Эдвард поднялся с кресла, чтобы налить себе еще вина. Раздражения отца он как будто не замечал.
– Я слышал, что король отверг наше письменное прошение.
Герцог не сводил с него глаз.
– Кто у тебя был?
Эдвард наполнил свой бокал до краев.
– Почтенный Роберт Редклифф, граф Эссекс, лорд – великий канцлер и ваш давний друг.
Мрачное лицо герцога потемнело еще сильнее.
– Когда он был здесь?
– Сегодня утром.
– И чего хотел?
– Он был так добр, что сообщил мне то, на что у моего родного отца не хватает смелости.
– Эдвард!
При окрике отца молодой рыцарь вздрогнул, но тут же презрительно хмыкнул и осушил бокал.
– Что сказал тебе лорд-канцлер? – спросил герцог уже потише.
Губы Эдварда искривились в язвительной усмешке.
– Сказал, что все прошения и объяснения должны исходить только от меня лично. Что у меня есть три дня, чтобы опровергнуть ходящие обо мне «слухи». Если я ничего не смогу ответить этим змеиным языкам, против меня будет выдвинуто формальное обвинение, и дело перейдет в Королевский суд. – Эдвард снова наполнил бокал и отсалютовал отцу. – Какое счастье, отец, что вы больше не член суда!
Старик побагровел, руки его сжались в кулаки. В прежние времена этого было достаточно, чтобы заставить Эдварда замолчать, но сейчас рыцарь только горько рассмеялся.
– Дурак! Пьяный дурак!
– Вы так думаете, ваша светлость? Значит, я глуп, когда полагаю, что для вас верность королю превыше всего? Разве не вы оглашали приговор собственной племяннице, Анне Болейн? Или, может быть, это не вы храбро объявили, что она изменила мужу и за это заслуживает смерти?
– Эдвард, довольно!
– Короткая же у вас память! Вы уже забыли, что Анна вовсе не изменяла королю. Она была невиновна – а вы ничего не сделали, чтобы спасти ей жизнь! Более того, из кожи вон лезли, добиваясь смертного приговора!
– Она должна была умереть. Так хотел король.
– И вы повиновались, – снова горько рассмеялся Эдвард. – Вплоть до того, что нашли ложных свидетелей.
– Эдвард, под угрозой было наше фамильное состояние! – прорычал герцог.
– Золото против человеческой жизни! – Эдвард покачал головой. – А что вы станете делать теперь, когда король желает моей смерти? Снова поспешите доказать, что верность королю для вас стоит превыше всех родственных уз? Что фамильное состояние для вас дороже сына? Может быть, это вы, отец, донесли на меня королю?
– Ты пьян, Эдвард! Ты забываешься! – Бросив на сына последний мрачный взгляд, герцог повернулся к дверям. – В конце недели сюда приедет твоя невеста. Мы представим ее королю как его дочь – и твою жену. Король не станет наказывать собственного зятя, и все обойдется – если, конечно, ты будешь благоразумен и сам не испортишь своего положения!
Эдвард недоверчиво пожал плечами и налил себе еще вина.
– Возьми себя в руки, мой мальчик. Джейми спасет тебя от топора. Может быть, она – твой единственный шанс. Но, пожалуйста, веди себя как благородный человек! Черт побери, Эдвард, ты же Говард! – И герцог пристукнул костяшками пальцев по столу, желая подчеркнуть свои слова.
– Увы, да, – с безрадостным смешком ответил Эдвард.
Герцог безнадежно покачал головой.
– Эдвард, все, что я делаю, я делаю ради твоего блага. Не забывай об этом. Джейми – прекрасная девушка, и ты, черт возьми, должен хотя бы притвориться, что ее достоин!
Глава 35
«Грязные твари!» – спрятавшись за тяжелым пологом, Кэтрин мысленно проклинала и Малкольма, и Джейми. Со своего «наблюдательного поста» она видела обнаженную спину девушки и ее изящные сердцевидные ягодицы; Джейми ритмично поднималась и опускалась на могучем стволе своего возлюбленного. Кэтрин видела, как он обхватил руками ее бедра, убыстряя темп, – как хотела бы она сейчас оказаться на месте Джейми! Кэтрин не видела лица девушки, но узнала ее по каскаду черных как смоль волос – и, узнав, возненавидела в сотню раз сильнее, чем раньше.
Ей хотелось вырвать женщину из объятий шотландца, выбросить прочь из комнаты и самой занять ее место, но Кэтрин сдержала свой яростный порыв. Нельзя открывать себя. Спрятавшись в темном углу в изножье кровати, Кэтрин смотрела и ждала. Глаза ее скользили по сильным ногам шотландца, по его мускулистым бедрам – к мощному мужскому достоинству, вонзающемуся все глубже и глубже в лоно ненавистной соперницы… Кэтрин вздрогнула от прилива нестерпимого желания. Рука ее скользнула под плащ – под которым на ней ничего не было, – и пальцы начали описывать нетерпеливые круги вокруг набухшего соска.
Как ненавидела она эту ведьму! Как хотела сама усесться на Малкольма верхом! Пальцы ее скользнули ниже – к влажной тайне женственности. Подумать только – она пришла к нему, чтобы предложить себя! Она уже готова. Как он посмел отдать свой пламень другой женщине?!
Вот он задвигался судорожно, конвульсивно – и вдруг, приподнявшись, впился губами сперва, в один, затем в другой сосок любовницы. Кэтрин подавила стон, родившийся глубоко в горле, и прижалась к стене. Сейчас нет смысла их останавливать – но, черт побери, лучше им поскорее закончить!
Джейми стонала все громче, цепляясь за Малкольма. «Подожди, – злобно думала Кэтрин, – завтра под кнутом ты запоешь другим голосом!» Она сама будет хлестать мерзавку, пока не устанет рука, и постарается, чтобы на белоснежной спине и сердцевидных ягодицах навеки запечатлелись отметины гнева королевы! А потом бросит Джейми в Норвич, на растерзание Риду и его людям! Эта шлюха проклянет тот день, когда впервые взглянула на Малкольма Маклеода!
А как поступить с ним? Сощурившись, Кэтрин разглядывала мощное тело Малкольма. Он станет ее рабом. Ее постельной игрушкой. Пусть только попробует заартачиться – не придумано еще таких пыток, какие она обрушит на него! Впрочем, даже самая рабская покорность лишь на время убережет его от наказания. Но как он хорош! Какое роскошное тело! Нет, Эдварда с ним даже сравнивать нельзя!
«Кончайте же, будьте вы прокляты!» – мысленно воскликнула Кэтрин.
Джейми изогнулась дугой, и Малкольм почувствовал, как сжалось ее лоно в последнем томительном усилии. Когда же она вскрикнула в экстазе, самообладание покинуло его и страсть взорвалась, словно шаровая молния. Он уже не мог удержать свое семя – да и не пытался.
– Джейми! – воскликнул он, перекатываясь на живот и подминая ее под себя. Они катались по кровати, сжимая друг друга в объятиях, и тела их содрогались в экстазе, словно эти двое и вправду превратились в одно.
Лишь через несколько секунд Малкольм вновь обрел способность думать; и хотя сейчас он не смог бы даже повернуться на бок, однако вспомнил, что мгновение назад ему послышался какой-то шорох за дверью. Приподнявшись, он вгляделся в лицо Джейми: на нем застыла счастливая улыбка. Можно было и не спрашивать – Джейми, конечно, ничего не слышала.