лживый Ясон, ты колдунью околдовал и сделал безмерно несчастной…
Медея, чтобы избавиться от нахлынувших воспоминаний, закрутила не только головой, но и плечами так, что взметнувшимися длинными хвостами своих пышных кос, чуть не ударила по лицу ждущего ответа супруга.
— Юноша этот, как видно, не хочет, как бедный родственник сам навязываться и признаваться Эгею в том, кто он таков. Хочет, наверное, чтоб царь сам его узнал чувствительным сердцем отцовским. Что ж, надо мне безвольного напугать Эгея, но не слишком сильно так, чтобы принял он его во время завтрака с оружием, но, конечно, в окруженье надежной охраны. Это юношу обидит и оскорбит и потому сразу он отцу не признается, что он ему сын. А в это время надо успеть его… отравить! Да так, чтоб умер сразу, не мучаясь, не страдая и, конечно, не успев Эгею ничего рассказать. Во время переполоха, который возникнет, когда он мертвым падет, мне надо меч его подменить на обычный, каких для охранников в кладовой оружейной у Эгея не мало.
Быстро промелькнул план действий в злокозненной, как у царственной Геры, колдовской голове Медеи, и она заботливо Эгею сказала:
— Милый, надо не просто остерегаться появившегося неизвестно откуда этого юношу. Ведь, если его сейчас просто выгнать или разоружить, то он в другой раз подстережет тебя в тайной засаде и наверняка убьет. Я сердцем чувствую ясно, что он замыслил против тебя и против твоего наследника Меда что-то очень недоброе.
Как только Эгей услышал про опасность, грозящую его наследнику долгожданному, то весь встрепенулся и, бодро почесав плешь, заговорщицки супруге подмигнул обеими глазами и тихо, чтобы никто не услышал, промолвил:
— Медея, ведь ты же колдунья, вот и настал момент искусство свое тебе показать. Придумай же скорее, как нам опередить нечестивца и самого его жизни лишить прежде, чем он сделает непоправимое зло мне или нашему сыну.
— Если б я не боялась, что ты злодейкой меня назовешь, то посоветовала бы его отравить. Но этого советовать тебе я не буду, ведь и так меня незаслуженно некоторые кознодейкой, как златотронную Геру, считают.
Так же тихо, но, незаметно стараясь раззадорить Эгея, вымолвила Медея.
— Нет уж, ради спасения нашего любимого сына ты должна против него самый сильный яд приготовить! Слушайся мужа, супруга!
— Как прикажешь, Эгей. Ведь ты царь, и все здесь должны тебя слушаться.
С притворной покорностью сказала колхидянка, старательно скрывая грозное сверкание черных глаз. Чтобы успеть к завтраку, бросилась Медея в спальню к своему сундучку, привезенному из Колхиды, и взяла оттуда высушенный аконит.
Говорят, что, когда тиринфянин храбрый трехглавого Кербера вывел из Аида на освещенную землю, тот сильно стал упирался, больные глаза от сверкавших солнца лучей отвращая. Потом трехглавое чадо Ехидны с Тифоном, разъярившись, громким лаем тройным одновременно заставило воздух дрожать и по изумрудным лугам разбросало белесую пену. Пена та, куда падала, тут же пускала ростки и, живительную влагу впивая из плодородной земли, порождала стройные, высокие, красивые, но очень ядовитые цветы, которые люди потом аконитом назвали.
Этот ядовитый цветок быстро заварила Медея и смертоносную влагу в два красивых серебряных килика на изящных ножках, с двумя горизонтальными ручками по бокам, добавила, в одном разведенное водой искрометное было вино, а в другом — напиток из трав душистых, пряностей разных и меда — ведь не знала колдунья что сын Эгея Тесей любит пить за завтраком по утрам.
96. Встреча Тесея с Эгеем и Медеей
Явившись в царский дворец, Тесей решил сразу никому не открывать, кто он такой, но предоставить отцу возможность самому узнать сына. Кроме того, не мог он, как ни старался, избавиться от обиды и горечи в сердце и мучил свою душу такою беседой:
— Как же так: мою мать — чистую, юную девушку 17 лет назад он оставил беременную без пира и свадьбы, и обо мне за все эти годы ни разу не вспомнил, даже не послал кого-нибудь тайно поинтересоваться родился ли кто у Эфры, и, если родился, то кто, и как этот от него рожденный живет? Да и сам он мог бы заехать к старому другу Питфею, как не раз делал до того, как я появился на свет… Чего только цари не делают из — за жгучего желания царствовать и потом власть и престол передать сыновьям. Как не люблю я все эти «царские игры» с наследованием!.. Наверное, из-за безумного желанья иметь наследника Эгей и на Медее женился, хотя… для своих лет колхидянка выглядит, как бесстаростная богиня: смуглая кожа чистая, как у ребенка, тело стройное и чувствуется — упругое и тугое, как у юной танцовщицы или флейтистки, в лице — невыразимая прелесть все еще яркой красавицы. Такую красоту мужи зовут несравненной, многих она поражает с первого взгляда, но во мне она вызывает лишь опасения и осторожность.
Тесея глашатай по приказу Медеи учтиво пригласил на царский утренний завтрак. Перед входом в пиршественный зал молодая красивая рабыня сняла юноше обувь и вымыла ему ноги, затем другая девушка-рабыня подала ему воду в серебряном кувшине для мытья рук и новое полотенце. В скромном утреннем пире, как и в любом пире, обычно принимали участие только мужчины, а женщинам и детям обычай не дозволял участвовать в мужском пиршестве. Однако для Медеи, как для царицы, обычай, и главное — царь, дозволял исключение. Места указывались всегда хозяином, и самым почетным местом считалось, место возле него. На пирах у Эгея всем всегда заправляла молодая царица, хотя для вида, она часто заставляла кое-что делать Эгея, но, конечно, лишь то, что ей было угодно.
На этот завтрак, кроме Тесея коварная колхидянка пригласила лишь нескольких послушных ей царских советников, глашатаев и, конечно, двенадцать охранников, некоторых из них расставив, а других рассадив, между Эгеем и его неузнанным сыном. Колдунья все предусмотрела, и потому даже, если б Эгей обладает зрением самым острым, он все равно не смог бы увидеть герб Эрехтеилов на своем мече родовом.
Завтрак большинства греков состоял из хлеба, обмоченного в несмешанном вине, иногда с сыром, орехами и фруктами. К завтраку хлебосольного Эгея еще подавали разные овощи такие, как, мальва, салат, капуста, бобы, чечевица и лук, и так же зажаренное на углях рабами вчерашнее мясо дичи пернатой, которая в изобилье водилась в тенистых афинских лесах. Кушанья из только, что приготовленной баранины, телятины, свинины или рыбы подавались у Эгея только по вечерам, к плотному обеду.
Распоряжение и заведование пирами у Эгея обычно,