Читать интересную книгу Завоеватель - Конн Иггульден

– Господин, можно держаться впереди сунцев. К весне попадем в цзиньские земли. Ямщик сказал, что ваши братья уже получили весть. Они вернутся домой.

– Орлок, ты не понимаешь меня, – негромко проговорил Хубилай. – Я уже дома. Это мое ханство, и я его не брошу.

Урянхатай сделал большие глаза, сообразив, что значит цзиньский наряд Хубилая.

– Господин мой, состоится курултай, собрание царевичей. Ваши братья…

– Мои братья тут ни при чем, – строго перебил Хубилай. – Я решил, что завершу начатое. Это мое ханство. – В голосе Хубилая слышалось изумление, словно он лишь сейчас осознал, что за смятение царит у него на душе. Желтые глаза сияли ярче золотых слитков. – Это моя империя, Урянхатай. Меня отсюда не прогонят. Готовь тумены к битве, орлок. Я дам врагу бой и сокрушу его.

* * *

Сюань мерил шагами ночной мрак. Столько мыслей, столько воспоминаний – разве тут отдохнешь? Странная это вещь – армия, порою чудеса творит с людьми. В одиночку человек убежал бы, а с друзьями и командиром стеной стоит. Только есть и спать нужно всем. Сюань и раньше устраивал привалы вплотную к врагу – странно, словами не передать. Войска стояли так близко, что на темнеющей равнине светящимися точками виднелись костры монголов. Сунские владыки всюду расставили стражников и дозорных, хотя никто не ждал, что монголы нападут ночью. Быстрота и гибкость – вот в чем сила монголов, а темнота эту силу нивелирует. Бок о бок спят те, кто при свете дня разорвет друг друга на части… Сюань улыбнулся: так нелепо умирают лишь люди. Волки пожирают оленей, но спать и видеть сны рядом с жертвой не станут.

Заколыхались тени. Сюань перепугался, поднял голову, но успокоился, заслышав голос сына.

– Я здесь, Ляо Цзин, – прошептал он.

К нему приблизился маленький отряд, и даже во тьме Сюань узнал каждого. Четверо детей – единственный след, который он оставил на земле. Цзин Ань это понимал. Молодой сунский вельможа был так великодушен! Сюань мог привезти сюда детей и без разрешения Цзин Аня, хотя тогда их наверняка обнаружили бы. Сюань рискнул, поговорив с ним начистоту, и не прогадал. Цзин Ань сразу его понял.

Сюань вручил сыну мешочек с монетами. Ляо Цзин взглянул на него с удивлением, в звездном свете тщась рассмотреть отцовские черты.

– Что это? – тихо спросил он.

– Дружеский дар, – ответил Сюань. – На первое время хватит. Останешься в живых, да еще среди родичей. Уверен, помощь ты найдешь везде, но в любом случае это твой шанс жить своей жизнью и завести потомство. Ты ведь этого хотел, да, Ляо Цзин?.. Тебя услышали. Ну, езжай! Я нашел тебе коней и двух сопровождающих. Люди верные, хотят домой… Слишком большую свиту давать опасаюсь – еще ограбят. – Сюань вздохнул. – Стыдно, но я разучился доверять людям.

– Я никуда не поеду! – крикнул сын. Сестры зашикали на него, а Ляо Цзин протянул мешок с монетами им; сам же подошел к отцу и, склонив голову, зашептал Сюаню на ухо: – Остальные пусть едут, а я служу у тебя в полку. Позволь мне остаться с тобой! Позволь мне биться бок о бок с тобой.

– Лучше живи, – коротко ответил Сюань. – Завтра здесь многие погибнут, возможно, и я тоже. Если такое случится, хочу знать, что мои сыновья и дочери живы и свободны. Как твой командир, Ляо Цзин, приказываю отправиться с ними. Да хранит вас моя любовь!

Сын промолчал. Он стоял в сторонке и смотрел, как младший брат и сестры в последний раз обнимают отца. Затем, не сказав ни слова, повел их к скрытым мраком коням. Сюань почти ничего не видел, но слышал, как младшая дочка всхлипывает и зовет папу. У него аж сердце защемило.

Маленький отряд шагал по лагерю, и Сюань в очередной раз порадовался, что заранее получил разрешение Цзин Аня. Хоть сунские часовые во тьме не кричат. Цзин Ань затею одобрил и даже подписал бумаги, которые помогут, если детей остановят на сунской земле. Шанс выжить Сюань им дал, а дальше уж как получится.

Послышались шаги, и его осенила неприятная догадка. Он не удивился, когда темная фигура заговорила голосом Ляо Цзина.

– Младшие уехали. Если завтра ты погибнешь, я буду рядом, – заявил молодой человек.

– Сын мой, напрасно ты меня ослушался, – начал Сюань строго, а продолжил куда мягче: – Но раз уж ослушался, прогуляйся со мной по лагерю. Я теперь не засну.

Ему на удивление, Ляо Цзин протянул руку и коснулся его плеча. В семье Сюаня напоказ чувства не выставляли, тем ценнее было это проявление. Сюань улыбнулся, и они зашагали по лагерю.

