– Я не могу этого сделать, потому что у меня нет в руках вооруженной силы. А единовластие может быть основано только по воле и желанию армии. Только на нее может опираться лицо, согласившееся стать во главе ее и принять на себя верховную власть и верховное командование. И вообще, Сибирское правительство само борется с Директорией и хотело бы сохранить власть за собой, как то было до прибытия эсеров в Омск. Находясь на службе у этого правительства, я не могу предпринять каких-либо шагов вопреки его воле.
Закончил же Колчак разговор выражением благодарности делегатам за оказанное доверие. Офицеры, в свою очередь, сказали адмиралу, что часы истории пущены и никто уже не в силах их остановить.
«Государственный» переворот совершился в ночь с воскресенья 17-го на понедельник 18 ноября арестом Авксеньтьева, Зензинова и Роговского. В 4 часа ночи дежурный ординарец поднял Колчака с постели к телефону. В трубке слышался взволнованный голос Вологодского. Он сообщил об аресте трех членов Директории и их коллеги Артунова, сказал, что немедленно созывает Совет министров и просит адмирала прибыть на экстренное заседание.
Военный министр стал одеваться, приказав ординарцу соединиться по телефону с начальником штаба главнокомандующего. Розанов сразу снял трубку. Колчак представился и спросил:
– Вы знаете, что произошло в городе?
Розанов ответил, что в городе спокойно, по улицам разъезжают усиленные патрули.
Заседание Совета министров затянулось. Чувствуя, куда клонится чаша весов, Виноградов полувопросительно-полуутвердительно обронил:
– Значит, диктатура?
Видно, этого главного слова до сих пор и не хватало. Большинство тут же согласилось временно, во избежание анархии, поставить во главе правительства военное лицо.
– В таком случае я слагаю с себя обязанности члена Директории, – заявил поднявшийся с места Виноградов и покинул зал заседаний.
Вступление частей Красной Армии в Казань, 1918 г.
После его ухода из пяти членов Директории остались только двое: Вологодский и Болдырев. Первый, державшийся в оппозиции к эсеровской директориальной группе, был здесь, в зале, второй – на фронте. Проблема решилась сама собой: военная диктатура. Председательствующий все-таки поставил вопрос на голосование. Против поднял руку только министр торговли Шумиловский. Кандидатами в диктаторы были названы генералы Болдырев и Хорват, а также адмирал Колчак.
В порядке выступления председательствующий предоставил слово военному министру.
Адмирал поднялся с места.
– Я благодарю господ, выдвинувших мою кандидатуру, но считаю генерала Болдырева предпочтительнее меня на месте военного главы государства, поскольку он как главнокомандующий известен армии. Я же – человек новый, меня еще плохо знают в войсках, мало знаком я и вам… Но я тем не менее не отказываюсь баллотироваться.
Перед обсуждением кандидатур и голосованием председатель Совмина попросил адмирала покинуть зал.
Заседание длилось долго. Первой обсуждали кандидатуру главнокомандующего. При голосовании за него поднялась только одна рука. Отрицательно сказались его связи с «Союзом возрождения», почти постоянная поддержка при конфликтах в Директории эсеровского крыла, заметные французские симпатии в ущерб английским, к которым тяготели почти все члены правительства. Отдавая должное военным заслугам Болдырева, выступавшие отмечали его недостаточную популярность среди офицеров и особенно у казаков.
Обсуждение кандидатуры Хорвата длилось недолго, но бурно. Подавляющее большинство (10 против одного) ее отвергли из-за крайне нежелательной для правительства явной политической ориентации на Японию.
Остался последний кандидат – Колчак. С ним мало кто из министров общался лично, но имя его, окруженное ореолом былой славы, произносилось всюду с большим уважением. Постарались морские офицеры, рекламировавшие решительность и личную храбрость адмирала, его боевые заслуги под Порт-Артуром, на Балтике и Черном море, его военный талант и умение командовать крупными соединениями флота и армии. А что стоили в их устах легендарный полярный шлюпочный поход Колчака, эпизод с подаренной ему за храбрость золотой саблей, которую, когда революционные матросы-черноморцы потребовали от офицеров сдачи личного оружия, гордый адмирал сломал и выбросил в море!
Вологодский заметил, что на Дальнем Востоке он слышал о неуравновешенном характере Колчака, о конфликте его с японцами и атаманом Семеновым. Никто не придал этим словам серьезного значения. Все выступавшие высказались за передачу единоличной власти адмиралу. Предложение было принято десятью министрами. Тут же коллективно утвердили и титул главе верховной власти: Верховный правитель России.
Приглашенному в зал Колчаку Вологодский сообщил о результатах голосования и присвоении ему высокого титула. Колчак смутился:
– Зачем же такая помпезность? Вполне достаточно ограничиться названием должности – Верховный главнокомандующий.
Из зала возразили:
– Вот эту должность вам и не надо брать на себя. Ваша задача – осуществление твердой и устойчивой верховной власти.
– Без подчинения мне армии я не буду иметь ни силы, ни значения… – Адмирал немного подумал и сказал: – Можно возложить на меня, в конце концов, как на главковерха, одновременное обеспечение и внутреннего общественного порядка.
После короткого обсуждения Совет министров принял постановление: взятую на себя верховную власть после распавшейся Директории Сибирское правительство передает в руки Александра Васильевича Колчака, производит его в «полные адмиралы», именуя его впредь Верховным главнокомандующим.
Бывший вице-адмирал, который до этого производства был удостоен высших воинских чинов за боевые заслуги и которого по установившейся на флоте и в армии традиции называли адмиралом (так принято и в наше время), стал по-настоящему «полным» адмиралом, «вашим высокопревосходительством». Только этот наивысший флотский чин ему был присвоен не за боевые заслуги и даже не за выслугу лет на море, а по неписаному статусу Верховного правителя и Верховного главнокомандующего. Так закончились долгие скитания неутомимого «одиссея» по белу свету, позади остались его временные роли. Он снова на высоте положения, даже более того – на вершине «всероссийской» власти.
Переворот в Омске 18 ноября 1918 года по задействованным в нем политическим, военным и социальным силам был кадетско-монархическим. В дневнике кадета В. Н. Пепеляева 5 декабря 1918 года в этой связи отмечается, что «мы ответственны (и особенно я) за переворот, и наш долг укреплять власть». Спустя полгода с трибуны 3-й сибирской конференции кадетской партии новый председатель Восточного отдела ее ЦК А. К. Клафтон откровенно признался, что они (кадеты) стали партией государственного переворота. Об участии в перевороте военных и гражданских монархистов говорилось и в письме Сыромятникова к Михайлову. Задача заговорщиков облегчалась тем, что из Омска заранее предусмотрительно были выведены все ненадежные воинские части и, наоборот, оставлены те, которые не поддерживали неугодную Директорию. Руководители заговора, кроме того, задержали готовый к выходу в поход на Енисей большой отряд военных судов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});