6. Начальников, не умеющих держать вверенные им части на должной высоте, отрешать, предавать полевому суду за бездействие власти.
7. Для разведки и связи пользоваться местными жителями, беря заложников. В случае неверных и несвоевременных сведений или измены – заложников казнить, а дома, им принадлежащие, сжигать. При остановках на ночлег и в расположении в деревнях части держать сосредоточенными, приспособлять занимаемые строения к обороне, сторожевое охранение выставлять со всех сторон, держась принципа качественности, а не численности. Брать заложников из соседних, не занятых селений. Всех способных к бою мужчин собрать в какое-нибудь большое здание и содержать под надежной охраной, в случае измены или предательства – беспощадно расстреливать»[981].
Характерно, что этот текст уже без пропусков.
Вскоре, 27 марта 1919 г., исходя из ранее полученных инструкций, был издан знаменитый приказ генерала С. Н. Розанова о заложниках[982]:
«Начальникам военных отрядов, действующих в районе восстания:
1. При занятии селений, захваченных ранее разбойниками, требовать выдачи их главарей и вожаков; если этого не произойдет, а достоверные сведения о наличии таковых имеются, – расстреливать десятого.
2. Селения, население которых встретит правительственные войска с оружием, сжигать; взрослое мужское население расстреливать поголовно; имущество, лошадей, повозки, хлеб и так далее отбирать в пользу казны.
6. Среди населения брать заложников, в случае действия односельчан, направленного против правительственных войск, заложников расстреливать беспощадно.[983]
Если сравнивать приказ Розанова и Колчака, можно видеть прямую их связь…
Очень емкое описание деятельности генерала Розанова оставил колчаковский министр иностранных дел И. И. Сукин: «Осуществляя свои карательные задачи, Розанов действовал террором, обнаружив чрезвычайную личную жестокость… расстрелы и казни были беспощадны. Вдоль сибирской магистрали в тех местах, где мятежники своими нападениями прерывали полотно железной дороги, он для вразумления развешивал по телеграфным столбам трупы казненных зачинщиков. Проходящие экспрессы наблюдали эту картину, к которой все относились с философским безразличием. Целые деревни сжигались до основания»[984]. Дополняют свидетельство колчаковского министра воспоминания Д. Ф. Ракова: «Началось нечто неописуемое, Розанов объявил, что за каждого убитого солдата его отряда будут неуклонно расстреливаться десять человек из сидевших в тюрьме большевиков, которые все были объявлены заложниками. Несмотря на протесты союзников, было расстреляно 49 заложников в одной только Красноярской тюрьме. Наряду с большевиками расстреливались и эсеры… Усмирение Розанов повел «японским» способом. Захваченное у большевиков селение подвергалось грабежу, население или выпарывалось поголовно, или расстреливалось: не щадили ни стариков, ни женщин. Наиболее подозрительные по большевизму селения просто сжигались. Естественно, что при приближении розановских отрядов, по крайней мере, мужское население разбегалось по тайге, невольно пополняя собой отряды повстанцев»[985].
Некоторыми историками указывалось, что правительство вскоре отменило действие этого приказа, но данное указание, мягко говоря, не точно, так как данную инициативу собственного правительства не поддержал А. В. Колчак. Известно, что сам генерал Розанов отменил действие мартовского приказа гораздо позднее собственным приказом № 215 от 24 июня 1919 г., когда уже были совершены расправы над красными партизанскими селами Степной Баджей и Тасеево[986].
В ночь на 17 марта 1919 г. в Симферополе, согласно архивным материалам бывшего архива Крымского обкома КПСС, расстреляны 25 политзаключенных[987]. Еще больший размах в Крыму имели самосудные расстрелы. В крымских городах часто проводились облавы, которые не давали больших результатов, но позднее арестованных по подозрению в связях с подпольем находили с множественными огнестрельными и колотыми ранами. Так были убиты Хазанов, И. Ф. Голубович, Н. Ящук, Ф. П. Кононен[988]. В Феодосии было расстреляно 24 рабочих[989].
Интересный случай самосудной расправы (без привязки к марту) дают воспоминания А. Дроздова: «Я помню случай, когда компания перепивших офицеров, во главе с полковником царской службы, ворвалась в помещение арестованных и там шашками изрубила кинематографического актера Джамарова, офицера царской же службы, добровольно явившегося к деникинским властям и рассказавшего, что, будучи насильственно мобилизован большевиками, он пробирался на юг с тем, чтобы перекинуться на сторону белых, что и сделал»[990].
