человек и понимаете, что напечатать это я сейчас не могу. И уж простите за мой неуклюжий и несправедливый ход.
В 1985 году Мария Илларионовна Твардовская издал книгу эпистолярного наследия своего мужа. Есть письмо Гамзатову по поводу неопубликованной поэмы. Вот строки из него: “Поэма производит в целом сильное впечатление, это вещь, вырвавшаяся из сердца и многократно обдуманная, — её композиционное построение в своём плане очень стройно и сцеплено частностями с целым. Это — исповедь и поучение, взыскательный суд и раскаянье (в несовершенных грехах), изложение средствами лирико-патриотического признания большого политического, общественного содержания”. А дальше посыпались шишки на мою бедную голову: “Но вот что мешает этой вещи сегодня явиться ‘граду и миру’, получить широкую слышимость, дойти до сердец, до сознания читателей во всей полноте и силе — перевод!” Дальше: “Бедный Яша Козловский! Ему это оказалось не под силу, и я в затруднении: я не вызывал его для беседы, так как такую беседу мыслю себе только в твоём присутствии и при сличении с подстрочником, который бы ты слово за словом сам подтверждал”.
Конечно, ни о каком “сличении” Твардовский не помышлял. Просто Козловский стал козлом отпущения. Мне довелось видеть экземпляр рукописи с его замечаниями и подписью “А. Т.”. Замечаний было не более десяти, и то не со всеми можно согласиться. Загвоздка была не в моём “плохом” переводе, а кое в чём другом”.
В своё оправдание Твардовский счёл возможным попрекнуть нас: “И, наконец, не могу умолчать о том, что ты и Яков Козловский поступили не слишком мудро, ознакомив с поэмой — до предоставления нам — известное лицо. Это создаёт дополнительные трудности, которых могло не быть”.
Неназванное “известное лицо”, разумеется, Аджубей. Вот ведь как!..»
Случись всё это на полгода позже, возможно, поэма и была бы напечатана. В октябре произошла очередная смена власти.
Никита Хрущёв отдыхал на Черном море, в Пицунде, не подозревая, что против него готовится «дворцовый переворот». 14 октября 1964 года Пленум ЦК КПСС освободил Хрущёва от должности первого секретаря ЦК КПСС, затем его лишили и поста председателя Совета министров. Формулировка для народа была простой — «по состоянию здоровья».
Явных сожалений слышно не было, было разочарование от несбывшихся надежд. Все устали от беспокойного вождя, взявшего на себя тяжёлый процесс десталинизации, но оказавшегося не очень сильным в государственных делах. Ему негласно ставили в вину политический и экономический волюнтаризм, хаотичность реформ, сокращение армии, урезание привилегий номенклатуры и многое другое. О заслугах не вспоминали.
Новым руководителем партии и страны Пленум ЦК КПСС избрал Леонида Брежнева.
Меняются правители, вожди,
Как летом облака или дожди.
И только мной всю жизнь, не зная смены,
Любовь и песня правят неизменно[92].
ПАТИМАТ И ЕЁ МУЗЕЙ
Патимат Саидовна, супруга Расула Гамзатова, была для него спасением. Его неорганизованность и простительная поэту рассеянность с лихвой компенсировались умением супруги всё приводить в порядок, её мягким характером и твёрдой волей, когда дело касалось семьи и мужа.
Глядя со стороны на обаятельную жену поэта, трудно было назвать её «сильной женщиной», но Патимат приходилось ею быть.
У неё хватало домашних хлопот, не говоря уже о бесконечных гостях Расула Гамзатова.
В 1964 году Патимат Гамзатова возглавила Дагестанский музей изобразительных искусств. Патимат хорошо понимала, что в развитии нуждалась не только дагестанская литература, национальному искусству тоже требовалось серьёзное внимание.
Трудно было назвать настоящим музеем коллекцию из пары сотен экспонатов, однако новый директор была полна решимости создать учреждение, достойное своего названия, сохранить в возможной полноте культурное наследие народа.
Целеустремлённость и подвижничество на ниве национального искусства, при поддержке влиятельного супруга, позволили Патимат Гамзатовой превратить музей в один из лучших на Кавказе. Замечательные образцы декоративно-прикладного искусства — произведения ковровщиц, оружейников, ювелиров, гончаров, медников, вышивальщиц, мастеров насечки по дереву, картины, костюмы, предметы быта и другие уникальные экспонаты стали регулярно пополнять коллекцию музея.
Но этого оказалось мало, искусство Дагестана было многообразно и уходило корнями в незапамятные времена. Для поиска новых экспонатов Патимат отправлялась в экспедиции по всему Дагестану. К тому же она выявляла произведения дагестанского искусства, всё, что имело отношение к Дагестану, в других музеях страны, в коллекциях за рубежом. И порой ей удавалось добиться их передачи в Дагестанский музей. Немалые усилия пришлось приложить, чтобы в музее обрели своё естественное место картины одного из основоположников дагестанской живописи Халилбека Мусаева. Они были получены от вдовы художника после длительной переписки и нескольких поездок в США.
Люди и сами начали приносить интересные, порой очень древние предметы искусства.
С годами коллекция музея значительно увеличилась, и для него выделили здание, в котором прежде размещался Верховный Совет Дагестанской АССР. В музее были налажены научно-исследовательская работа, реставрация, атрибуция, издание каталогов. Было подготовлено множество выставок, которые демонстрировались в стране и многих зарубежных странах.
«Патимат Саидовна нередко открывала выставки вместе с Расулом Гамзатовичем, что превращало их в настоящий праздник, — писала Елена Андреева. — Она была способна на смелые, неординарные поступки, если понимала, что это необходимо для нашей культуры. В апреле 1980 г. после четырёхлетнего ремонта музея открылась новая экспозиция, которую украсили работы А. Родченко, А. Экстер, А. Лентулова, Н. Удальцовой и других представителей русского авангарда. Гамзатова пошла на этот беспрецедентный в то предельно идеологизированное время шаг, когда произведения этих художников и их собратьев по искусству томились в запасниках не только провинциальных, но и центральных музеев».
Главной мечтой директора музея было восстановление панорамы Франца Рубо «Штурм аула Ахульго». Это было одно из главных событий Кавказской войны. После трёхмесячной блокады под артиллерийским обстрелом царские войска пошли на решительный штурм крепости имама Шамиля, расположенной на горе Ахульго. В обмен за обещание генерала Граббе отвести войска Шамиль отдал в заложники сына Джамалуддина. Это был шанс закончить войну. Но генерал, желавший во что бы то ни стало взять Шамиля, чтобы загладить свой грех причастности к декабристам, нарушил условия перемирия. Война продлилась ещё 20 лет.
Штурм этот остался в истории столь значимым событием, что правительство решило увековечить его посредством живописи. На исходе века работа была поручена Францу Рубо, который написал несколько картин, а затем, по собственной инициативе, взялся за создание панорамы длиной 120 метров и высотой целых 12 метров.
Рубо хорошо знал, что такое война, а дагестанцев, героическую битву которых с царскими войсками он столь уважительно изобразил на своей панораме, Рубо почитал за