Читать интересную книгу Золото - Крис Клив

Но нет. Все случилось иначе. Кейт оттолкнулась от трека, со щелчком закрепила туфлю на другой педали. А Зоя все еще ждала, катясь на самой малой скорости, при какой только можно сохранить вертикальное положение. К тому времени, когда гонщицы поравнялись, они как раз выходили на прямой участок, за которым начинался последний круг. Том видел, как Кейт и Зоя переглянулись, а потом обе устремили взгляд вперед. Не сказав ни слова, обе начали наращивать скорость. Прозвучал колокол. Гонщицы оторвались от седла и встали на педалях. Начался настоящий спринт.

Никакой тактики. Просто настоящий финишный спурт. Кейт мчалась по внутренней дорожке. Зоя – рядом. Обе при гнули головы и раскачивали велосипеды из стороны в сторону, разгоняясь до невероятной скорости. Под визорами Том видел их губы, жадно глотающие воздух, чудовищные усилия, вкладываемые в гонку. После первого поворота Кейт на дюйм ушла вперед, но на прямой Зоя отыграла разрыв и вошла в последний поворот, опережая Кейт на половину корпуса. Внутренняя дорожка помогла Кейт нагнать соперницу. На финишную прямую они вышли одновременно. Последние пятьдесят метров обе проскочили на сумасшедшей скорости, синхронно работая педалями и синхронно дыша. В отчаянном порыве они устремились к линии финиша и посмотрели друг на друга. Кто же из них победил?

Северный Манчестер, больница общего профиля, послеоперационная палата 13.15

Операция прошла очень быстро – три надреза скальпелем и молниеносное извлечение катетера Хикмана. Джек только успел осознать, что хирурги приступили к работе, а появились уже санитары, чтобы перевезти Софи в другую палату. Тишина в палате действовала Джеку на нервы. Медсестры вышли, оставив его наедине с Софи. Звук у аппаратов выключили. Теперь все вопросы он мог задавать только глазами, но дыхание дочери было столь слабым, что Джек не видел ответа в движениях ее грудной клетки. Если бы она поднималась и опускалась, у Джека появился бы маятник, а без него палата уплывала из времени. Он держал дочь за руку. Через стеклянную панель в двери были видны люди – работники больницы, явившиеся к началу своей смены, родственники пациентов. Все они жили в своем, естественном времени.

– Софи? – прошептал Джек и погладил дочь по лицу.

В лице была какая-то запредельная неподвижность; она-то и пугала Джека больше всего. Перед ним несомненно было лицо Софи, но наркоз стер даже эхо ее характера, обычно заметного и во сне. Это были черты лица Софи, честно воспроизведенные в мелочах, однако лишенные духа. «Очень жизнеподобно», – мелькнуло в мозгу у Джека. Он попытался прогнать эту мысль, но не смог.

Влажность воздуха в палате была нормальной; температура держалась на отметке 19,5 градуса Цельсия; воздух поступал из широкогорлых труб из нержавеющей стали и нес с собой трагедии других людей. Джек закрыл глаза и стал молиться.

– Пожалуйста, не забирай ее, – молил он. А потом, не дождавшись ответа ни от собственного сознания, ни от неподвижной руки Софи, ни от застывших черт ее лица, он произнес: – Если оставишь Софи в живых, то с этого самого дня я стану жить только ради нее. Я заброшу велосипед. Я сделаю ее жизнь своим единственным золотом.

Вот такую сделку Джек попытался заключить с Вселенной. В свои тридцать два года он вдруг осознал, что это мгновение – рука Софи в его руке, в этой маленькой комнате – существовало в нем всегда. Оно было с ним, когда он стоял в трусах-боксерах и портной снимал с него мерки перед Олимпиадой в Афинах. Оно терзало его, когда он сидел, в отчаянии обхватив голову руками, в номере пекинской гостиницы.

Он всегда был в этой палате.

Джек открыл глаза, надеясь увидеть хоть малейшее шевеление дочери, но Софи была неподвижна.

Манчестер, Стюарт-стрит, Национальный Центр велосипедного спорта 13.17

Том вместе с тремя представителями федерации поднялся в комнату контроля, чтобы взглянуть на изображение с камеры фотофиниша. Чиновники сгрудились возле монитора. Техник загрузил картинку. Том сел подальше – не было сил смотреть на экран, обвел взглядом трек через высокие, во всю стену, окна из бронированного стекла. Прожекторы уже выключили. В полумраке Зоя и Кейт, сняв туфли и носки, взявшись за руки, шли по треку. Остывали, сбрасывали энергию. В какое-то мгновение обе запрокинули головы и посмотрели в сторону комнаты. Том помахал им рукой, хотя знал, что они не могли его видеть: снаружи стекло было непрозрачным.

