Читать интересную книгу Игра в кино (сборник) - Эдуард Тополь

Но она хозяйски отвернула его голову от себя, продолжала мыть его и тереть. Можно было подумать, что она купает сейчас не мужа своего, а ребенка.

Под мышкой у Мурата был рубец. Соня осторожно обвела вокруг него губкой.

– Это ты тогда? С поезда? Ты ведь мог насмерть убиться, глупый…

– Вот еще! – сказал он. – И вообще ничего не было, стал бы я из-за тебя под поезд кидаться! Нужно очень!

Соня улыбнулась и наклонилась над ванной, мягко прикоснулась губами к этому шраму.

– Ой! – как от щекотки вздрогнул Мурат и вдруг, схватив Соньку обеими руками, опрокинул ее – всю – в ванну.

Сонька испуганно взвизгнула, пена и брызги разлетелись в стороны.

Сейчас они живут в Алуните – молодом городе в сорока километрах от нашей родной Бондарной улицы. Этот город моложе и Сони, и Мурата и чуть старше их трехлетнего сына Тимура.

Вчера я получил от Сони и Мурата очередное письмо с очередным фото своего племянника Тимура. Я не стал бы рассказывать вам содержание этого письма, ведь история Мурата и Сони закончилась, – если бы в письме не было одной любопытной детали.

Как всегда, по субботам и воскресеньям к Мурату и Соне приезжают родители Мурата – дедушка и бабушка Тимура.

Но в прошлое воскресенье бабушка поехала в Алунит одна, отец Мурата по каким-то делам остался в городе.

С пустой кошелкой бабушка прошла по тихой улице имени русско-украинского писателя Гоголя, свернула на Красноармейскую и миновала нашу Бондарную улицу, где по-прежнему черные кирщики варили кир, но почему-то уже никто не играл в футбол.

А через час бабушка сошла с автобуса в Алуните, и тяжелая кошелка с зеленью и фруктами оттягивала ей руку, как когда-то оттягивала руку нашей маме. Сойдя с автобуса, бабушка пересекла Октябрьскую площадь, полную молодыми загорелыми лицами и детскими колясками. Из-за тяжести своей кошелки бабушка двигалась медленно, успевая вглядеться в лица этой молодежи. Молодые отцы самых разных национальностей – азербайджанцы, русские, грузины, лезгины, украинцы, армяне, татары, латыши катили ей навстречу коляски с детьми, гуляли компаниями и под руку со своими невестами и девушками – латышками, татарками, азербайджанками, русскими. Бабушка переждала троллейбус, свернула на улицу Ленина и углубилась в зеленые и просторные дворы пятиэтажных домов.

А в это время где-то поодаль от бабушки, во дворе нового дома под распахнутыми окнами чьих-то квартир три малыша в возрасте от трех до пяти лет неумело пробовали играть в футбол. Один из них – трехлетний Тимур – неловко поддел ногой разноцветный мяч и угодил им в открытое на первом этаже окно.

В окне появилась светловолосая шестилетняя девочка.

– Хулиганы, – сказала она малышам совсем по-взрослому.

– Кинь мячик, – попросили ее малыши.

– Не-а, – сказала девочка и ушла от окна.

Малыши подтащили к ее окну какой-то ящик, Тимур взобрался на него и попробовал дотянуться до подоконника.

И именно в этот момент во двор вошла бабушка.

Ни слова не говоря, бросив кошелку, она побежала к своему внуку.

И зеленый двор огласился ревом малыша.

На третьем этаже в окне своей квартиры появились обеспокоенные Мурат и Соня. Руки у Сони были в тесте, Мурат брился.

То, что они увидели внизу, заставило их улыбнуться и посмотреть друг на друга.

Там, внизу, под чьим-то окном стоял на ящике Тимур, ручонки его держались за подоконник этого окна, а бабушка, мать Мурата, шлепала своего внука по мягкому месту.

В окно, за которое держался Тимур, выглянула светловолосая шестилетняя девочка и назидательно сказала Тимуру:

– Ага, получил?!

Впрочем, это маленькое событие – из ряда тех историй, которые рассказывают родители о своих маленьких детях своим друзьям и знакомым. А для всех остальных это уже, наверно, не так интересно…

Москва, 1972 г.

Ошибки юности Киноповесть

Наша история начнется на юге в пору бархатного сезона и солдатской демобилизации.

Часть 1 Старт

Солнечная лента черноморских пляжей стелилась за кузовом автомашины. На пляжах шел полный разворот беспечной курортной жизни, там отпускники баловались теплым зеленым морем, играли в волейбол и бадминтон, катались на водных лыжах, жарились под солнцем и пили холодное пиво. Голые, в одних купальниках, женщины в обнимку с голыми, в одних плавках, мужчинами шли к пивным ларькам, и загорелые девушки рассыпчато переходили шоссе, и их бронзово-тонкие фигурки покачивались, словно водоросли, в такт женской походке и певучему ритму переносных транзисторов.

