Читать интересную книгу Жаворонок Теклы (СИ) - Семенова Людмила

Когда же Айвар и Налия ездили вместе, их, несмотря на бытовые проблемы, захлестывал молодой задор и они спокойно жили в скромных гостиницах или кемпингах, мылись с помощью рукомойников и кувшинов, ели суровую пищу, которой местное население тем не менее делилось от души, — кашу из нута или чечевицы, вареную фасоль или поджаренную смесь из капусты, моркови и лука. Там супруги совсем забывали о возрасте, статусе и социальных барьерах. Местная молодежь и даже люди постарше любили простое и грубоватое веселье с танцами и состязаниями в силе и ловкости, которые у африканцев походили на красочное и артистичное представление, — бег, кулачные бои, подъем камней или гирей. Гостей из столицы они с удовольствием в это вовлекали, и Айвар, как и прежде, имел успех на спортивном поприще.

Они с Налией, конечно, отдавали себе отчет, что тяжелая и скудная жизнь в эфиопской провинции — это не романтическое приключение, не аттракцион и не дауншифтинг, а жалкое состояние, которое люди из невежества, лени и привычки выдают за божий промысел. Но внутренняя молодость и взаимная поддержка в то время еще укрепляли в них мысль, что все это преодолимо, пусть и не сразу.

В Аддис-Абебе супруги очень любили после осмотра какой-нибудь с пафосом открытой международной выставки медицинского оборудования подняться на самый верх высотного здания в элитном районе столице. Там они до поздней ночи болтали, посмеивались над надутыми лицами почетных гостей, ели припасенные с фуршетов сладости, запивая их кофе из одного стакана. Если это был какой-нибудь отель премиум-класса, они иногда оставались в нем на ночь, помокнуть в мраморной ванне и вообразить себя героями «Тысячи и одной ночи» на фоне нарядно убранной спальни.

Глядя на вечерние огни города, они вспоминали о Петербурге, Москве и других увиденных ими европейских мегаполисах, и Айвар часто говорил жене: «А ведь Эфиопия хорошеет, приглядись!»

Еще одним поводом для оптимизма стало то, что некоторые из подрастающих детей у дальней родни Айвара тоже решили заняться врачеванием и уходом за больными. Они с Налией всегда помогали этим людям в случае недугов, неурожая, падежа скота и прочих регулярных в сельском быту проблем, однако устройство нормальной и культурной жизни в городе для молодежи казалось им гораздо важнее. Поэтому Айвар заверил их, что с удовольствием поможет с учебой и трудоустройством. «Не дай бог, чтобы с кем-то из них случилось то же, что со мной» — говорил он жене, а если речь шла о девочках, то вспоминал еще и историю Лали.

Пока он привозил им хорошие книги, помогал вместе с Налией местной школе, а когда кто-нибудь из подростков приезжал в столицу, показывал самые красивые места, водил в Культурный центр и на концерты. И к своей радости, заметил, что новое поколение растет гораздо более открытым и благожелательным к современности и прогрессу, чем их родители, с которыми он на этой почве имел немало конфликтов.

Через два года после юбилея Айвара, который он отметил с друзьями в Питере, супруги снова прилетели в Россию, но не по работе, а в небольшой отпуск. Это был январь, когда здесь шли затяжные каникулы. Об их пользе для экономики и здоровья населения судачили все кому не лень, однако Айвару и Налии было радостно несколько дней отдохнуть душой в милых им краях, которые под снежным покровом и россыпью сверкающих гирлянд казались фантастической и уютной сказкой. Им нравилось беззаботно проводить время, а еще оба любили красоту и яркость, любили поглазеть на многоликую, пеструю толпу и заодно показать себя. Налия для путешествий по зимнему краю обзавелась прелестным бледно-голубым пальто, расписной шалью дымчатой серой расцветки и белой песцовой шапочкой. А вот Айвар, не боясь холодов, всегда пренебрегал головным убором, отчего казался еще моложе в слегка хулиганистой кожаной куртке на меху.

