Читать интересную книгу Иная жизнь - Владимир Ажажа

Вечером в санчасть приехал командующий ВВС СКВО и комиссия, я рассказал все, как было. Они ушли, потом примерно через час пришел командующий ВВС СКВО и полковник Рахманов. Командующий сказал мне, что в первый раз я выключил двигатель сам, а второй раз у меня была иллюзия и я катапультировался с нормального самолета. И начал мне объяснять все, что я рассказал комиссии, это полный абсурд.

29. 08. 91 г. утром в санчасть пришел полковник Рахманов и сказал, что пленка САРПП проявлена и на ней "пожар", отказ "генератора" и все мои действия подтверждаются. В этот день я еще беседовал с полковником Милеевым, рассказал, как все было. Потом весь день почти со мной беседовал врач подполковник Соломин и врач-психиатр. Он мне давал написанные тесты на проверку моей психики.

30. 08. 91 г. утром беседовал с начальником летающей лаборатории и рассказал, как все произошло. Потом беседовал с подполковником Соломиным. Он опять у меня все расспрашивал, как случилось. Вечером меня отвезли в госпиталь и положили в летное отделение.

2. 09. 91 г. ко мне на беседу пришел корреспондент, который написал про меня в газете "Красное знамя", и начал расспрашивать, как все произошло.

3. 09. 9l г. утром примерно в 12 часов меня вызвали к начальнику летного отделения. Там у него сидели три человека, все военные в звании полковников. Они мне дали бумагу и попросили, чтобы я ответил на вопросы. Я написал ответы. Потом началась беседа.

4. 09. 91 г. в 12 часов приехал в госпиталь командующий ВВС СКВО и еще два офицера. Мы пошли, сели в беседку, также во время разговора присутствовал полковник Попов - начальник ВЛК. Командующий стал мне рассказывать, что он был в Ейске, разговаривал с моим командиром роты, взвода, с командиром батальона и с ребятами, которых я тренировал в секции "рукопашного боя". А потом начал рассказывать, что институт доказал, что двигатель был выключен кнопкой "стоп двигателя" и никаких других причин остановки больше нет. Это он сказал по первому случаю и что опровержений на этот факт нет и все документально заверено. Потом он начал беседу по второму случаю. Начал разговор, что разовая команда на "пожар" записана рывками, сначала идет, потом прерывается, потом снова идет, опять прерывается и опять появляется и идет до самого падения и что в этот момент брошено ручное управление самолетом. Он спросил, знаете, что это означает, я ему сказал - не знаю. Он у меня спросил, для чего ты помчался к месту падения самолета. Я сказал, не помчался, а машина меня туда просто довезла. Он сказал, что я помчался посмотреть, что от кабины осталось и взять САРПП, что они нашли проволоку алюминиевую в серой оплетке, которой я обмотал якобы переключатель ССП, а когда ты это делал, сказал он, ты одной рукой не смог, бросил ручку и применил двумя руками, вот я тебе и объяснил разрывы на пленке и отпущение ручки, сказал он мне. А теперь лучше признайся - я сказал, я этого не делал. Он сказал (командующий), что это уже доказано и нечего мне отпираться. Если не хочешь сознаваться, то мы документы передаем в прокуратуру и тобой займется особый отдел, ты наверное понимаешь, как они разговаривают, они от тебя быстро правду услышат. Но мы этого не хотим, скажи нам, как это все ты сделал, позвоним командующему ВВС СССР и скажем, что отказа авиационной техники не было, а просто курсант героем захотел стать, и курсантов успокоим, что самолеты надежные, и ты можешь остаться в училище. Он сказал, думай сам, но времени уже осталось мало. Вот тебе три пути: первый признайся сейчас. Второй - напиши и отдай полковнику Попову и третий - на телефон 34-87-47, если надумаешь, позвони. А четвертый путь, я думаю, ты не выберешь. Я спросил, что мою невиновность никак не доказать? Он сказал нет, так как все факты против меня.

