Клинок Отрины властно толкнулся в грудь, словно говоря хозяину: «Я могу! Я пособлю!» «Спасибо тебе», — подумал хоббит, мысленно обращаясь к кинжалу. Пальцы сомкнулись на резной рукояти, и сквозь взвихрившийся знакомый хоровод синих лепестков Фолко разглядел крошечную фигурку с золотыми волосами, что отчаянно размахивала саблей, стоя у борта боевой повозки — той, что ближе всех подошла к краю огненной тучи.
— Проклятье! — Фолко вскочил на ноги, забыв об осторожности. Его спасло лишь то, что как раз в эту секунду харадские рога сыграли сигнал атаки.
Ровная линия конницы неспешным шагом двинулась вниз. Часть воинов подняла луки, часть — приготовила копья; рога прозвучали вторично, и все до единого скакуны тхеремцев сорвались с места. С криками, гиканьем и улюлюканьем, наставив копья и развернувшись в лаву, харадримы помчались по склону — туда, где перьерукие добивали остатки невольничьей рати.
И следом за грозной конной лавиной бежали четверо странных пеших воинов — на которых до сих пор никто так и не обратил внимания. Алый боевой стяг Тхерема развевался далеко вправо; там, вокруг тхеремского полководца, оставалось несколько десятков воинов личной охраны. Все прочие, до единого человека, пошли в бой — довершить начатое рабами. Если кто и заметил Фолко и его спутников — то не придал тому значения.
Хоббит бежал, пытаясь не выпустить внутренним взором ту повозку, на которой отчаянно отбивалась от нападающих Эовин. Вскоре покрытый травой склон кончился — земля исчезла под слоем трупов.
У убитых от плеча до кисти тянулись невысокие костяные гребни, у кого повыше, у кого пониже; конечно, не сравнить с почти что настоящими перьями Фелластра, но ошибиться невозможно. В остальном они ничем не отличались от людей — высокие, красивые… Правда, руки их значительно уступали силой обитателям Севера, но если этот народ способен выставлять такие армады…
Иные были еще живы, бессмысленно пытаясь ползти, дергались, хрипели в агонии и наконец замирали окончательно.
Впереди все еще длился бой. Упрямо отвоевывая лишние мгновения жизни, не прекращали драться несколько десятков уцелевших повозок. Увлеченные атакой — или же просто ослепленные некоей Силой, — перьерукие, вместо того чтобы сомкнуть строй или хотя бы развернуться навстречу новой угрозе, продолжали штурмовать высокие борта повозок. И харадская конница, посылая перед собой гибельные веера стрел, врезалась в толпу, точно коса Смерти.
Кони топтали копытами людей. Всадники пронзали копьями, рубили с седел длинными кривыми саблями и расстреливали из луков. Навстречу атакующим наездникам полетели было дротики, но их оказалось уже мало (львиная доля торчала в бортах боевых повозок), и витязей Тхерема это не остановило.
Потеряв не более двух десятков, конная лава погнала перьеруких на восток, к пылающей огненной стене.
— Не успеваем! — с отчаянием выкрикнул Фолко. Повозка с Эовин катилась прямо к огненной завесе. Что за безумец ведет на смерть уцелевших в этом небывалом сражении людей?!
Ближе, ближе, ближе… Фолко бежал с закрытыми глазами — неведомая Сила вела его вперед, не давая споткнуться. Внутренний взор не отрывался от крошечной фигурки с золотыми волосами — вот она неумело, но с яростью ткнула саблей в какого-то обезумевшего воина перьеруких… вот, закрываясь от жара рукой, бросилась ничком на доски…
И тут повозка ворвалась в огонь.
* * *
— Нет! — Захлебываясь криком, Фолко споткнулся, рухнул ничком, прямо на изрубленный, покрытый кровью труп. Мир померк перед глазами. Тонкая нить, протянутая между ним и золотоволосой фигуркой, внезапно лопнула, хлестнув обжигающей непереносимой болью, отчего Фолко едва не лишился чувств.
Хоббит видел взметнувшиеся вокруг воза волны пламени, молниеносно поглотившие вожделенную добычу…
Все. Дальше бежать не за чем.
Сильные руки друзей-гномов подхватили хоббита и поставили на ноги.
— Уходим! Пока харадримы на нас не наткнулись… — Малыш крутил головой, озираясь по сторонам.
Сражение мало-помалу смещалось все дальше и дальше к юго-востоку.
Первый порыв харадской конницы угас, но преимущество в вооружении и выучке оставалось. Тонкая цепь всадников по-прежнему теснила перьеруких прямиком к огненной стене.
— К лесу! — скомандовал Торин.
— Нет! — Фолко с трудом разлепил губы. — Вперед… за ней… надо… найти…
— Они ж в пламя въехали! — рявкнул Малыш. — В огонь! Их уже нет, считай!
— Быть может… сквозь огонь… можно проскочить, — выдавил хоббит, по-прежнему бессильно опираясь на руки гномов. — Мы… должны… знать точно… Понимаешь?
— Понимаю, понимаю! Кишки нам харадримы выпустят, вот тогда-то все и поймем!
— В самом деле, Фолко… — начал было Торин, но хоббит скорчил настолько свирепую физиономию, а глаза внезапно полыхнули таким огнем, что даже видавший виды Малыш, неутомимый спорщик, хмыкнул и без возражений двинулся вперед.
Предательская слабость уходила. К тому мгновению, когда десятка полтора воинов в изорванных, заляпанных кровью серых накидках бросились со всех сторон на маленький отряд, Фолко уже оправился. И первым нанес удар — плашмя опустив меч на голову безумца, кинувшегося на хоббита с занесенным дротиком.
— Не убивайте! — крикнул Фолко друзьям. Вовремя — дага Малыша уже летела к горлу обреченного противника; тонкая сабля кхандца отшибла в сторону легкий топорик перьерукого и явно нацеливалась снести ему голову.
— Прорвемся и так!
Они действительно прорвались. Легкие копьеца и почти невесомые топорики перьеруких — ничто против выплавленного в Горне Дьюрина оружия. Оглушив и сбив с ног полдюжины человек, хоббит и его спутники проложили себе дорогу к огненной стене…
Пожалуй, впервые за десять лет своей бурной жизни бродячего воина Фолко во время схватки чувствовал лишь отвращение и ужас. Убить безумца — все равно что убить ребенка, шутки ради кинувшего в тебя камешком. Быть может, эти люди были закоренелыми злодеями, насильниками и убийцами. Но разве он, Фолко, имеет право судить их, обрекая на смерть и не давая возможности оправдаться?!
Они оставили по правую руку замерший воз невольников. Трупы громоздились чуть ли не вровень с верхней кромкой борта. Среди серых плащей кое-где мелькало одеяние тхеремских невольников, и, судя по всему, их, еще живых, вытаскивали из повозки и разрывали на части голыми руками…
В конце концов, еще дважды столкнувшись с бежавшими куда глаза глядят перьерукими, Фолко и его спутники оказались возле огненной стены. Пламя наступало, выбрасывая вперед длинные, стелящиеся языки — словно небывалый ярко-рыжий с черными подпалинами зверь жадно лизал беззащитную землю, и она тотчас же вспыхивала, даже если на ней, казалось бы, совершенно нечему гореть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});