Читать интересную книгу Второе пророчество - Татьяна Устименко

— Елена! — окликнул он свою секретаршу. — Труби общий сбор! Время дислокации — пять минут. Позови Ирину, пусть она принесет кофейник и бутерброды. Это — надолго!

Белокурая Ирочка, личный ассистент главного редактора — счастливая обладательница ног от ушей, губ бантиком и бюста пятого размера, помчалась выполнять указания босса. Под общим сбором в офисе редакции всегда подразумевалось отнюдь не собрание всего персонала, а приватное совещание четырех лиц, собирающихся в подобном составе лишь в минуты крайней трудности или спонтанно возникшей финансовой опасности и принимающих самые ответственные решения. В список этого импровизированного штаба входили помимо самого господина Зимина три его любимые пассии, в офисе «Тайн Урала» называемые не иначе как «триумвиратом заслуженных гарпий». К числу гарпий принадлежали: пресс-ассистент Ирина — томная блондинка, хитрая и гораздая на интриги, финансовый директор Марина — знойная брюнетка с формами восточной красавицы, умная и экономная; а также начальник отдела продаж — тощая рыжеволосая Алина, гибкая, будто змея, и настолько же коварная. Именно три эти девицы, отлично дополняющие друг друга как внешне, так и профессионально, но постоянно борющиеся за благосклонность своего шефа, и составляли движущую женскую силу журнала, способную разрушить дом, выдать замуж дочь и сломать дерево. Между собой три заслуженные гарпии не ладили никогда, хотя на публике лезли вон из кожи и бюстгальтеров, старательно демонстрируя видимость самой сердечной дружбы. Они тратили немало сил на уничтожение соперниц, по приказу начальника вынужденные ограничиваться только мелкими подлянками, но не доходя до откровенного травматизма и членовредительства. Они блестяще справлялись со своими прямыми обязанностями и способствовали росту популярности журнала. В общем, они были настоящими женщинами! Ведь за каждым умным мужчиной стоит еще более умная женщина. А зачастую — даже не одна…

Ровно через пять минут три пунктуальные красотки, одетые в деловые костюмы, чинно расселись вокруг стеклянного конференц-стола, вооружились блокнотами, карандашами, чашками с кофе и выжидающе воззрились на своего обожаемого шефа. Николай Владимирович вежливо кашлянул и заговорил…

К утру снегопад прекратился, а небо прояснилось, приобретя оттенок прозрачной, ничем не замутненной голубизны. Точь-в-точь как Галкины глаза, не обремененные избытком серьезных мыслей. Я бодро шагала по чисто разметенной трудолюбивыми дворниками асфальтовой дорожке, огибающей мой дом. Наручная «Чайка» показывала ровно восемь, и, следовательно, у меня имелся целый час в запасе, коий я намеревалась употребить с толком. Прогуляюсь, подумаю, проанализирую свое сумбурное житье-бытье, потому что спонтанно пробудившаяся интуиция подсказывала — этому часу суждено стать последним спокойным моментом в моей жизни, причем стать таковым на весьма долгий срок.

Я прошла мимо еще не открытой парикмахерской и проигнорировала полупустую автобусную остановку, на которой отсвечивало несколько откровенно не выспавшихся личностей. С сочувствием глянула на опухшие, одутловатые лица едва отошедших от новогодней пьянки горожан и понимающе хмыкнула: ничего удивительного тут нет, просто привык народ за праздники спать чуть ли не до обеда. А первый рабочий день, внезапно наступивший после двухнедельного загула, можно справедливо приравнять к тяжелейшему эмоциональному и физическому стрессу. Чем мы, русские, всегда удивляем педантичных и скрупулезных иностранцев — так это нашей широкой, ни в чем не знающей удержи натурой. Пьем — так до дебоша, гуляем на свадьбе — до драки, на похоронах тещи — три баяна порвем, воюем — исключительно до победы, а любим — всегда до гробовой доски… Ну и само собой: едим — не досыта, спим — без просы… Гм, хронически недосыпаем, короче… А что касается кризиса, так, похоже, он тут ни при чем, да и людям нашим — нипочем. И не такое видывали! Придя столь бесхитростным образом к закономерному выводу, что физиономии торопящихся на работу обывателей можно разделить на две категории: «кто здесь?» и «где это я?», я миновала остановочный комплекс и потопала дальше, ведомая умопомрачительным ароматом свежей выпечки, струящимся от хлебного ларька. Кстати, именно здесь продают так понравившиеся Рейну слоеные булочки. Я весело помахала мелькнувшей в окошке ларька тете Гале, на пальцах показав «четыре». Булочница согласно кивнула. Отлично, заберу оставленные для меня булочки на обратном пути — побалую Рейна. Полагаю, сегодня я в издательстве долго не задержусь, а стоять в одной очереди с вздорными и крикливыми, будто черноморские чайки, бабками — удовольствие сомнительное.