Меня отвели в психушку на исследование. Я говорил там с врачом-психиатром, он дал заключение, что я здоров. Я сильно испугался и решил взять всю вину на себя, думал, так лучше будет для меня, так как мне командующий сказал, если сознаешься, то, может, еще даже летать буду. Я позвонил командующему, он приехал, с ним был полковник Рахманов и еще какой-то полковник. Я начал рассказывать, что 14. 08 я по ошибке выключил генератор, 16. 08 игрался с колпачком и выключил двигатель, а 28. 08 хотел доказать всем, что посажу самолет на вынужденную и обмотал алюминиевой проволокой переключатель ССП. После этого командующий сказал: молодец, теперь ты настоящий мужик, во всем сознался, проходи дальше комиссию ВЛК. Я спросил: зачем, я же больше летать не буду. Он сказал: мы решим, может, еще будешь. Я пошел в палату, только зашел, за мной пришел полковник Рахманов, сказал, что командующий зовет. По пути он спросил меня, это правда, что я рассказал сейчас. Я сказал - нет. Он спросил, а почему ты наговариваешь на себя. Я ему объяснил, что командующий сказал, что доказать свою невиновность я не смогу и факты против меня уже доказали, и отпираться нет смысла. Мы вышли на улицу, командующий сказал мне, чтобы я написал письменно все, что я рассказал сейчас, и отдал полковнику, который лежал в летном отделении. Я сказал, что понял. Я пришел в палату и понял, что меня полностью обманули, что, если напишу, то меня обвинят во всем, что понастоящему не было.

5. 09. 91 г. 7. 30 меня разбудили и сказали, что командующий приехал. Я вышел на улицу, командующий спросил: что, написал? Я сказал: нет еще. Он сказал: давай быстрей пиши и отдашь полковнику, который лежит в летном отделении. Я пришел и написал, что с фактами обвинения полностью не согласен и отдал этот рапорт.

В 12. 00 меня вызвали на разговор, там присутствовали полковник Попов, подполковник Соломин, два полковника и один подполковник. Они начали меня расспрашивать, почему я отказываюсь написать, что рассказал 4. 09. 91 г. Я им объяснил: я не буду писать, чего на самом деле не было. Они у меня спрашивали, а почему я тогда рассказал 4. 09. 91 г. Я объяснил, что меня ввели в глубокое заблуждение и мне ничего не оставалось делать, как наговорить на себя. Они начали уговаривать, чтобы я сознался. Я им говорил, что все, что со мной происходило в полетах, я уже написал. Они все равно просили, чтобы я сознался. На этом и кончился разговор. Потом после обеда пришел ко мне полковник Штерн, он попросил рассказать, как все было. После рассказа сказал мне: а расскажи теперь, как все по-настоящему было, это между нами останется и я никому не расскажу. Я опять рассказал, все как было. Он меня все равно просил, чтобы я сознался. Но я сказал, что я этого не делал.

Вечером меня вызвали к начальнику ВЛК. Там был полковник Попов и другие врачи, а также два человека гражданских. Я им рассказал, как все было. После этого с моего согласия меня ввели в гипнотический сон, мне показалось, что я спал 1,5-2 часа. Вечером болела сильно голова.

6. 09. 91 г. Утром я встал, из носа пошла кровь, никогда до этого у меня не было этого.

После завтрака приехал за мной старший лейтенант Гальцов, чтобы отвезти меня в Зерноград. Когда я переодевался, еще подъехал подполковник и сказал, что я поеду сначала к полковнику Рахманову, а потом к идеологам. Приехали к штабу ВВС СКВО, вышел полковник Рахманов, и мы поехали. Я рассказал им, как все было, все три отказа, показал точно. Они исследовали мои биополя. Потом позвали офицеров, а меня попросили выйти. О чем они разговаривали, я не знаю. Потом я приехал в Зерноград и говорил с командиром полка и рассказал, как меня вынудили сказать, что по-настоящему не было.

7. 09. 91 г. меня посадили на самолет и дали мне в сопровождение командира звена. Прилетели в Ростов и командир звена сдал меня в госпиталь.

Курсант Чурбаков М. Г. 8 сентября 1991 г.

Октябрь 22, 1991 г. Справка дана по месту предъявления (перевод с английского)

21 октября 1991 года я осмотрела Максима Чурбакова в присутствии нескольких других людей. Осмотр был записан на видеопленку. Осмотр состоял из трех частей:

1. Изложение событий, пережитых Максимом, и оценка его психического, эмоционального и умственного состояния.

2. Регрессивный гипноз (или гипноз с целью восстановить прошедшие события) для оценки уровня перенесенной травмы и правдивости событий, происшедших 28 августа, изложенных в докладе Максима.

3. Обсуждение после гипноза и оценка полученных данных. Эта процедура заняла приблизительно три часа с четвертью. Я не получила ни гонорара, ни какойлибо другой компенсации за мое участие в работе.

Максим находился в состоянии глубокой депрессии, вызванной сильным потрясением.

При осмотре не было обнаружено недостатков ни в интеллектуальном развитии, ни в восприятии. Также не было обнаружено данных, говорящих о нарушении в мышлении. Обследованный не страдает излишней впечатлительностью и отказался что-либо добавить, кроме простых отдельных фактов, в которых он уверен.

Его мышление и речь были нормальными, хорошо организованными и он хорошо ориентировался во времени, месте и лицах.