Из кузова армейского, укрытого тентом грузовика глядели на эту курортную жизнь солдаты и сержанты срочной службы. Их было много – взвод или рота, и за лицами и фигурами сидевших у борта видны были еще чьи-то глаза, головы, пилотки. Впереди по шоссе шли два таких же крытых воинских грузовика – то ли подразделение возвращалось с полевых учений, то ли еще какая армейская переброска – не в этом суть. А просто ехали вдоль пиршества курортной жизни солдаты, и среди них были герои нашего рассказа – младший сержант Гурьянов и ефрейтор Бурков.

Грузовик обогнал стайку велосипедисток, и по этому случаю среди солдат произошло временное оживление с протягиванием рук и предложением взять на буксир. Потом велосипедистки отстали, а вместо них шла теперь за машиной частная «Волга» – за рулем какой-то тип лет сорока, с проседью, а рядом – то ли дочка, то ли просто молоденькая спутница сногсшибательной красоты. Мимикой и жестами солдаты стали звать красотку в свою машину, объясняя, что с ними ей будет куда лучше, чем с этим.

Встречные машины не позволяли хозяину «Волги» обогнать армейский грузовик законным левым обгоном, но, не вытерпев общения солдат со своей спутницей, он бросил «Волгу» на обочину, поднял пыльную завесу и – под армейский хохот – обогнал военные грузовики справа.

А не успела остыть эта потеха, как появился новый интерес – голубой «жигуленок» и пять ярко-красных «Яв» и мотороллеров с восседавшими на них девицами и парнями. Лихой стаей догнали они армейские грузовики, лаковые шлемы их сияли под солнцем, загорелые парни и такие же загорелые девушки на равных вели свои мотоциклы навстречу ветру, и шоссе впереди было пусто, но водитель армейского грузовика взял чуть влево, не позволяя мотоциклистам обогнать себя. Баловался, конечно, но мотоциклисты не приняли игру, отстали и шли теперь плотной группой, выжидая. Солдаты разглядели двух девушек, сидевших за рулем мотороллеров, – очень даже ничего были девушки, особенно одна. Гурьянов да и все остальные сразу выделили ее из группы и стали звать подъехать поближе, но мотоциклисты высокомерно игнорировали эти знаки, не злились и не отвечали, а дождались развилки на шоссе и свернули в сторону. Из кузова было видно, как, набирая скорость, они уходили все дальше и та, первая девушка легко шла впереди, в авангарде группы.

Под клекот автоматных очередей десяток служебных собак ползли в высокой траве полигона школы служебного собаководства. Инструкторы-проводники стреляли над ними холостыми патронами. Другие собаки отрабатывали хождение по буму, подъем и спуск по лестнице.

А на окраине полигона стояли вольеры, похожие на выстроенные в ряд, стена к стене дачные домики с решетчатыми палисадниками. За решетками молодые служебные псы исходили здоровым громкоголосым лаем, поднимаясь на задние лапы, демонстрируя мощную грудь и клыки с правильным прикусом.

Поглядывая на собак, Гурьянов шел вдоль вольеров навстречу пожилому майору, поджидавшему его посреди ряда. Подойдя, Гурьянов с небрежным шиком «старичка» сначала вроде бы лениво понес правую руку к виску, но в последний момент ладонь взлетела, выпрямилась.

– Товарищ майор, младший сержант Гурьянов прибыл по вашему приказанию!

– Вольно, Митя. Здравствуй. – Майор дружески протянул руку, и Митя, поздоровавшись, тоже перешел на гражданский стиль разговора:

– Здрасти, чего у вас тут?

– Пес один сбесился, – сказал майор. – Главное, вчера купили, нормальный был.

Вдвоем они направились к крайнему вольеру. У двери вольера стоял солдат с перевязанной рукой.

– Не пускает, Челушкин? – спросил у него майор.

– Никак нет, товарищ майор. Главное, на рынке вчера слушал, а тут – раз! – и кинулся, озверел прямо, – пожаловался солдат.

В вольере – сильный пес с хорошо развитым массивным костяком и с зонарно-серым волчьим окрасом. В отличие от других собак он молча ходил по эллипсу, косил в сторону Гурьянова и майора злобным взглядом.

– Красив сукин сын, а? – повернулся майор к Гурьянову.

Гурьянов неспешно прошел вдоль забора, свернул за угол, и пес остановился, настороженно следя за ним, пригибая морду к земле, а когда дошел Гурьянов до следующего угла – пес молча, одним прыжком бросился на ограду в его сторону. Аж забор закачался.

Гурьянов вернулся к майору.

– Войдешь? – спросил майор.