— Потом было много всего, но, как бы там ни было, мне его позиции не поколебать.
— А ты что, всерьёз думаешь о женитьбе?!
— Когда твоей девушке столь демонстративно и откровенно показывают пренебрежение, тут поневоле задумаешься о том, как заставить с ней считаться. Но это наши с отцом дела.
— Извини. Я заговорил об этом, честное слово, только потому, что в том разговоре вы говорили и обо мне. Так, немного. Может быть, поэтому меня вообще сконтачило с вашей беседой. Что ты имел в виду, говоря, что твой отец имеет на меня виды? И что-то про роялистскую партию…
Илья никогда раньше не видел, чтоб его друг краснел, поэтому сперва решил, что тот просто здорово загорел, а ему это прежде не бросалось в глаза. Но потом вспомнил, что на кожу обитателей Оборотного мира загар почти никогда не ложится.
— Мой отец, я полагаю, в первую очередь уважает мнение большинства…
— Мнение простолюдинов, думаю, его мало волнует.
— Но согласись, что управлять государством должны те, кто больше понимает в этом, чем слесарь или домохозяйка, никогда толком и не интересовавшиеся чем-либо, выходящим за рамки их обыденной жизни…
— Давай мы с тобой сейчас не будем об этом спорить. У меня на родине тоже мало кто понимает, что такое демократия. И я, честно сказать, тоже плохо понимаю, что имелось в виду изначально. То, что есть сейчас, как-то больше напоминает вашу аристократию. Просто у вас профессиональные государственные деятели отбираются по праву рождения. нас тоже как-то так, просто династии не так давно образовались. Но есть же разница между властью аристократии и абсолютной монархией!
— Никто ведь не говорит об абсолютной монархии. И о монархии тоже никто не говорит. Моя семья была одной из тех, кто двести лет назад создавал ту государственную систему, которая отлично действует и сейчас. Просто большинство сторонников и близких друзей моего отца — роялисты. Да и вообще среди аристократии таких много.
— Так что ж они не поддерживают Ингена?
— Потому что здесь всё зависит от того, какой будет монархия. Ты пойми, все самые разумные люди нашего круга видят в императоре кого-то вроде председателя Совета, имеющего, может быть, лишь полтора голоса против голоса любого другого аристократа в Совете, и еще, может быть, право вето, рак чем может быть плоха подобная монархия?
— А зачем вообще тогда такой монарх нужен?
— Затем же, зачем нужно наследственное и пожизненное место в Совете. А не выборный парламент, обновляемый каждые, допустим, пять лет. Потому что даже в идеальной ситуации это абсурд — всю жизнь учиться, чтоб потом управлять страной пять лет? Да для любой страны пять лет — это вообще ничто!
— Ну хорошо, а если курс, выбранный вашим Советом, неправильный?
— Любой неправильный, но устойчивый курс лучше, чем правильный, но постоянно меняющийся.
— Да ладно, а если эта устойчиво развивающаяся страна идет по пути истребления каких-то слоев населения, например? Или рас?
— Но мы же не берем с тобой самые вопиющие ситуации. Про демократию тоже много что можно сказать. Достаточно посмотреть на твою же родную страну, уж извини.
— Да я понимаю. Демократия в нашем исполнении — это власть одного главного демократа, самого горластого и нервного. Или группы таких демократов. Истеричные люди вообще отличаются умением привлекать к себе максимум внимания.
— Затем-то и нужна монархия, что один правитель (при этом, разумеется, связанный законами и следующий им, но одновременно имеющий силу заставить других поступать так же) всегда лучше, чем власть непонятно кого и непонятно на какой срок. Последний вариант всегда влечёт за собой умножение чиновничества в безумных количествах.
— А ваш вариант что — ничего не влечёт?
— Аристократии всё-таки непонятно кто и непонятно на сколько. В Совете заседают лишь те, кто имеет к этому способность. Раз в год члены Совета решают, не следует ли изменить состав. В общем, там сложная продуманная процедура, но пока система отлично работает.
— Ладно, я уже понял, как у вас тут зашибись всё продумано. Но я-то тут при чём?
— Притом, что ты — обладатель Дара. Даже те, кто будет знать наверняка, что ты к семейству Рестер не имеешь никакого отношения, всё равно будут видеть в тебе что-то вроде символа. Поэтому ты такой интерес у лордов вызываешь. Я уверен, отец потому тебя и приглашает столь настойчиво. Он что-то замышляет.
— Что?
— Я не знаю. Понимаешь, любой активный политический деятель держит в уме какую-то идеальную картину развития событий и для себя лично, и для государства. Отец — политик, так что у него не может не быть каких-то задумок…
— А просто спросить?
— Если бы он хотел, чтоб я знал, он бы сам сказал.
Илья обеспокоенно уставился на друга. В воздухе запахло заговором.
— Ты думаешь, он что-то плохое замышляет?
— Почему плохое-то? — почти оскорбился Санджиф. — При чём тут плохое? Просто — разве ты не хочешь знать точно?
— Хочу, но… Если он думает сплотить вокруг себя каких-то аристократов для борьбы с лордом Ингеном, так это только здорово. Какая разница, чем он при этом будет пользоваться? Пусть хоть и знакомством со мной.
— Если он действительно планирует образовать (оппозицию против лорда Ингена, значит, у него есть основания ожидать от него какой-то неожиданности. Вот что меня беспокоит.
— Опять же — а спросить?
Сын владельца замка пожал плечами.
— Отец всегда придерживался принципа: то, что знают трое, знает весь мир. Он не скажет просто для того, чтоб сохранить эту информацию (если это действительно какая-то никому не известная информация) просто ради сохранения тайны.
— Зашибись… Но ты-то предполагаешь, что что-нибудь эдакое произойдёт?
— В том-то и дело. Только я думаю, что, прежде чем начать, лорду Ингену сперва надо отобрать у тебя Дар. Поэтому тебя сейчас и охраняют так бдительно. Ты знаешь, что в день, когда мы отлучались к дереликту, сюда приезжал твой куратор? Почти мгновенно узнал о твоём исчезновении.
— Однако он не в курсе нашей затеи, — ответил Илья, но продолжить не успел — рядом появилась Мирним в пышном светлом платье с таким вырезом, что взгляд невольно останавливался на нём.
Следом за ней шла Маша, и тоже разодетая, правда, у неё вырез был застенчиво прикрыт повязанной поверх косынкой. От её на удивление стройной фигурки юноша-аурис с усилием отвел взгляд — всё-таки она девушка его друга. Зато на Мирним можно было смотреть сколько угодно, и посмотреть было на что.
— Здорово, да? — Девушка повертелась, демонстрируя наряд, дивно подчеркивающий её гибкость и стать. — И стол накрыли по-средневековому. Всё, вплоть до блюд и посуды! С ума сойти! Жалко, что тебя не было.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});