У меня есть одно предположение, в чём может быть причина: в регулярности половой жизни после долгого затишья. Но озвучивать его я не буду, чтобы не брать на себя часть врачебной ответственности. Пусть сама задаст нужные вопросы. В прошлом я слишком много думала за всех, сидя вот в таких кабинетах. Больше не хочу.
Женщина никак не комментирует сказанное и начинает быстро щёлкать по клавиатуре. Я чувствую лёгкое раздражение. Всё-таки гинекология — дело интимное, и мне привычнее иметь с врачом мало-мальски эмоциональный контакт.
— Сегодня день цикла какой? — наконец выдаёт она.
— Тридцать шестой, — скупо отвечаю я и машинально ощупываю карман пиджака в поисках телефона. Уже представляю, как, очутившись на улице, набираю Матвея и костерю это недружелюбное светило медицины. Становится чуточку легче.
— Вот список того, что нужно сдать. — Лариса не-помню-как-по-отчеству, выкладывает передо мной заранее распечатанный лист формата А4.
Названия, содержащиеся в нём, мне знакомы. Я сдавала всё это не меньше пятнадцати раз и ещё кучу чего сверху.
Со вздохом убираю бумажку в сумку, решив, что с готовыми анализами пойду к другому специалисту. Многие советуют Баранову. Запись аж через два с половиной месяца, но уж лучше подождать, чем терпеть такое.
— Пройдёмте на осмотр, — следует очередное неоригинальное предложение.
Женщина подходит к умывальнику, а я, вздохнув ещё тяжелее, начинаю раздеваться. Гинекологическое кресло — моё персональное место пытки. Я слишком часто в нём сидела, пока очередной именитый репродуктолог пытался выяснить, что со мной не так.
В процессе осмотра я старательно изучаю потолок. Нервы дребезжат, как бумажный флажок на ветру. Кажется, всё уже пережито, но стоит оказаться здесь, под голубоватым светом ламп, с раздвинутыми ногами, и внутри начинает выть и стонать совсем как раньше. Горе въелось в кровь, глубоко поразило нервы.
Женщина издаёт неопределённый звук и, стянув перчатки, отдаёт следующую команду:
— Давайте пройдём в кабинет УЗИ.
Спустившись на холодный плиточный пол, я натягиваю бельё и попутно размышляю о том, не послать ли её подальше. Ты же врач, чёрт подери, и к тому же женщина. Неужели нельзя относиться к пациентам по-человечески?
Под обстрел моего раздражения попадает даже ни в чём не повинная Таня, которая просто хотела помочь.
— Раздевайтесь по пояс и ложитесь, — к счастью, куда мягче, чем её коллега, говорит женщина за аппаратом УЗИ. — День цикла напомните, пожалуйста.
* * *
— Девушка, вы забыли!
Я понимаю, что окликают меня, лишь когда чья-то рука бережно постукивает по плечу. Медленно оборачиваюсь. На меня смотрят сияющие голубые глаза. Судя по бейджу и белой униформе, кто-то из персонала клиники.
— Вы ключи от машины оставили на стойке.
Я растерянно опускаю взгляд на ладонь, где лежит чёрная капсула с серебристой эмблемой. Да, и правда. Это мои ключи.
Забираю их, рассеянно роняю «спасибо» и продолжаю путь на парковку. Свой мерседес нахожу не с первого раза, хотя вокруг довольно пустынно. Занимаю сиденье и, застыв, разглядываю лобовое стекло. Шее становится щекотно. Коснувшись её, я растираю между пальцами солёную каплю.
Опускаю взгляд себе на колени, на листок с прикрепленной к нему чёрно-белой фотографией. Мне нужно ещё раз убедиться, что это не сон и я всё себе не придумала. Ливанова Стелла, тридцать шесть лет. Беременность пять с половиной недель. Можно заподозрить ошибку, но рядом лежит ещё одно подтверждение: срочный тест ХГЧ. Я беременна. Беременна. Вот так запросто. Всего за каких-то два месяца мне удалось то, что не получалось годами. Без подсчёта дней предполагаемой овуляции, без задранных на стену ног, без капельниц и таблеток.