Он набрал номер Джека, но там отозвался автоответчик. Том собирался оставить для него сообщение, но тут техник сказал, что изображение готово к просмотру. Том встал, сделал пять шагов к экрану и заставил себя посмотреть.

Десять тысяч раз в секунду камера снимала тончайший поперечный срез финишной линии, создавая десять тысяч микроскопически тонких вертикальных линий. Особая программа выстраивала эти линии одну за другой, слева направо – в том порядке, в каком они были зафиксированы. Том, прищурившись, вглядывался в экран. Приходилось напоминать себе, что то, что ты видишь перед собой, – прямая противоположность обычной фотографии, в которой пространство замирает во времени. Здесь же было изображение, созданное для профессионалов по долям секунды. Оно показывало время, замороженное в пространстве, странным образом искажая тела спортсменок, которых Том так хорошо знал. Качество относительной непо движности отлично транслировалось из пространства во время, поэтому их руки и лица были воспроизведены верно, а вот ноги, работавшие с громадной скоростью, казались тоньше на высоте давления на педаль, поскольку в этой позиции двигались быстрее велосипеда, а на возвратном движении были утолщены. Колеса велосипедов выглядели аккуратными кругами, а спицы вычерчивали фантастические параболы от ступни к шинам.

Тому стало не по себе от созерцания его девочек, размазанных по времени. Вот так он сам лишился медали в шестьдесят восьмом. Тогда, правда, использовали настоящую пленку, которая непрерывно засвечивалась, проходя через вертикальную щель. Старый агрегат создавал кадры с интервалом в десятую долю секунды. Это он и проиграл тогда: десятую долю секунды, одну восьмую дюйма времени. Тоньше секунду разрезать тогда не могли, оставалось некое пространство, именуемое «Ничья». Да, в те времена какая-то доля секунды все-таки давалась на откуп идее – что соединил Бог, человек да не разлучит.

Том вгляделся в лицо Зои, пересекающей линию финиша. Ее взгляд был полон покоя, и Том испытал чувство гордости за нее. «Что бы ни показал финиш, она выиграла гонку своей жизни», – подумал он. Симптом нового века проявился в том, что трое чиновников попросили техника наложить на кадр вертикальную красную линию – так, чтобы она пересекла край переднего колеса Кейт. А еще они просили увеличить изображение. И тогда стал виден тончайший просвет между этой тонкой линией и краем переднего колеса Зои.

– Черт, – выдохнул Том.

– Какие-то проблемы? – спросил его старший из трех чиновников.

Том разжал губы, но ничего не ответил. Бесполезно объяснять, что почти всю его жизнь не существовало техники, которая могла бы разъединить его девочек. Невозможно было выразить его возмущение тем, что секунду расщепили до такой степени, что Зоя проиграла на одну ее тысячную долю.

– Никаких проблем, – с трудом вымолвил он.

– Хотите, чтобы я им сказал? – спросил чиновник. Том покачал головой:

– Нет, я сам скажу.

Путь к треку получился долгим: колени бастовали против каждого его движения. Зоя и Кейт стояли у подножия лестницы, не спуская глаз с Тома, а он всеми силами старался выглядеть совершенно спокойным. Поравнявшись с гонщицами, Том взял Кейт за руку правой рукой, а Зою – левой.

– Кейт выиграла, – сказал он. – На одну тысячную секунды.

Он крепко сжал их руки и отпустил. Они повернулись лицом друг к другу и долго стояли молча, пока полученная информация проходила сложную метаморфозу и превращалась в ее осознание.

– Если хотите, можете посмотреть снимок, – предложил Том.

Зоя не отрывала глаз от Кейт.

– Нет, не надо. Молодец.

Слезы заволокли глаза Кейт. Она прижала ладони к губам.

– Давай сделаем еще заезд.

Зоя беспомощно пожала плечами. Кейт повернулась к Тому:

– Можно повторить гонку? Последний заезд?

– Ты знаешь, что нельзя.

– Прости, Зоя, – пробормотала Кейт. – Мне так жаль. Зоя стояла, бессильно опустив руки. Ее блуждающий взгляд испугал Тома. Он прикоснулся к ее плечу.

– Пойдем, – сказал он. – Поговорим. Она сбросила его руку.

– Не о чем говорить, не так ли? Затем и рисуют финишную линию – чтобы ты знал, когда все кончено.

Том вздохнул, опустил голову. Нужно найти силы и стать сейчас ее тренером, дать простые и четкие наставления, чтобы она смогла пережить ближайший час и все последующие дерьмовые дни.

– Пойди прими душ. Потом оденься и приходи в мой кабинет. Договорились?