Читать интересную книгу По светлому следу (сб.) - Томан Николай Владимирович

– Извините, – смутился Голубев и снова протянул руку за стаканом. – Такого довелось насмотреться… Ну, а о себе что же еще? За океаном нами, русскими парнями, сразу же заинтересовалась одна белоэмигрантская контора по вербовке агентуры для разведки, и нас тотчас же принялись обрабатывать сначала подкупом, потом угрозами. Мы к тому времени уже успели во всем разочароваться и, как говорится, хватить лиха. Вот мне и предложил тогда мой приятель Василь Кравец: «Давай, говорит, пойдем к ним на службу. Пусть они забрасывают нас на родину своими агентами, а мы там сами во всем признаемся. Расскажем, с какой жизни пошли на это… Нет, видно, другой возможности вырваться отсюда. Не подыхать же нам на чужбине!»

Голубев достал платок и долго тер покрасневшие глаза. Старший лейтенант терпеливо ждал.

Спустя некоторое время Голубев продолжал свой рассказ уже совсем тихо, почти шепотом:

– Страшно было решиться на это, но другого выхода у нас действительно не было. Как только мы дали свое согласие, нас снова переправили через океан, в Западную Германию. Подержали некоторое время на сборном пункте в Оберферинге, пригороде Мюнхена, а затем зачислили в шпионскую школу Обераммергау, тоже близ Мюнхена. Когда же мы наконец окончили эту школу, нам выдали «Записные книжки парашютистов».

С этими словами Голубев протянул старшему лейтенанту небольшую, чуть побольше спичечной коробки, желтую книжицу со штампом военного ведомства одной из стран Североатлантического блока.

Старший лейтенант раскрыл ее и прочел на первой странице:

«Эта форма введена для всех парашютистов. Она служит для учета выданных средств и должна храниться в потайном кармане парашютиста, пока он состоит на службе».

– Из «выданных средств», – криво усмехнулся Голубев, – осталось у меня только вот это. – Он протянул старшему лейтенанту стеклянную ампулу с каким-то порошком и, поясняя, добавил: – Цианистый калий. Рекомендуется в качестве диверсионного средства. Специальная инструкция предписывает также в случае провала с помощью этого же средства кончать самоубийством…

Голубев хотел добавить еще что-то, но в это время раздался резкий телефонный звонок, и он остановился, на полуслове.

Старший лейтенант снял трубку.

– Товарищ Лунин? – услышал он голос своего начальника.

– Так точно.

– Ну, мы все выяснили. Киевский инженер Александр Андреевич Голубев действительно делал в свое время запрос о сыне Степане Голубеве, тысяча девятьсот двадцать пятого года рождения, в тысяча девятьсот сорок третьем году угнанном в Германию. Последнее письмо от сына пришло в декабре тысяча девятьсот сорок четвертого года из города Гамбурга. Старики Голубевы погибли в конце войны, поэтому точных примет их сына не удалось пока узнать. Спросите-ка у него домашний адрес его родителей.

– Скажите, а вы не забыли еще вашего киевского адреса? – обратился старший лейтенант к Голубеву.

– Как же можно его забыть! – оживленно воскликнул Голубев. – Киев, улица Котовского, дом номер тридцать, квартира двадцать семь, третий этаж. Прекрасно все помню! Окна выходят во двор, под окнами три дерева: два тополя и ясень.

– Не повторяйте его ответа, – раздался в трубке голос начальника. – Я все слышал. Адрес совпадает, хотя в тот дом угодила бомба. Ну, у меня пока все. Продолжайте допрос.

Старший лейтенант положил трубку на аппарат и хотел поинтересоваться еще чем-то, но Голубев торопливо перебил его:

– Я понимаю, товарищ старший лейтенант, всего этого, конечно, очень мало, чтобы поверить мне… Но у меня есть еще и другие доказательства.

