— Может, прервётесь на короткое чаепитие? — предложил Родеран, когда у Ильи начали трястись колени.
— Нет, я сейчас должен уезжать. — Бывший первосвященник мельком бросил взгляд на часы. — И уже, собственно, собирался заканчивать занятие. Надо продумать какой-то другой способ, был уверен, что этот метод даст результаты…
— Вы же только начали, господин Лонагран, — возразил Видящий, одновременно зорко следя за своим подопечным. — Разве можно сразу сказать, что метода себя не оправдает?
— Возможно, вы и правы… А вы ничего не почувствовали, Илья?
— Было что-то такое, — соврал юноша, боясь, что, встретив неудачу, необычный учитель откажется от него. Обучит он там его искусству сочетать магию и умения Видящих — неважно, но как он фехтует! Вот чему стоило бы у него поучиться…
— Хорошо, тогда в следующий раз попробуем ещё раз. Подумайте над тем, что я говорил вам раньше. Возможно, вы сможете выудить из этого какое-то рациональное зерно, идею, и она позволит вам найти способ. — Яснее нельзя было дать понять, что и сам старик не знает способа, и Илья приободрился — его вовсе не считают бестолковым тупицей.
А освоить то, чему Лонагран пытался его научить, хотелось, и очень. Юноша вспомнил свои мучения в переходах близ Варреского дереликта. Да, вот уж этот навык потребуется ему непременно. Мало ли в какие ещё приключения втравит его судьба. Отказываться в будущем от подворачивающихся возможностей петербуржец не собирался.
На ночь он просидел в медитации намного дольше, чем обычно, и, может быть, поэтому снова увидел необычный сон — такой, в котором он умудрялся то ли угадать, то ли подслушать чужие разговоры, а порой и мысли. Погружаясь в дремоту, он надеялся на что-то подобное, а вернее, предвидел такую возможность, и в глубине души рассчитывал уловить что-нибудь из ближайших, самых важных планов лорда Ингена.
Но увидел он почему-то лорда Даро и Санджифа, правда, то, что это Санджиф, юноша понял не сразу. Он видел холодное неподвижное лицо главы благородного семейства, сдвинутые брови, выражение глаз заставили Илью напрячься, и очень запоздало пришло осознание того, что на него не может быть обращено это высочайшее недовольство.
— Я отдаю должное силе твоих чувств, — произнес лорд. — И полагаю, что для твоего возраста это вполне естественно…
— При чем тут мой возраст?! — возмутился Сан— Не перебивай меня, будь добр. Да, я понимаю, однако не могу принять твоей запальчивости. Ты должен осознавать разницу между собой и ею.
— В чем эта разница? Только в происхождении? Или вас беспокоит ещё и то, что она — аурис? — Ерунду ты говоришь. Твой друг тоже аурис. — У него Дар, я что же, не знаю, что вы имеете на моего друга свои планы?
— Не дерзи. Какие, по-твоему, планы я могу на его иметь?
— Разве он не для того вам нужен, чтоб сплотить вокруг себя вторую роялистскую партию?
Каменная невозмутимость лорда на мгновение сменилась сдержанной улыбкой.
— Ты приписываешь мне намного более глобальные планы, чем они есть на самом деле. Но мне нравится, что ты размышляешь о таких вещах и не игнорируешь вопросы политики. Рано или поздно тебе предстоит сидеть на моем месте в Совете, при императоре или нет — всё равно.
— Если вы всерьёз рассматриваете возможность, что монархия будет реставрирована, — как же ещё я могу понимать ваше внимание к моему другу?
— Твоему другу моё внимание не повредит при любом раскладе — оно может стать гарантией его безопасности. Но я начал говорить не об этом. Не уводи разговор, будь любезен.
— Повторю то, что я уже сказал — я больше не намерен выставлять Машу за порог всякий раз, как v вас возникнет желание устроить званый вечер.
— Я не просил тебя выставлять её за порог.
— А как вы представляете себе ситуацию, при которой в доме происходит приём, а моя девушка при этом сидит в своей комнате и делает вид, что её вообще нет?
— Хорошо бы, чтоб твоя наложница понимала…
— Не смейте так её называть!
— Хорошо, я не буду именовать её таким образом. Речь не об этом. Ей нечего делать в узком кругу наших родственников и друзей.
— Она ничем не хуже нас.
— Я не говорю о том, что она хуже. Она всего лишь относится к другому социальному слою. Если бы она стала твоей женой, с ней допустимо было бы появляться в свете. Однако жениться на ней ты не можешь. Да и, надеюсь, не думаешь об этом.
— Уже начинаю думать.
— Я надеялся, в тебе больше здравого смысла. Влюблённость — не основание для того, чтоб думать о заключении брачного союза, согласись. Подобный вопрос надо решать не чувствами, а на холодную голову.
— Знаете, отец, уж вы-то, я думаю, лучше, чем кто-либо, знаете, что такое любовь и взаимное согласие в браке. Больше толку от брака, заключённого по желанию и любви, чем от союза, где только одна основа — выгода. Чем может закончиться подобный брак? Только враждой.
— Тебе слишком рано говорить о любви, тем более о любви, которая может стать основой крепкого брака.
— Что вы можете знать о моих чувствах?
— В некоторых случаях опыт важнее, чем внутреннее ощущение. Как бы там ни было, я надеюсь больше не услышать от тебя столь непродуманных разговоров о браке с девушкой не своего круга, хотя и не возражаю, чтоб ты общался с нею.
— Это моя жизнь, отец, не ваша.
— Это не только твоя жизнь, но и жизнь всей семьи. — Внешние спокойствие и невозмутимость не оставляли лорда, однако у Ильи появилось ощущение, что в нём начинает закипать раздражение. — Прими и это во внимание, будь добр.
Илья вырвался из-под гнёта то ли сна, то ли видения и несколько минут сидел на краю кровати, сгорбившись и глядя в пол. Комнатка, которую предоставили ему по сравнению с общежитием школы Уинхалла являла собой пример комфорта и даже некоторой роскоши. Сюда помещалось и большое мягкое кресло, и компьютерный стол с компьютером, и столик, который четырежды в день накрывали для трапезы, и красивый резной шкаф для книг и тетрадей, которые здесь, впрочем, были почти не нужны.
Однако здесь Илье было одиноко — ни друзей, ни просто сверстников — и из здешнего удобства, где, по сути, за ним одним ухаживали с десяток Человек, работающих на кухне, во дворе, в прачечной и бог знает где ещё, его тянуло обратно в уинхалльскую школу Удивительное дело, с того момента, как ему представили Лонаграна и начались их занятия, юноша больше не уходил в прежнее состояние отвлечённой созерцательности, где не было ни чувств, ни мыслей, ни воспоминаний. Он медитировал, конечно, но, закончив, возвращался в обычный для него физический мир.
С какого-то момента у него начало получаться. Бывало, что ночью или поздним вечером вдруг вспышкой приходило понимание, что именно хотел сказать старик, произнося ту или иную фразу, или что именно та или иная заученная им в детстве фраза могла означать, Илья вскакивал с постели и переживал своё озарение. А наутро пытался применить на деле. Оказалось, что от понимания до действия всё-таки не один шаг, и не всегда задуманное удавалось с первого раза, однако это было уже что-то.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});