За первой слезой вытекает вторая, и одновременно с этим из лёгких вырывается дрожащий смех. А я ведь уже всё придумала. Если не получится забеременеть в течение года — обратиться в клинику суррогатного материнства. Потому что у Матвея обязательно должны быть дети. У нас с ним.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я тру глаза тыльной стороной ладони и снова смотрю на заветные буквы. Став свидетелем чуда, невозможно наглядеться. «Здоровая молодая женщина, — хмыкнула врач. — Чему удивляться?» В тот момент я была так благодарна ей за это равнодушие. Оно означало, что со мной всё в порядке. Я не дефектная, не сложная. Обыкновенная. Здоровая беременная тридцатишестилетняя женщина.
Бережно пробегаюсь подушечками пальцев по файлу, запоминая важное слово, и откладываю его на соседнее кресло. Солнечный свет, заливающий салон через лобовое стекло, становится ослепительным. Наверное, потому что теперь он поселился во мне.
— Привет. — Зажав трубку плечом, я завожу двигатель. — Ты ещё на квартире или уже уехал?
— Я здесь. Кондиционер только что установили. Как врач?
Я тихо смеюсь и смахиваю новую слезу. Пусть катятся. Сегодня можно.
— Врач потрясающая. Сейчас приеду и расскажу.
* * *
Матвей встречает меня возле подъезда, рядом с контейнером строительного мусора. В этом престижном новострое три недели назад мы купили квартиру.
У нас всё происходит так быстро, что я сама не успеваю удивляться. С Разумеевым пришлось экстренно обсудить изменившиеся обстоятельства. Проект уже четыре месяца стабильно держится на плаву, поэтому я веду его удалённо и дважды в неделю летаю в Питер на совещания. Не знаю, сколько времени это продлится, но пока так. У Аркадия едва ли есть повод обижаться. Данные ему обязательства я выполнила, и он в любой момент волен найти толкового исполнителя.
— Ну как там дела? — указываю я глазами на последний этаж, где находится наше будущее жилище. — Спрогнозируй, через сколько месяцев мы переедем?
Матвей находит мои ладони и, сжав их, подтягивает к себе.
— С тем, что ты задумала, не меньше шести месяцев.
Мы оба стали сговорчивее. Зная, что Матвей не согласится жить в моей квартире, я предложила выбрать для нас новую. В ответ он не стал возражать по поводу временного переезда ко мне и в начале этого месяца вернул ключи арендодателю. Всё так головокружительно быстро… Ещё недавно он существовал лишь в моих снах и воспоминаниях, а сейчас мы вместе утверждаем цвет стен. Пробел в два года заставил нас ускориться: мы оба торопимся наверстать упущенное.
Матвей касается моих губ и, отстранившись, вопросительно щурится. Ладони не выпускает. Я думала, что его любовь к касаниям иссякнет, но нет. Он всё так же не может держать при себе руки.
— Как врач? Что в ней потрясающего?
Откуда он такой? Любой мог бы забыть, и это было бы даже нормально. Визит к гинекологу — это совсем не то, о чём любят разговаривать мужчины. А он помнит, спрашивает.
Грудь и место под пупком распирает растущими счастьем и предвкушением. Я смотрю Матвею в глаза, пытаясь всё донести взглядом. Ещё один момент, когда слова — это так… пыль, не способная объять всё, что есть во мне.
Открываю рот, но два важных слова так и не хотят отлипать от языка.
— Сейчас.
Я высвобождаю пальцы и разворачиваюсь к двери машины. Аккуратно забираю с пассажирского сиденья файл и, прикусив губу, протягиваю его Матвею.
Он сводит брови к переносице, утыкается в строчки. Затаив дыхание, я жду, когда он дойдёт до тех самых. Понимаю, что это произошло, когда его ресницы дёргаются, а карий взгляд впивается в меня.
— Беременная?
Я дважды киваю, пока внутри беснуется ураган из эмоций. Чудо же, ну? Это самое настоящее чудо.
Матвей, конечно, обрадуется, но я и так это знала. Он единственный, в ком я ни на секунду не сомневаюсь. Но знать одно, а видеть… Видеть — совсем другое. Как ярко вспыхивают его глаза, как на губах появляется пронзительная улыбка. Разделить этот исключительный момент с ним — вот это оно. Самое лучшее, что может быть. Когда вы оба чувствуете одинаково, и это одинаковое — настолько счастливое.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он тянет меня к себе. Смеётся, осыпает поцелуями лицо, куда попадёт: в нос, в губы, в виски, подбородок.