17 марта 1919 г. 19 арестованных большевиков, вывезенные ранее из симферопольской тюрьмы, были вновь погружены в вагоны и на полустанке Ойсул (ныне с. Астанино Ленинского района, железнодорожная ветка Владиславовка-Керчь) расстреляны. Охрана изрешетила вагон из пулеметов, затем выжившие были добиты.
21 марта 1919 г., согласно военной сводке, в прифронтовой полосе Джаныбека были засечены кнутами до смерти попавшие в плен военком Владимирский, красноармеец Павел Шубин, политкомы Гавриил Фомин, Иван Нарочный[991].
22 марта 1919 г. японские войска сначала разрушили артиллерией, а затем сожгли село Ивановка Амурской области. Жители села были согнаны на площадь и расстреляны пулеметами, раненых добивали штыками. Количество жертв в селе впоследствии уточнялось. В 1919 г. были установлены и опубликованы фамилии 216 погибших человек, при этом сообщалось о 1000 детей, ставших сиротами[992]. Позднее, уже округленно, сообщалось, что в результате действий японских и белогвардейских войск погибло около 300 человек, в т. ч. женщины и дети[993]. Согласно еще более поздним уточненным данным, всего было расстреляно 257 человек, эта цифра, в частности, фигурирует на памятнике 1957 г., посвященном этому событию[994].
Местные краеведческие материалы конкретизируют ситуацию: «22 марта отряд карателей расстрелял более 250 жителей деревни, еще 36 человек заживо сгорели в амбаре. В течение нескольких часов с лица земли было стерто почти 420 жилых домов, амбаров и других построек. Ивановка была пепелищем. Для успокоения выживших из села Андреевка прибыл отряд казаков. Однако их появление не вызвало особой радости у сирот и истекающих кровью женщин. Казаков обозвали прихвостнями и пообещали мучительную месть от мужей-партизан. Потомки Хабарова и Пугачева, как говорится, за словом в карман не полезли. И, как писала два года спустя газета «Амурский хлебороб», «отряд, пользуясь паникой, приступил к проверке сундуков, имущества и добиванию раненых (добили 30 человек). Награбив всего вволюшку в немногочисленных уцелевших домах и чтобы скрыть следы, казаки зажигали эти дома, и пожар села возобновился»[995].
22 марта 1919 г. в 6 часов вечера приговором военно-полевого суда на Базарной площади в городе Святой Крест (сейчас Буденновск) повешен командир 3-й Кавалерийской бригады 11-й армии И. А. Кочубей[996]. Расправа над Кочубеем не была единственной в Свято-Крестовском уезде Ставропольской губернии в этот период. Незадолго до этого в уезде прошли многочисленные расстрелы при подавлении восстаний мобилизованных в селах Воронцово-Александровском, Отказном и Касаеве. Казаками также проводились облавы на скрывавшихся в лесах лиц. Только после одной облавы рядом с селом Касаево казаки повесили 7 человек[997].
22 марта 1919 г. белыми войсками взят город Мензелинск Уфимской губернии. К 20 мая вся территория мензелинского уезда будет освобождена, сам Мензелинск будет освобожден еще 27 марта. По архивным данным, за 1918–1919 гг. в уезде белогвардейцами было разрушено 1047 домов, 9 заводов, 150 мостов, увезено 20 200 голов скота, увезено 200 тысяч пудов урожая, 30 тысяч пудов соли, 1 млн пудов хлеба, расстреляно 255 человек.
24 марта 1919 г. по приговору особого военного суда в Соломбале (Архангельск) были расстреляны арестованные ранее солдаты Т. Глухов (согласно Н. С. Кирмелю – Пухов), П. Шереметьев, Г. Сывороткин, С. Глазков[998]. Они являлись членами раскрытого контрразведкой подполья, Пухов и Шереметьев являлись чинами военно-контрольной команды, остальные солдатами 1-го Северного стрелкового полка и 1-го автомобильного дивизиона[999].
24 марта 1919 г. в деревне Втроя Принарвья расстреляны красноармейцы: Калбин Степан Яковлевич и Калбин Яков Емельянович.