Читать интересную книгу Прогулка среди могил - Лоуренс Блок

— В общем, — сказала она, — я чувствую себя как-то глупо, что держала все про себя, но я столько лет была шлюхой, а это занятие не очень-то способствует откровенности.

— В отличие от работы в полиции.

— Правильно. Бедный ты мой медведь, всю ночь провел на ногах, таскался по Бруклину со всякими ненормальными. А тебе еще вон сколько не спать.

— Что-что?

— Ну да. Ты же теперь моя единственная сексуальная отдушина, понимаешь, что это значит? Очень может быть, что я окажусь совершенно ненасытной.

— Посмотрим, — сказал я.

* * *

Позже она сказала:

— Ты и в самом деле ни с кем не спал все это время, что мы вместе?

— Нет.

— Ну, теперь, наверное, начнешь. У мужчин почти всегда так. Поверь моему профессиональному опыту.

— Может быть, — сказал я. — Но уж только не сегодня.

— Нет, не сегодня. Но если ты с кем-нибудь переспишь, это еще не будет означать конец света. Лишь бы ты потом вернулся домой, где тебе самое место.

— Как скажешь, дорогая.

— "Как скажешь, дорогая". Ты просто спать хочешь. Послушай, что до остального, то мы можем жениться или не жениться, жить вместе или не жить вместе. Можем жить вместе и не жениться. А можем мы пожениться и не жить вместе?

— Если захотим.

— Ты так думаешь? Знаешь, это похоже на какой-то польский анекдот. Но может быть, у нас так и получится. Ты оставишь за собой свою жалкую комнатку в отеле, а несколько раз в неделю будешь переключать телефон сюда и проводить ночь со мной. И, может быть... Знаешь что?

— Что?

— Я думаю, у нас все так и будет — день за днем.

— Хорошо сказано, — согласился я. — Надо будет запомнить.

24

Через день или два полицейские из 72-го участка Бруклина после анонимного звонка выехали по адресу, где находился дом, который Альберт Уолленс за три года до этого унаследовал от матери. Там они обнаружили Уолленса — двадцати восьми лет, безработного рабочего-строителя, привлекавшегося по обвинениям в сексуальных преступлениях и мелком хулиганстве. Уолленс был мертв — задушен струной от рояля. В том же подвальном помещении был найден изувеченный мужчина, на первый взгляд мертвый. Однако Реймонд Джозеф Календер, тридцати шести лет, в послужном списке которого фигурировали семь месяцев работы в нью-йоркском отделении Агентства по борьбе с наркотиками, был еще жив. Его доставили в Медицинский центр Маймонидов, где он пришел в сознание, но не смог произнести ни слова, а только время от времени издавал каркающие звуки, пока два дня спустя не умер.

Улики, обнаруженные в доме Уолленса и в двух автомобилях, которые стояли в гараже, указывали на то, что оба мужчины были замешаны в нескольких убийствах, расследуя которые полиция Бруклина недавно пришла к выводу, что они связаны между собой и дело рук одной и той же группы. Было выдвинуто несколько гипотез, объясняющих обстоятельства смерти обоих, — наиболее убедительная состояла в том, что в группу входил еще и третий, который убил обоих сообщников и скрылся. Другое предположение, казавшееся менее вероятным тем, кто видел Календера или внимательно прочел заключение медэкспертизы, гласило, что Календер пришел в совершенно невменяемое состояние и сначала удавил своего сообщника, а потом принялся систематически увечить самого себя. Если учесть, что он как-то ухитрился избавиться от кистей рук, ступней ног, ушей, глаз и гениталий, то слово «систематически» представляется несколько слабоватым.

Дрю Кэплен от имени Пэм Кассиди провел переговоры с одной популярной бульварной газетой. Газета напечатала ее рассказ — «Как изуверы из Сансет-парка оставили меня без груди» — и заплатила ей, по словам Кэплена, «значительную пятизначную сумму». Когда я разговаривал с Пэм без адвоката, мне удалось убедить ее, что ее похитили действительно Альберт и Рей и что никакого третьего там не было.

— Вы хотите сказать, что Рей сам с собой это сделал? — удивилась она. На что Элейн сказала ей, что есть много таких вещей, про которые нам знать необязательно.

* * *

Примерно через неделю после смерти Календера, то есть после нашей прогулки среди могил, Кинен Кхари позвонил мне снизу и сказал, что поставил машину во втором ряду у входа в отель. Не смогу ли я выйти и выпить с ним чашку кофе, что ли?

Мы пошли за угол, в «Огонек», и сели за столик у окна.

— Я был тут по соседству, — сказал он. — Решил заехать поздороваться. Рад вас видеть.

Я тоже был рад его видеть. Выглядел он неплохо, и я ему об этом сказал.

— Знаете, я принял решение, — сказал он. — Поеду проветрюсь.

— Ах, вот как?