Вначале они посетили Москву, которая показалась Налии по-европейски роскошной, но более холодной, чем в годы ее детства, а сквозь блеск красочных витрин, ярмарок и уличной моды проглядывала мрачность и людская отчужденность. «Хотя может быть, я и ошибаюсь, — говорила она мужу, — То ли в детстве мы живем собственными фантазиями, то ли в зрелости становишься более тупым к житейским радостям, но сейчас мы с тобой здесь едим блины с черной икрой и маскарпоне, а я продолжаю скучать по тем самым леденцовым петушкам». Айвар же не особенно задавался философскими вопросами во время отдыха. Он предпочитал радоваться вкусному хрусту снега, узорам на стекле, огромным нарядным елкам, лакомствам, горячему чаю, который на ярмарках наливали из расписных самоваров, и величественным небоскребам под вечерним небом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Там же с ними произошел забавный случай. За обедом в большом кафе, у стойки, супруги услышали, как их беззастенчиво обсуждают двое молодых людей, сидящих поблизости и уверенных, что иностранные гости ничего не понимают.

— Какая аппетитная губошлепочка! — восхитился один, разглядывая Налию. — Вот бы с ней поближе познакомиться. Говорят, что они сущий огонь, на особо близком расстоянии!

— А этот? — вздохнул собеседник и безнадежно махнул рукой в сторону Айвара. — Ты его бицухи видел? Я бы и сам рад, но лучше не связываться, обожжешься! Приехали небось откуда-нибудь из Парижа, видно по фасону. И называть их теперь надо французами, и в рот смотреть, будто это мы здесь дикие лапотники...

— Не угадали, мы из Эфиопии, — сказал наконец Айвар и не смог удержаться от смеха, когда один из парней чуть не подавился пивом. — И в рот нам смотреть вовсе не надо, но за комплименты спасибо.

— Да ладно? — ошалело спросил другой. — А что же по-русски так говорите? Афророссияне, что ли?

— Нет, мы все-таки афро-африканцы, — с хитрой улыбкой отозвалась Налия. — Тут мы выросли, выучились, но теперь живем и работаем в Африке, а сюда просто в гости приехали.

— И кстати, против слова «негры» мы тоже ничего не имеем, — добавил Айвар.

Это слово даже нравилось ему, в отличие от многих земляков, настаивающих на том, что они относятся к отдельной, самостоятельной расе. Айвар не понимал этого пижонства и считал, что «эфиоп» или «африканец» — пресные, формальные слова, обозначающие только то, что ты не француз и не азиат. «Чернокожий» — тоже не несет никакой эмоциональной нагрузки. А вот «негр» — совсем другое дело. Это не просто раса, а отдельное культурное и чувственное понятие, проникнутое болью нищеты и рабства, романтичными нотками джаза и чечетки, суровым воздухом американского Гарлема, таинственной магией вуду, солнцем и ароматами прекрасных южных цветов, фруктов, кофе и соуса табаско. Таким красочным наследием стоило бы гордиться, а не брезговать, как думал Айвар, сожалея о непонятливости и черствости своего народа.

Московские парни оказались хоть и болтливыми, но добродушными, и супруги еще долго обсуждали с ними текущую обстановку в России и терпеливо отвечали на всякие причудливые вопросы об Африке. А на следующий день им предстояло садиться в поезд — курс лежал на Северную столицу.

13.Солнце из глины

В Питере супругов ждали старые товарищи, у которых за эти два года тоже произошли важные события. Оля вскоре после свадьбы родила дочку, которую в честь бабушки назвали Аней, а Митя Амелин, с которым она продолжала дружить, за эти годы женился на девушке, с которой познакомился на почве социальной активности. Она работала дизайнером и пиар-технологом и очень помогла в продвижении его публицистических проектов. Айвар часто переписывался с Митей и они обсуждали культурный фон России и Африки. Тот успел набраться знаний о том и другом, так как много колесил по миру со своими репортажами. По его словам, только занявшись любимой работой, он начал жить по-настоящему.

Оля предложила отметить прошедший праздник еще раз в домашнем кругу, на даче, и Айвар с Налией с удовольствием приняли приглашение, привезя к столу редких фруктов, банку мадагаскарской икры, жгучего соуса широ в плетеном кувшине и бутылку вина из эфиопских виноградников.