– Давай я расскажу тебе о враге, Ляо Цзин. Монголов я знаю всю жизнь.

Каракорум снова кишел воинами, на равнинах перед городом стояли тумены, в каждой комнате города разместилось по семье. Домой вернулись двести тысяч человек, истребив всю дичь на сотню миль вокруг города. В тесных лагерях частенько говорили о восточном Шанду: там, мол, места хоть отбавляй.

Арик-бокэ стоял в самом глубоком подвале города. Жизнь кипела высоко над головой. А тут было холодно. Царевич тер руки, покрывшиеся гусиной кожей. В подвале лежало тело старшего брата, и Арик не мог отвести от него глаз. Традиционалист во всем, Мункэ оставил указания относительно собственных похорон: прах нужно отвезти в горы, где похоронен его дед. Закончатся приготовления, и Арик-бокэ сам отвезет его туда. Земля родины поглотит тело брата.

Мункэ обернули тканью, жуткую рану на горле – глубокий разрез с белыми краями – зашили. Но все равно Арик-бокэ дрожал, оставшись в темном подвале наедине с жалкими останками любимого брата. На время своего отсутствия Мункэ доверил ему Каракорум. Он даровал ему родовые земли. Хан понимал: над кровным родством и братством не властна даже смерть.

– Брат, твои наказы выполнены, – сказал Арик-бокэ трупу. – Ты доверил мне столицу, и я не подвел. Хулагу уже в пути, чтобы отдать тебе последний долг.

Арик-бокэ не плакал. Слезливость и опухшие глаза Мункэ презрел бы. Арик собирался напиться до беспамятства, пойти к воинам, погорланить песни, выпить еще. Может, тогда и порыдает без зазрения совести.

– Хубилай тоже скоро будет здесь, – сказал брату Арик-бокэ и тихонько вздохнул. Пора возвращаться на поминальный пир. Хотелось сказать погибшему брату кое-что еще, да слова не шли, точно Мункэ был жив и слушал. – Прости, что меня не было рядом, когда наш отец спасал Угэдэй-хана. Прости, что меня не было рядом, чтобы спасти тебя. Я бы жизнь за тебя отдал, клянусь, Мункэ! Ничего другого не пожелал бы.

Эхо разнесло его слова по подвалам. Арик-бокэ взял погибшего за руку. Какая тяжелая!

– Прощай, брат! Постараюсь стать таким, каким ты хотел меня видеть. Это будет лучшей памятью о тебе.

Глава 30

Солнце еще не встало и серый свет не возвестил о приближении зари, а оба лагеря проснулись и стали готовиться к битве. Заваривали чай в тысячах чайников, готовили обильную еду. Воины отливали, а то и не по разу: от волнения мочевые пузыри ослабли. У сунцев канониры осматривали свои драгоценные пушки, вытирали отполированные ядра, проверяли, не отсырел ли порох.

Когда забрезжил бледный свет, называемый волчьей зарей, армии увидели друг друга. Монголы уже оседлали коней и выстраивались в минганы, в бою независимые друг от друга. Воины выпрямляли затекшие спины, проверяли луки, натягивали на них тетивы, расправляли гудящие плечи.

Кое с чем до рассвета не справиться, но едва лишь стало можно отличить белую нитку от черной, Цзин Ань поставил канониров в переднюю шеренгу. Часть выстроил по флангам, чтобы в случае атаки показать монголам черные пасти пушек. Цзин Ань видел, как вражеские командиры разглядывают его полки, объясняют друг другу особенности построения. Сунец улыбнулся. При всей своей храбрости и быстроте, к его войску монголы поскачут под канонадой. Он постарался извлечь урок из поражений других военачальников. Представил себя на месте монголов: чем можно нейтрализовать такую силу. Вариантов Цзин Ань не видел. Монголы – вшивые дикари, а он – высокородный вельможа из древней империи.

Сунские полки выстроились за канонирами. Цзин Ань сидел в седле и наблюдал, как подчиненные расставляют стрелков. Ручницы тяжелые, перезаряжаются медленно, стреляют неточно. Впрочем, из них начнут палить вместе с пушками, так что вряд ли промажут. Когда ядра и порох кончатся, в бой вступит кавалерия. Еще дальше своего часа безропотно ждали мечники в блестящих доспехах из железа и дерева. Туда Цзин Ань и поставил цзиньцев – под надежную защиту пушек.

Изгнанный император ему нравился. Поначалу молодой вельможа думал, что Сюань из тех, кто кичится своим положением, утратив его почти полностью. На деле тот напомнил ему отца, умершего почти десять лет назад. Оба потеряли вкус к жизни, обладали тонким чувством юмора и повидали больше, чем хотелось помнить. Цзин Ань сомневался, что цзиньские солдаты сбегут, но полагаться на столь пожилых людей не мог. На заре они рвались в бой, но поможет ли голое рвение сражаться наравне с теми, кто в два раза моложе? Цзин Ань решил следить за цзиньцами во время боя, чтобы их слабость не заразила других.