Читать интересную книгу Страсти по адмиралу Кетлинскому - Владимир Шигин

Из воспоминаний инженер-механика крейсера «Аскольд» В.Л. Бжезинского: «Я поинтересовался (у Ф. Раскольникова. — В.Ш.) о том, каковы были предположения Коллегии в отношении судьбы Кетлинского. Раскольников ответил, что Коллегия приняла бы решение в зависимости от результатов следствия, но что он лично считал, что Кетлинский, безусловно, скомпрометирован своим прошлым, но что он быстро советизировался. Раскольников считал, что Кетлинского прежде всего необходимо убрать из Мурманска и использовать в аппарате наркомата по вопросам, связанными с реформами флота, и по организации системы обучения на флоте после перехода его на добровольческие начала… Я остановился обстоятельно на обстановке, при которой Раскольников высказал свое намерение отозвать Кетлинского из Мурманска. Он считал, что независимо от выводов следственной комиссии в феврале Кетлинский был бы отозван из Мурманска. Поэтому те, кто говорит о том, что если бы адмирал остался жив, то он активно содействовал бы белогвардейскому перевороту, не учитывают того, что ко времени этих событий в июле 1918 г. он был бы далеко за пределами Мурманского края».

Что и говорить, Кетлинский в должности гланамура был всего лишь «калифом на час», и судьба его, как военно-морского начальника, была уже предрешена. Несмотря на полное отсутствие каких бы то ни было деяний против советской власти, ему все равно не доверяли и желали убрать из Мурманска как можно скорее. Впрочем, в той ситуации, которая складывалась на Мурмане в начале 1918 года, возможности Кетлинского были на самом деле не велики.

Из воспоминаний инженер-механика крейсера «Аскольд» В.Л. Бжезинского: «Я уверен, что если бы Кетлинский продолжал занимать должность гланамура, события протекли также и закончились бы интервенцией. Кетлинский, не удалив союзный флот осенью 1917 г., не смог бы парализовать его деятельность весной и летом 1918 г. Преобладающее превосходство в силах осталось бы за союзниками — интервентами. Предполагать, что Кетлинский мог бы договориться с англичанами или протестовать, используя свой авторитет, нельзя, так как интервенция была проведена распоряжением свыше и за местным союзным командованием оставались только вопросом тактики обмана и вмешательства, а не решение вопроса, быть или не быть интервенции. Остается открытым вопрос о том, как бы отнесся Кетлинский к распоряжениям Советского правительства о выражении союзникам протеста и даже вооружении сопротивления при попытке высадки войск? В данном случае каждый исследователь должен ответить, что он не знает, как поступил бы Кетлинский. С одной стороны, известно, что гланамур считал своим долгом выполнять приказы, а не обсуждать их, кроме того, со дня его смерти прошло полгода, за которые могло бы многое измениться. Можно отметить, что Кетлинский приносил большие жертвы: он пережил без единой жалобы суд команды на корабле, следствие комиссии Лесниченко, вопросы о реорганизации штаба в Центромуре, угрозы «непримиримых», наконец, арест и перспективу нового следствия, в то же время все активнее и активнее участвовал в работе демократических организаций, боролся, как умел, за сохранение боеспособности флотилии. Эти переживания очищали его старорежимную идеологию и могли привести к полной советизации, как это произошло со многими офицерами царской армии и флота. Таков мой вывод об этом грешном человеке. Морская коллегия при существенной поддержке Самохина и Раскольникова оформила семье Кетлинского пенсию, как семье военного моряка, погибшего на посту».

Грустно, но выдвиженцы Колчака даже после смерти Кетлинского продолжали мстить за «обиды» своего шефа его семье. Так, любимец Колчака контр-адмирал Л.Л. Иванов, переведенный им с Балтики на Черное море, а во время Гражданской войны ставший начальником штаба флотилии Северного Ледовитого океана, осенью 1919 года вспомнил о вдове бывшего конкурента Колчака и приказал командиру Мурманского порта капитану 1-го ранга Дарагану: «Предложите вдове Кетлинской выехать на юг и предупредите ее о выселении из квартиры». Практически это был приказ выбросить женщину с двумя маленькими дочерьми на улицу. Однако порядочные флотские офицеры в Мурманске все же еще были, и тот же Д.И. Дараган отказался выполнить распоряжение своего начальника, доложив: «Кетлинская зарабатывает уроками всего 121 руб. в месяц.

Переезжать в Крым, не зная имущественной обстановки, из-за детей пока не желает. Лишена всяких денежных средств». Лишь после этого контр-адмирал Иванов оставил вдову Кетлинского в покое.

При этом Ольга Леонидовна Кетлинская оставила о себе в Мурманске самую светлую память. Именно она была организатором первого мурманского литературно-художественного кружка, первых благотворительных вечеров, городской публичной библиотеки и первого детского сада-приюта. При этом, несмотря на смерть мужа, она по-прежнему активно продолжала заниматься общественной работой.