Вот по телевидению все трезвонят — ах, мировой терроризм, ах, угроза благополучию нации! А я считаю — фигня это несущественная, пропаганда и провокация! Настоящий мировой терроризм — это отнюдь не ирландские головорезы или приснопамятный Усама бен Ладен, а наши отечественные бабульки (которые запросто любому ваххабиту прикурить дадут), вместо пояса шахидок обмотанные расписными посадскими платками и вооруженные бездонными авоськами, куда более вместительными, чем знаменитая «бочка данаид». Спрашивается, и какого черта они ошиваются по магазинам именно в то самое время, когда у всех работающих людей наступает обеденный перерыв? Или точно после окончания работы? Они что, не могут посетить магазин в десять часов утра или в три пополудни? Не-э-эт, я абсолютно уверена — наши бабки все делают не просто так, а специально, намеренно создавая сутолоку, шум и ажиотаж. И никаких нервов уже не хватает стоять в очереди за каким-нибудь «божьим одуванчиком», чтобы купить булку хлеба и ждать, пока бабусечке взвешивают: «сто грамм барбарисок, тридцать грамм «Морских камушков» и пять сушек». Нет, я, конечно, понимаю, что бабушке на ее крошечную пенсию ничего другого и не достается, но зачем ходить за покупками в самое горячее для работающих людей время? Да не иначе как от вредности! А когда наши телевизионные, буквально лопающиеся от сытости либерасты и псевдогуманисты начинают в очередной раз бурно осуждать преступление студента Раскольникова, по версии Достоевского, зарубившего топором старуху-процентщицу, то мне нередко хочется ввернуть наболевшее: «И поделом бабке!»… Ибо забодали уже!

Я опасливо обошла толкущихся у ларька террористок районного масштаба, шумно раскупающих свежие сайки с таким воинственным видом, будто они затаривались не булками, а гранатами, и философски усмехнулась: «М-да, нация, которая даже макароны ест с хлебом, — непобедима!» Не уставая дивиться алогичному менталитету своих соотечественников, миновала офис строительной фирмы «Кладем на совесть!» и кабинет пирсинга, на дверях которого красовалось вежливое объявление: «Ветеранам войны и пенсионерам — скидки». Следуя далее, я удовлетворенно обозрела стоянку, находящуюся возле фирменного салона автомобильной компании «Форд».

Перед безвкусно-вычурным павильоном красовался прикованный стальными цепями и хорошенький, будто игрушечка, джип, под ветровым стеклом коего броско давил на психику прохожих яркий рекламный лозунг: «Хочешь себе такую?» Но, как всем известно, наша голь на выдумку хитра, и посему шибко сердитые на жирующих олигархов обыватели четко понимают — красиво жить не запретишь… Однако помешать — можно! А поэтому, революционно контрастируя с рекламной заманухой, на капоте роскошной машины выделялась нахальная надпись, нацарапанная чем-то острым: «А вы с какой целью интересуетесь?» Очевидно, владельцы салона с этим безобразием еще не ознакомились… Я проказливо хихикнула и в самом радужном настроении проследовала дальше, к столь популярной среди городского населения улице Блюхера, являющейся не только объектом регулярного высмеивания (по причине вопиющей двусмысленности своего названия), но и по совместительству — крупной транспортной развязкой.

Заметив болтающую по телефону девушку, я тут же вспомнила Рейна и наш вчерашний урок по освоению мобильника. Недовольно морщась, Изгой критически изрек, что, мол, подобный вид связи могли придумать лишь нечувствительные к телепатии люди, но вопреки своему замшелому ретроградству довольно быстро оценил удобство мобильной связи. Уже перед сном, справедливо поделив спальные места, я просительно прикоснулась к плечу разместившегося на диване мужчины:

— Рейн, расскажи, пожалуйста, какими они были — мои родители?

Изгой задумчиво обхватил руками подтянутые к груди колени и болезненно прикусил нижнюю губу. Его лицо омрачилось — похоже, подобные травмирующие воспоминания давались ему нелегко.

— Я плохой рассказчик, — после долгого молчания сказал он. — Разреши, я лучше спою…

Я изумленно приподняла бровь: «Так он еще и поет!» Но мой скептицизм мгновенно испарился, уступив место восторгу и потрясению, когда он вполголоса запел, выводя нежные, наполненные любовью и горем слова: