Читать интересную книгу Русалка на суше (СИ) - Максонова Мария

Когда Зэрас ушел из кабинета, я вновь достала письмо из Имперской Академии и перечитала все условия более внимательно. Что там вчера втирал Ярис? Что даже студентки Академии имеют больше поддержки со стороны гильдии магов, чем обычные люди. А уж если окончить и войти в гильдию… конечно, в Имперскую гильдию принимают далеко не всех, только самых способных, но, кажется, на счет меня это вопрос решенный. При условии, конечно, что никто не раскроет мою сущность.

Имперская Академия Магии — наверняка там большая и древняя библиотека и там хранятся знания, которых не найдешь в других местах. Быть может, истинная история этого мира, знания о том, как стать человеком… но и опасность, огромная опасность. Кто знает, что они сохранили? Знания о том, как распознать русалок и других сверхъестественных существ и потом пускать их на опыты. Русалки ведь куда-то пропали, кто знает, что с ними сотворили?

Почему же все так сложно? Почему никто не является с гениальным спичем на тему того, какова цель моего попадания в этот мир и что нужно сделать, чтобы обрести ноги? Где мой Мерлин? Нету его, только противный Ярис Канлерт, который вечно разрушает все мои планы.

Глава 46

Господин Сроув убрался из моего дома, но злость моя все еще не желала уходить. Я попыталась заняться работой, но только испортила несколько образцов. Даже шлифовать раковины от некрасивого защитного слоя не выходило, сила плохо поддавалась контролю, снимая лишний слой, а одна из заготовок выскочила из держащих ее водных щупалец, улетела прочь и разбилась о стену.

Я глухо рыкнула, опять попыталась посмотреть бумаги из Академии, но чего еще нового я могла в них найти? Надо было принимать решение, а я не могла сделать выбор, мне не нравился ни один из вариантов. И я ощущала, как время утекает, как песок сквозь пальцы. Я проехалась по первому этажу своего дома, такому удобному и благоустроенному, и Кракен воздушным шариком следовал за мной. Нет, дом был совсем не идеален, я использовала старую оставшуюся от старых хозяев мебель, что-то докупила, и в итоге получился эдакий эклектичный стиль. Везде стояли разнокалиберные большие вазы с водой, тоже не особенно вписывающиеся в интерьер, некоторые были откровенно дешевыми из простой некрашеной снаружи глины, другие расписные и в глазури, третьи могли даже стать украшением какого-нибудь интерьера, но не в ряду других. Ковровая дорожка, постеленная халифатками — у них так принято, так привычно. На тумбочке в холле стоят на длинном подносе какие-то нескладные игрушки из глины — сохнут третий день, это Барби недавно учил детей лепить, так как я обмолвилась, что это полезно для всех возрастов, развитие мелкой моторики, все такое. Глина неудачная и поделки все покрыты трещинами. Приятные запахи доносятся из кухни, а из окна гостиной видно двор, где Барби сидит на скамеечке под единственным деревом, покрытом едва-едва раскрывающимися почками, с ребенком на руках.

Мой дом.

Не идеальный, но полный тепла и уюта.

Я выехала из дома и поехала по кварталу.

— Госпожа?! — следом за мной выскочил Зэрас.

— Хочу прогуляться, карета не нужна, — бросила я ему, и он с Хэрасом пристроились за моей коляской сопровождением, но на некотором отдалении. Ну, ладно, как хотят.

Я медленно ехала по набережной и размышляла о том, что делать.

Может, надо было уехать к чертовой матери из Уркатоса? Скрыться от имперцев, поселиться где-нибудь в глуши вроде той деревни, из которой я забрала Барби. Или вообще на каком-нибудь уединенном острове. Запереться от людей в своем маленьком мирке. Барби учила бы детей, я работала и продавала бы свои изделия приезжим торговцам. И жила бы счастливо в уединении…

Ага, конечно.

Если не продавать самой, если не иметь рынок сбыта, то цены будут зависеть уже не от меня и спроса, а от жадности торговцев. А держать лавку в городе, живя где-то на отшибе… я, конечно, верю Оларгу как управляющему, но это не дело, отдавать ему все полностью. И с кем он будет работать? Кто встанет за прилавок, кто будет охранять? Оставлять полуорков с женами в лавке? Лишиться своих людей? И оставить их без своей поддержки, без возможности быстро связаться, попросить помощи и получить ее? Магия воды не предназначена для передачи сообщений, это не магия воздуха, по крайней мере, я не знаю таких ее возможностей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

А дети? Как можно их растить в изоляции? Как же общение со сверстниками, как же получение образования? А Барби? Как она без учебы, без развития магии? Так я ничем не буду отличаться от ее отца, который бросил ее в глуши. И сколько времени так можно прожить? Лет десять? А потом старшие дети вырастут, захотят завести семьи — с кем?

Нет, изоляция — это путь в никуда, это отсутствие развития, отсутствие возможности роста не только для меня, но и для всех вокруг. Да что там говорить, я же первая и взвою от скуки. Это не двадцать первый век, тут ни компа, ни телевизора, ни смартфона. Я вроде бы и привыкла уже к такой жизни, но это потому что все время занята чем-то: новые проблемы, новые вызовы, новые задачи. А бросить все и уехать — и я сама же и взвою.

Нет, вариантов все же только два: остаться в Уркатосе или поехать на учебу в Империал.

А как? Всем кагалом? Это просто нереально. А лавка? Дом? Такого большого и удобного я не найду. Тащить детей в столицу? Там намного больше опасностей, чем здесь, все же провинция, где я уже заработала какую-никакую репутацию — это куда более выгодное место. Растить детей лучше здесь, без нервотрепки.

Черт, почему же нельзя было просто позволить мне учиться в Уркатосе?! Это сделало бы все куда проще! Не идеально, но намного проще!

Я ехала куда глаза глядят, пока впереди не замаячил купол храма, и только после этого мой путь обрел свою цель. Чертов жрец! Ярость вновь хлестнула волной, и я прибавила скорости.

Кракен почему-то в храм не залетел, а чем-то недовольный скользнул в ближайшие кусты, но я не стала обращать на это внимание, а ринулась внутрь.

В храм я влетела уже заведенная донельзя, но все же из уважения к местной религии притормозила. Нашла глазами жреца и подъехала ближе — он о чем-то разговаривал с группкой женщин. Я недовольно скрестила руки на груди, всем видом показывая свое нетерпение.

Жрец меня заметил, но не спешил закругляться, чем взбесил меня еще сильнее. Я подъехала ближе и нагло вклинилась в разговор:

— Вы не поможете мне, господин жрец?

Прихожанки зашептались, косясь на меня с неодобрением и недоумением.

— Кхм… ищите равновесия в своем сердце, — продолжил он свою речь для женщин. — Стихии в милости своей…

— Я бы хотела с вами поговорить, — не выдержала я.

— Подождите, пока я закончу, — наконец, он обратил на меня внимание.

— Дело не терпит отлагательств.

Он извинился перед женщинами и все же выдал еще несколько наставительных бессмысленных сентенций, и, наконец, они отошли.

— В вас очень много стихии огня, госпожа Бороув, — произнес жрец, глядя на меня снисходительно.

— Во мне нет ни капли магии огня, — фыркнула я. Тоже мне священник!

— Я говорю не о магии, а о ваших эмоциях. Гнев и ярость — это пламя, сжигающее все на своем пути, и нам важно обрести равновесие в своем сердце, не позволяя им уничтожить все хорошее, что есть в нашей жизни.

— Я пришла поговорить по поводу своего ребенка, а не слушать душеспасительные проповеди, — оборвала его я.

— Вашего ребенка?

— Ребенка моей подопечной.

— Так к вам приходил господи Сроув…

- Да.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— И чем же вы не довольны?

— А вы считаете, что все в порядке?! — разъярилась я, на нас начали оборачиваться, но я попыталась взять себя в руки. — И давно вы занимаетесь торговлей одаренными детьми? Скольких уже пристроили?

— О чем вы говорите?

— О вас, конечно! — я ничего не понимала, потому что в его эмоциях не было никакого чувства вины, только недоумение. — Или вы хотите сказать, что впервые подбирали одаренного ребенка для семьи, в которой он как раз требовался? Только открыли этот бизнес? Сколько господин Сороув вам заплатил за сведенья? Надеюсь, он платил вперед, потому что он отказался от этой идеи и вряд ли вернется, — я ухмыльнулась.