Он помедлил несколько мгновений, переводя дух, и заговорил затем быстро, будто опасаясь, что ему могут помешать:

– Я потому и решился бежать к вам, чтобы сообщить это. Мой друг Василь Кравец, о котором я уже говорил вам, вчера ночью неожиданно разбудил меня. «Знаешь, Степан, – сказал он, – мне не доверяют…» – «Как не доверяют? – удивился я. – Откуда тебе известно это?» – «Сам посуди, – ответил Василь. – Они вывели меня из состава диверсионной группы и даже, кажется, установили слежку. Кто-то им донес, видно, о моем настроении». – «И меня, значит, могут теперь заподозрить?» – испугался я. «Вне всяких сомнений», – «утешил» меня мой приятель. Вот тогда-то и решились мы немедленно бежать в восточную зону Берлина разными путями, чтобы запутать следы. Мне повезло, а Василь, как видно, попался им в лапы…

– И это все? – удивленно спросил старший лейтенант.

– Нет, что вы, товарищ старший лейтенант! Главное вот что: один из участников диверсионной группы, в которую входил Василь Кравец, прошлой ночью сел в десантный самолет и вылетел в Грецию. Дальнейший маршрут его лежит в Западную Украину. Диверсанта этого должны сбросить неподалеку от местечка Лужкове Это где-то юго-восточнее Хуста. Так же как и Василь Кравец, он уроженец Закарпатья и хорошо знает эту местность.

Старший лейтенант быстро записывал, изредка бросая испытующие взгляды на Голубева, а когда тот остановился, чтобы немного перевести дух, торопливо спросил:

– А когда же именно должны сбросить этого диверсанта над территорией Закарпатской области?

– Этого я не знаю! – вздохнул Голубев. – Василю удалось узнать только, что в Лужкове есть местный житель Пенчо Вереш, который должен подать сигнал самолету и встретить диверсанта… Вот и все, что мне известно, – о облегчением закончил Голубев и жадно допил оставшуюся в стакане воду.

– Еще один вопрос, – проговорил старший лейтенант. – Вам известна фамилия диверсанта?

– Зенон Туреница. С ним Василь еще до войны был знаком и узнал от него все это по секрету.

– У вас есть еще какие-нибудь сообщения? – спросил старший лейтенант.

– Это, пожалуй, самое важное, – ответил Голубев. – И потом это совершенно точно, а все остальное, к сожалению, не очень определенно…

– Ну, тогда продолжим наш разговор несколько позже, – заключил старший лейтенант и поспешил к своему начальнику.

СОМНЕНИЯ МАЙОРА КИРЕЕВА

Хмуро всматриваясь в отражение своего намыленного густой пеной лица, майор Киреев перебирал в памяти события последних дней.

Внешне все как будто обстояло благополучно. Последняя операция удалась блестяще: иностранный агент Иглицкий, более известный под кличкой Счастливчик, не только сдался майору, но еще и вернул ему чертежи, похищенные у инженера Гурова.

Киреев, однако, все еще не хотел верить в эту слишком уж легкую, как казалось ему, победу. Конечно, положение у Иглицкого было почти безвыходным. Контрразведчики обложили его, как дикого зверя. Он почти не отстреливался: выстрелил всего три раза, да и то, видимо, для того только, чтобы сдержать осаждающих и выиграть время.

Зачем, однако, понадобилось ему это время? Связаться по радио со своим резидентом? Может быть. У него ведь нашли рацию – он и ее сдал при капитуляции.

Но что же он мог сообщить по радио своему резиденту? О безвыходности положения и намерении сдаться советской контрразведке? Едва ли…

А между тем Счастливчик совсем не выглядел побежденным, когда он с поднятыми руками вышел из дачи.

Киреев провел безопасной бритвой по намыленной щеке и поморщился – лезвие издавало какой-то дребезжащий звук, из чего следовало, что оно «не берет». Киреев плотнее закрепил его и принялся за другую щеку.

Отвлеченный на несколько секунд неполадкой с бритвой, майор снова вернулся к прежним мыслям. Он никак не мог избавиться от ощущения, что Иглица кий провел его, обманул. У Счастливчика был за пле"чами не один год агентурной работы чуть ли не во всех европейских государствах. Такие хищники не сдаются так просто…

Но что же делать со своими сомнениями? Пойти к полковнику Никитину и высказать все? С ним можно, конечно, поговорить откровенно – он чуткий, пой, мет, пожалуй, причину сомнений, но потребует и более убедительных фактов. А где возьмешь их?

…Полковника Никитина тоже весь день беспокоили тревожные мысли о Иглицком. «Интересно, что думает обо всей этой истории майор Киреев?» – не раз задавал он себе вопрос.