завтрашнего дня подготовить.
На самом деле сказал я это в надежде, что Микитка уйдет. Неудобно будет, если сейчас Щегловский подкатит, а я тут с Микиткой болтаю.
— Подожди, Игорь, — позвал вдруг он.
— М-м-м?
— Разваленная пекарня, в центре. В девять вечера.
— Что? — Не понял я.
Глава 29
Микитка сразу не ответил на мой вопрос. Вид у него стал очень растерянный и испуганный. Потом он все же решился заговорить и повторил:
— Разваленная пекарня в центре. В девять вечера. Так мне было велено тебе передать.
Пока Микитка молчал, я понял, что вот он, посланец от Щеглова. Никита-Никита… Хороший наивный паренек. Ведомый малоопытный мальчишка, который так легко попал под чужое нехорошее влияние…
— Зачем это все тебе? — Спросил я.
Ничего не сказав, он отвел вбок глаза. Замялся.
— Мне не велено было с тобой ни о чем разговаривать, Игорь.
Понимал я, какая теперь Микитку ждала судьба. Сейчас, в этот самый момент, Караев глядел за мной откуда-то из тени. Видел я, как его неприметная машина прокатилась по улице и стала в темноте, загороженная от фонарного света раскидистыми ореховыми деревьями.
Еще до ночи будет Микитка сидеть в наручниках в местном отделении милиции.
— М-да… Ну конечно, Микитка, — я вздохнул. — Тебе не велели. Но вот что я тебе хочу сказать.
— Что?
— Ты ж с матерью живешь? Один у нее?
— Ну да, — Микиткины глаза удивленно расширились. — А что такое?
— Сделай чистосердечное. Тогда, может, отделаешься условным сроком. Не заберут тебя в тюрьму и сможешь дальше за мамой смотреть.
Тут же в глазах парня разгорелся страх. Он стал озираться, отступил на шаг.
— О чем это ты, Игорь? — Спросил он громким шёпотом.
— Эх… Зачем же ты во все это дело полез? Зачем связался со Щегловым? Вот теперь все, кто в гараже, и дальше, в колхозе, с ним повязаны, станут расплачиваться. И ты станешь, — Я замолчал. Как-то досадливо мне стало за Никиту и я поджал от этого губы. — Ну ладно уже. Бывай, Никита. Может, когда свидимся.
Бросив на парня последний взгляд, я зашагал к Белке.
— Стой, Игорь, — вдруг окликнул меня Микитка. Я обернулся.
— М-м-м?
Никита помялся, потоптался с ноги на ногу. Решился подойти и заговорить полушепотом:
— Тут, в гараже, с Щегловым немало людей работают. Придется всех шоферов перетряхивать. Возят они для нашего зампреда незаконные грузы туда-сюда. Щас, конечно, когда армавирское дело началось, притихло все, а так тут много кто с ним.
— Завгар? — Спросил я, нахмурившись.
Микитка отрицательно покачал головой.
— Он не причастный. Лидия Петровна, диспетчер наш. Щеглов через нее… — он замолчал, будто бы не решившись говорить дальше.
— Как же тебя сюда принесло? Как ты во все это грязное дело попал?
Микитка стыдливо упер взгляд в землю. Опустил узковатые плечи.
— Пашка Серый меня сюда заволок. Пообещал, что я так в люди выбьюсь.
— Все он тебе это наврал. Так ты только свою койку на нары променяешь да Щегловский карман набьешь.
— Не виноватый я, — вдруг глянул на меня Микитка блестящими глазами, — я же никому ничего плохого не хотел. Я же никого не грабил, никого не убивал. Знай себе возил туда-сюда стройматериалы. Ну пусть не по колхозным путевкам, а по зампредавским поручениям. Но для меня оно все едино было. А мне надо… У меня мать больная. Инвалидом осталась после войны. Все здоровье оставила за станком, на заводе. А хатка у нас старая, ветхая. Летом там сквозняки или духота, а зимой сырость. Очень это худо для маминого здоровья… А Щеглов мне обещал стройматериалы: кирпич, цемент, шифер. Так просто все это не достать, а у меня бы было! Я мечтаю уже давно хуту обложить, чтобы как у нормальных людей стало, чтобы мамино здоровье поправилось…
Микитка оправдывался тихо и торопливо. Хотел, будто, стать в моих глазах невиновным. А может, сам себя убедить, что делал правильные, в общем-то вещи.
— Понимаю я тебя, Микитка, — остановил я его речь, хотя он все еще продолжал растерянно что-то бормотать. — Да только те стройматериалы ты, выходит, у простого народа воровал. Воровал у тех, кто их делал для таких же простых людей. Пусть ты это по незнанию, но незнание это от ответственности не освобождает.
— Мамка… Мамка ж без меня никак не смогет, — с мольбою посмотрел на меня Микитка.
— Я тебе уже сказал, что тебе делать надобно. Бывай, Никита.
* * *
Микитка шел домой по Ленина. Жил он не так далеко от гаража и уже давно привык ходить туда и обратно пешком. Вот только сегодня в дороге его сопровождал настоящий страх.
Привычным делом он топал по обочине, и каждая машина, что гнала сзади или шла ему навстречу, заставляла нутро Микитки вздрагивать. Микитку мучили слова, сказанные Землицыным. Значит, сегодня что-то будет?
Микитка слишком боялся приближаться к таким серьезным делам и не решился доложить Щеглову, что Игорь что-то знает. Не решился он и бежать от милицейского преследования. Разве можно просто так взять и бросить маму, как это сделал Пашка Серый? Оставалось ему только вздрагивать каждой машине и ждать, что вот-вот за ним приедут. А приедут ли? Микитка не знал. В глубине его души теплелась надежда, что Землицын над ним пошутил. Что все это его жестокий юмор. Хотя жестокости Никита за Землицыным никогда и не замечал.
Было в душе и другое чувство — жажда. Страшная жажда к тому, чтобы все уже, наконец, закончилось, чтобы душевные переживания, к которым Микитка был совершенно непривычный, в миг прекратились грубой милицейской рукою.
— Пусть уже просто схватют и вся недолга, — проговорил он тихо себе под нос. — Нету мочи терпеть…
Улица Ленина горела теплым светом уличных фонарей. Угнездившись на столбах электропередач, направили они свои яркие лица вниз, к остывшему от августовского солнца асфальту.
На следующем перекрестке Микитке нужно было направо. Он уже видел, как остов старого, светящегося в темноте побелкой электростолба, торчал у дороги, отмечая нужный поворот.
Сзади зашуршали шины автомобиля. Микитка почему-то обернулся, зажмурился. В глаза бил свет фар. Когда свет отхлынул и Никита проморгала, то увидел, что машина эта оказалась стареньким жигуленком. Автомобиль остановился рядом с Никитой, у того аж сердце екнуло.
«Ну вот