, было приятно почувствовать себя чистой. Но я слишком устала от полной слепоты и воображаемых опасностей, которые якобы таились в темноте. Я пошарила вокруг, нашла сухую одежду, быстро ее натянула и сунула сморщившиеся от воды ступни в туфли. В одной руке я несла мокрые вещи, в другой – обмылок, осмотрительно держа его двумя пальцами.
Джеб засмеялся, глядя на злополучное мыло.
– Жжется, да? Мы пытаемся это исправить. – Он обернул руку полой рубашки, и я вложила мыло в его протянутую ладонь.
Я не ответила на его вопрос, потому что мы были не одни; за ним выстроилась молчаливая очередь – пять человек, все с полевых работ.
Иен стоял в очереди первым.
– Выглядишь лучше, – сообщил он мне, то ли удивленно, то ли с раздражением – по его тону сложно было понять.
Он протянул к моей шее длинные белые пальцы. Я отшатнулась, и он быстро отвел руку.
– Извини, – пробормотал он.
Непонятно, за что Иен извинялся: за синяк или за то, что меня напугал? Вряд ли он просил прощения за то, что пытался меня убить. Наверняка он все еще желал моей смерти. Впрочем, спрашивать его я не собиралась. Я пошла дальше, и Джеб устремился следом.
– Что ж, все прошло не так уж и плохо, – сказал Джеб по пути через темный коридор.
– Ага, – пробормотала я. В конце концов, меня пока не убили. А это всегда плюс.
– Завтра будет лучше, – пообещал он. – Мне всегда нравилось заниматься огородом: просто чудо, сколько жизни таит в себе мертвое с виду семечко. Вот так смотришь и думаешь: а может, и ты, старый хрыч, на что сгодишься? Хотя бы на удобрение! – Джеб рассмеялся своей шутке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});