Индра рос не по дням, а по часам, в полгода выглядел годовалым, научился ходить и говорить; в два года был как пятилетний, в пять — как десятилетний. С пяти лет Кимона стал учить его держать оружие и садиться в седло, и про себя не уставал дивиться его успехам, хотя был скуп на похвалу, не желая избаловать мальчика. «Воистину это сын Ашурран!» — думал он, глядя, как ловко мальчик управляется с детским мечом или копьем, как учится стрелять из лука и кидать аркан.
С детских лет отличался Индра красотой и умом, силой духа и силой телесной. Был он черноволос, как мать, но кожу имел не смуглую, а белоснежную, как лепестки лилии. Глаза его под черными ресницами были фиолетово–синие, как небо в грозу; и в минуту гнева становились сапфирово–синими, а в минуту нежности — как чистой воды аметист. Лицо его поражало совершенством черт, а тело — стройностью и соразмерностью членов.
Кимона каждый месяц посылал Ашурран известия о сыне, она же не рисковала его навещать, иначе каждый бы догадался, глядя на нее рядом с Индрой, об их родстве. Старый сотник преданно хранил тайну и воспитывал Индру, как собственного сына, тот же всегда считал его отцом.
Когда Индре исполнилось четырнадцать лет, Кимона привез его в Кассандану и поставил перед лицом Ашурран. Самолично испытала она юношу и осталась им довольна. Был он силен и ловок, и хоть еще не в совершенстве владел мечом и копьем, чувствовались в нем задатки великого воителя. Недолго думая, Ашурран взяла его к себе в оруженосцы, чтобы присмотреться к нему и узнать поближе. О том, что она мать ему, решила пока не говорить, чтобы не загордился юноша и чтобы не был на особом счету в войске.
И так нашлось много недовольных милостью, которую оказала королевская военачальница сыну безродного сотника. Злые языки говорили: «Верно, приблизила она его к себе за красивые глаза и сладкие губки, и придется ему прислуживать ей не только на поле боя, но и на ложе». Слыша такие речи, гневался Индра, ибо унаследовал горячую кровь матери и ее безмерную пылкость; и немало пришлось ему драться на кулаках и на учебном оружии, чтобы замолчали завистники.
Какое–то время смотрел он с подозрением на Ашурран, ожидая, не зазовет ли она его к себе в спальню, и раздумывал, как ему поступить, если такое случится. Говорили про нее, что не прощает она отказа от мужчины. А кроме того, поголовно все юноши Юнана восхищались Ашурран и ее подвигами и не отказали бы ей ни в чем, а почитали бы за великую честь, если бы она обратила на них внимание. Однако опасения Индры оказались напрасны, и успокоился он, считая, что воительница взяла его к себе на службу только из–за силы его и мастерства.
Во многих боях участвовал Индра с Ашурран — и с варварами, и с Верлуа, и с Киараном, и с вольными городами, и с эльфами. Недолго проходил он в простых оруженосцах. Был и хорунжим, и вестовым, и дозорным. За боевые заслуги сделала его Ашурран сотником, а потом и тысяцким, и давала ему самые важные и ответственные задания. Достигнув двадцатитрехлетнего возраста, он уже ее заместителем стал и водил войска в бой, как в былые времена Ашурран, и наблюдала она с тайной радостью за сыном, гордясь его посадкой в седле, его статью и молодецкой удалью. Однако же никак не могла Ашурран набраться смелости и открыться ему, ведь спросил бы он: «Почему сразу не сказала?» И затаил бы в душе обиду. «Пусть идет, как идет, — думала Ашурран. — Может быть, представится удобный случай, и я ему все расскажу».
Случилось так, что в одном бою Древние отступили столь поспешно, что бросили обоз и раненых. Первым туда прискакал Индра и увидел: все раненые добиты ударом в грудь, как принято у эльфов, чтобы не попали они в руки врагов. «Легкая смерть» называли это Древние. И высокий эльф в одежде воина держит за волосы юношу–эльфа в белой лекарской мантии, готовясь перерезать ему глотку. Не стал Индра долго раздумывать, а сдернул с плеча лук, наложил стрелу, спустил тетиву, и воин опрокинулся навзничь со стрелой в глазнице. Юноша–эльф в страхе закрыл лицо рукавом. Спешившись, Индра силой его руки отвел — и залюбовался. Прекрасен был юноша и лицом, и телом, так что глаз не отвести. Индра связал ему руки его же поясом и приказал доставить в свой дом в Кассандане вместе с остальной добычей. И никто не видел пленного эльфа, кроме нескольких доверенных лиц.
В доме Индры окружили пленника заботой и вниманием, омыли его тело, умастили благовониями, одели в шелка, украсили серебром и жемчугом. Вел он себя послушно и кротко, глаз не поднимал и ни слова не произнес по эльфийскому обычаю.
Вернувшись из похода, Индра держал эльфа постоянно при себе, как отраду для глаз и утеху для прочих чувств. И лелеял он тайную надежду, что рано или поздно удастся ему приручить эльфа и склонить его к любви, хоть и считалась однополая связь грехом по понятиям Древних. Ведь и диких зверей приручают терпением и лаской; и памятна всем была история Афагду, да и не единственным он был, кому удалось завоевать любовь эльфа или эльфийки.
Не решался, впрочем, Индра ничего предпринять, только изредка осмеливался прижать к губам прядь волос эльфа, руку стиснуть или посадить к себе на колени. Не сопротивлялся эльф, но и не поощрял его ласки, только заливался румянцем. Был он подобен надломленному деревцу, птице с перебитым крылом.
Индра же был во хмелю невоздержан и груб; однако ни разу не покушался он на честь эльфа и не пытался силой принудить его к любви.
Как–то раз зашла Ашурран в гости к Индре, как было между ними заведено, чтобы выпить и поговорить о делах. И случилось так, что выглянула она из окна и увидела в саду пленника Индры. День был пасмурный, но в этот миг прихотью ветра тучи разошлись, и солнечный луч упал на юношу, озарив его с ног до головы, будто желая почтить его красоту.
Побледнев, отступила от окна Ашурран и долго молчала, потом спросила как бы между прочим:
—Давно ли у тебя этот эльф?
Индра рассказал ей, как было дело и как он захватил юношу в плен.
—Что же, хорош он на ложе? — спросила она, и голос ее звучал странно, и в глаза она Индре не смотрела.
Удивившись, отвечал ей Индра:
—Всем известно, что плохие из эльфов наложники, умирают они от принуждения, по своей же воле редко восходят на ложе.
Оставила тогда Ашурран в сторону кубок и сказала:
—Подари мне этого эльфа!
Гнев охватил Индру, но постарался он его подавить, помня, кто перед ним. Все же не сдержался он и сказал с досадой:
—Потому не хотел я никому показывать своего пленника, что много находится охотников до чужого добра!
—Подари мне его во имя нашей дружбы и боевого братства. Вспомни, в скольких битвах сражались мы с тобой вместе. Неужели ты пожалеешь для меня одного эльфа, от которого тебе все равно мало проку?