* * *

Единственной последовательной и бескомпромиссной защитницей памяти контр-адмирала Кетлинского, как человека, принявшего советскую власть и павшего за ее идеалы, стала его дочь, Вера Казимировна Кетлинская.

Заняв к 50-м годам XX века весьма высокое место в писательской иерархии, Вера Кетлинская начала компанию по посмертной реабилитации своего отца. Кетлинская стремилась доказать, что ее отец искренне сотрудничал с советской властью и никогда не был ее врагом, а его убийство стало делом рук английской контрразведки и офицеров-контрреволюционеров.

В своей книге «Вечер. Окна. Люди» В. Кетлинская приводит в защиту своего отца высказывания участников событий на Мурмане в 1917—1918 годах. Так, она случайно нашла Т.Д. Аверченко, бывшего начальником контрразведки Мурманского укрепрайона и одновременно секретарем уездкома РСДРП (б) в 1920—1922 годах A.M. Ларионов сам нашел ее и, по словам Кетлинской, написал ей: «Вы обязаны рассказать правду о своем отце и о мурманских событиях, вы же знаете отца и лучше других можете понять его!» Ветеран, по словам В. Кетлинской, буквально потребовал от нее, чтобы дочь вступилась за правду об отце.

Впрочем, позднее Т.Д. Аверченко сам написал воспоминания, где тепло отозвался о контр-адмирале Кетлинском и закончил их следующими словами: «Я взялся на старости лет (мне уже 75 лет) за перо, чтобы помочь историкам в восстановлении истины, снять незаслуженные обвинения с сотен людей: контр-адмирала Казимира Филипповича Кетлинского, обвиненного в двурушничестве, измене Родине и в организации помощи интервентам. С десятков подлинных большевиков из Мурманского Совета, Совжелдора, Центромура, которых историки не только забыли, но и оклеветали, зачислив в эсеров и подсобников интервентам. Нужно навести порядок в историческом хозяйстве Мурманска. Мы тогда были молоды, полны сил и энергии и все, что имели, отдавали, как могли и умели, на борьбу за власть Советов».

В. Кетлинской пришлось нелегко, так, первые же выступления в защиту отца сразу привели к многочисленным жарким дискуссиям среди ленинградских писателей. К этим дискуссиям вскоре подключились историки и партийные деятели.

В.К. Кетлинская откровенно признавалась: «В своем отношении к отцу я пережила разные периоды. Был период, когда я считала просто, что, поскольку он офицер, дворянин, контр-адмирал, я ставлю на нем крест и отрекаюсь от него. Был такой период. Когда я выросла и поумнела, я стала разбираться, что же здесь правильного…»

Честность Веры Кетлинской и ее настоящее мужество не могут не вызывать уважения. В письме к мурманскому краеведу Е.А. Двинину Вера Кетлинская писала: «Я выдержала большую борьбу, очищая… имя (отца. — В.Ш.) от клеветы, мне удалось доказать, что никакой контрреволюционной деятельности он не вел, но пробить это в печать пока не удалось, историки чрезвычайно неохотно пропускают критику друг друга, охраняя честь мундира, но брешь уже пробита, это уже хорошо, хоть повторять не будут…»

Борьба за реабилитацию имени отца стоила Кетлинской немало сил и нервов. Писатель Федор Абрамов, выступая в Ленинграде, прямо говорил по этому поводу: «Кетлинскую в течение очень длительного времени… просто травят в нашей организации».

Масла в огонь подлил, возможно, сам того до конца в то время не понимая, и B.C. Пикуль, написавший исторический роман «Из тупика», посвященный перипетиям установления советской власти на Севере. Одним из главных действующих лиц романа стал некий контр-адмирал Кирилл Фасгович Ветлинский, в котором читатель без особого труда мог узнать Кетлинского. А так как научным консультантом и рецензентом романа выступил доктор исторических наук В.В. Тарасов, то, естественно, что Пикуль высказал в книге именно его точку зрения на личность Кетлинского.

Заметим, что в первоначально Пикуль, судя по всему, не очень-то хотел делать из своего Ветлинского (Кетлинского) контрреволюционера, за что тут же получил нагоняй. Консультировавший Пикуля известный в то время историк революционного Севера В. Тарасов сразу же указал молодому писателю на ошибочность его трактовки образа Ветлинского (Кетлинского): «Вы, Валентин Саввич, допускаете в книге ряд противоречий в оценке Кетлинского. Правильно показываете его в период службы царю и Временному правительству как сатрапа, а при советской власти он у Вас выглядит как лояльный новой власти человек. Но этот человек был душой заговора против советской власти, он создал контрреволюционный штаб главнамура, в котором все — от писаря до генерала — были белогвардейцами. А он у вас или в тени, или даже лояльный человек».