— В общем, уезжаю за границу. За последние несколько дней я закончил почти все дела. И дом продал.

— Так быстро?

— Он полностью принадлежал мне, и я продал его за наличные. Очень дешево. Новые хозяева — корейцы, старик явился подписывать документы с двумя сыновьями и с хозяйственной сумкой, набитой деньгами. Помните, как Пит сказал — жаль, что Юрий не грек, тогда бы он мог достать много наличных? Старина, ему надо бы быть корейцем. В их деле никто не признает никаких чеков, никаких кредитных карточек, платежных ведомостей, налогов, ничего. Все идет только на зеленые. Теперь у меня куча наличных, а у них дом, чистый от всяких долгов, и с ними чуть родимчик не случился, когда я показал им, как работает сигнализация. Они пришли в восторг. Последнее слово техники, еще бы им не прийти в восторг.

— Куда вы едете?

— Сначала в Белиз, повидаюсь кое с кем из родственников. А потом в Того.

— Займетесь семейным бизнесом?

— Видно будет. Во всяком случае, первое время. Посмотрю, как мне там понравится и выдержу ли. Вы ведь знаете, я бруклинский мальчишка. Родился и вырос здесь. Не знаю, смогу ли я вкалывать так далеко от родных мест. Может, через месяц мне там до смерти надоест.

— Или придется по душе.

— Есть только один способ это узнать — надо попробовать, верно? В конце концов всегда можно будет вернуться.

— Конечно.

— Но сейчас мне самое время уехать, — сказал он. — Я вам говорил про ту сделку с гашишем, да?

— Вы говорили, что не очень-то в нее верите.

— Ну так вот, я отступился. Вложил в нее большие деньги и все равно отступился. А если бы не отступился, то разговаривал бы сейчас с вами через решетку.

— Их накрыли?

— Да еще как накрыли, и на меня тоже заготовили ордер, но теперь даже если те, кого они взяли, расколются, а я уверен, что они расколются, у полиции против меня все равно ничего не будет. Но на кой черт мне все эти повестки и прочее дерьмо? Понимаете, меня еще ни разу не арестовывали, так почему бы не отвалить из страны, пока я еще не потерял невинность?

— Когда вы уезжаете?

— Самолет вылетает из аэропорта Кеннеди — сколько сейчас? — через шесть часов. Прямо отсюда поеду к одному торговцу подержанными «бьюиками» на бульвар Рокэуэй и возьму за машину столько, сколько он даст. Скажу: «Идет, только при условии, что вы подкинете меня до аэропорта», а это оттуда минут пять. Кстати, вам не нужна машина, старина? Можете получить ее за половину того, что она стоит по каталогам, и мне так будет проще.

— Она мне ни к чему.

— Ну что ж, по крайней мере я вам предложил. Сделал все, что мог, лишь бы вам не таскаться по метро. А не хотите взять ее в подарок? Серьезно. Отвезите меня в аэропорт, и можете забирать. Какого черта, если она вам не нужна, можете сами поехать из аэропорта прямиком туда, где покупают машины, заработаете доллар-другой.

— Я этого не стану делать, вы же знаете.

— А могли бы. Значит, не хотите машину? Это последнее дело, которое у меня осталось. На днях я повидался кое с кем из родственников Франсины и рассказал им, что произошло, — не все, конечно. Старался, понимаете, чтобы это не прозвучало так ужасно. Но сколько ни приукрашивай, факт остается фактом: замечательная, добрая, красивая женщина умерла ни с того ни с сего. — Он опустил голову на руки. — Господи, кажется, все уже позади, и тут оно опять наваливается и хватает за горло. Во всяком случае, я сказал ее родным, что она умерла. Сказал, что это дело рук террористов, что случилось это за границей, когда мы ездили в Бейрут, что тут замешана политика, бы же знаете, там все ненормальные, и они поверили — по крайней мере, мне так показалось. Я сказал, что смерть была быстрой и безболезненной, а самих террористов убили христиане-милиционеры, что похороны были неофициальные и о них газеты не писали, потому что всю историю нужно было замять. Кое-что из этого отчасти похоже на правду. А кое-что — хотел бы я, чтобы это было правдой. Насчет быстрой и безболезненной смерти.

— Возможно, она и была быстрой. Вы же не знаете.

— Мэтт, я ведь побывал в том доме после всего, помните? Он рассказал мне, что они с ней делали. — Кинен зажмурился и глубоко вздохнул. — Давайте поговорим о другом. Вы в последнее время не видели моего брата на собраниях? В чем дело, это деликатная тема?

— Вроде того, — ответил я. — Понимаете, «АА» — это анонимная программа, и одно из ее правил состоит в том, что никому, кто сам в ней не участвует, нельзя рассказывать, что говорится на собраниях, кто на них ходит, а кто не ходит. Я уже отчасти нарушил это правило, потому что мы занимались одним и тем же делом, но обычно я на такие вопросы не отвечаю.