жертвой покушения, меня бросило в дрожь. Двери вагона уже закрыли, раздался свисток, и тут…
– Дорогой Ватсон, – послышался чей-то голос, – что ж вы даже не пожелали мне доброго утра?
В изумлении я оглянулся. Пожилой служитель церкви смотрел прямо на меня. На мгновение его морщины разгладились, нос укоротился, оттопыренная нижняя губа встала на место, рот перестал жевать, в тусклых глазах зажегся огонь, осевший корпус распрямился. Еще миг – и Холмса не стало, мой спутник снова сник и одряхлел.
– Боже правый, – вскрикнул я, – как вы меня напугали!
– Осторожность по-прежнему необходима, – шепнул он. – Сдается мне, нас выследили. А, вот и Мориарти собственной персоной.
Мы уже тронулись с места. Обернувшись, я заметил высокого мужчину, который яростно продирался через толпу и махал рукой, словно желая остановить поезд. Однако было уже поздно, мы быстро набирали скорость. Вскоре вокзал скрылся из виду.
– Еще немного, и все наши меры предосторожности оказались бы бесполезны, – рассмеялся Холмс. Он встал, сбросил черную сутану и шляпу, составлявшие часть его маскарада, и сложил их в ручной чемоданчик.
– Вы видели утренние газеты, Ватсон?
– Нет.
– Значит, вы не знаете новости с Бейкер-стрит?
– С Бейкер-стрит?
– Прошлой ночью подожгли нашу квартиру. Ущерб не очень большой.
– Боже правый, Холмс, это уж слишком!
– Похоже, они потеряли мой след, когда их головорез с дубинкой попал под арест. Иначе бы они знали, что я не возвращался к себе. Но очевидно, слежку устроили за вами, что и привело Мориарти на вокзал Виктория. Вы не совершили по дороге никаких промахов?
– Я действовал в точности так, как вы советовали.
– Вы нашли брум, о котором я говорил?
– Да, он меня ждал.
– Узнали кучера?
– Нет.
– Это был мой брат Майкрофт. Очень хорошо, когда в таких случаях нет необходимости полагаться на наемных помощников. Но теперь давайте решим, что делать с Мориарти.
– Поскольку это экспресс, а отплытие парохода согласовано с железной дорогой, мы, надо полагать, благополучно отделались от профессора.
– Дорогой Ватсон, вы, очевидно, не приняли всерьез мои слова о том, что этот человек ничуть не уступает мне по интеллекту. Вам ведь не придет в голову, что, будь я преследователем, меня сбило бы с толку такое ничтожное препятствие? Почему же вы о нем думаете так плохо?
– Что он будет делать дальше?
– А что делал бы я?
– И что же?
– Заказал бы экстренный поезд.
– Но он прибудет слишком поздно.
– Ничего подобного. Наш поезд делает остановку в Кентербери; кроме того, пароход отходит не сразу, а никак не ранее чем через четверть часа. Там он до нас и доберется.
– Можно подумать, преступники – это мы. Распорядитесь, чтобы сразу по приезде Мориарти арестовали.
– Тогда пойдут прахом все мои трехмесячные труды. Большую рыбу мы поймаем, но мелочь ускользнет из сети. В понедельник же мы возьмем всех до единого. Нет, об аресте не может быть и речи.
– Что тогда?
– Мы выйдем в Кентербери.
– А дальше?
– Нам нужно будет добраться до Ньюхейвена и оттуда переправиться в Дьепп. Мориарти снова поступит так, как поступил бы я. Он прибудет в Париж, найдет наш багаж и два дня будет ждать на вокзале. Мы же тем временем приобретем по саквояжу и, поощряя местных производителей, не спеша, через Люксембург и Базель, проследуем в Швейцарию.
Я слишком опытный путешественник, чтобы меня смутила потеря багажа, но признаюсь, мне была неприятна мысль о том, что приходится хитрить, прячась от человека, чья жизнь запятнана самыми гнусными злодеяниями. Однако было очевидно, что Холмс лучше понимает наше положение. Итак, в Кентербери мы сошли с поезда и выяснили, что поезд в Ньюхейвен отходит только через час.
Я провожал печальным взглядом быстро удалявшийся багажный вагон с моим гардеробом, но тут Холмс потянул меня за рукав и указал на железнодорожные пути.
– Смотрите-ка – уже.
Вдали, среди стволов кентского леса, тянулся вверх тоненький дымок. Еще минута – и на открытом изгибе дороги, что ведет к станции, показался паровоз с одним вагоном. Мы едва успели спрятаться за грудой багажа, как паровоз со стуком и грохотом пронесся мимо, дохнув нам в лицо горячим воздухом.
– Это он, – кивнул Шерлок Холмс, пока мы наблюдали, как поезд трясет на стрелках. – Видите, разум нашего приятеля все же имеет свои пределы. Вот если бы он разгадал ход моей мысли и стал действовать соответственно – это был бы coup-de-maître[3].
– Что бы он предпринял, если бы догнал нас?
– Попытался бы меня убить – это уж точно. Впрочем, я так просто не дамся. Теперь вопрос в том, устроить ли преждевременный ланч здесь или терзаться муками голода, пока не доберемся до буфета в Ньюхейвене.
Той же ночью мы прибыли в Брюссель, провели там два дня и на третий переехали в Страсбург. Утром в понедельник Холмс отправил телеграмму лондонской полиции, и вечером ответ ждал нас в гостинице. Холмс вскрыл телеграмму и, выругавшись, швырнул ее в камин.
– Я должен был это предвидеть, – простонал мой друг. – Он бежал!
– Мориарти?
– Они захватили всю шайку, кроме него. Он их провел. Конечно, когда я уехал, в стране не осталось никого, кто мог бы с ним сладить. Но я-то думал, что дал им все козыри. Наверное, Ватсон, вам лучше будет вернуться в Англию.
– Почему?
– Потому что я теперь опасный спутник. Этот человек остался без дела. Вернуться в Лондон для него равносильно гибели. Если я правильно разобрался в его натуре, он отныне посвятит все силы тому, чтобы мне отомстить. Настойчиво вам советую: возвращайтесь к своим пациентам.
Старый солдат и старый друг не мог внять такому призыву. Полчаса мы спорили, сидя в страсбургском salle-à-manger[4], но тем же вечером снова пустились в путь по направлению к Женеве.
Мы провели прекрасную неделю, странствуя по долине Роны, в Лëйке свернули, миновали перевал Гемми, еще лежавший под снегом, и через Интерлакен направились к Майрингену. Это было захватывающее путешествие: внизу нежная весенняя зелень, наверху – девственные снега зимы. Мне, однако, было понятно, что Холмс ни на мгновение не забывает о нависшей над ним тени. И в уютных альпийских деревушках, и на одиноких горных перевалах я замечал, как бегают по сторонам его глаза, как пристально он изучает лица прохожих. Это означало, что он твердо убежден: где бы мы ни оказались, всюду по пятам за нами следует опасность.
Помнится, оставив позади Гемми, мы шли по мрачному берегу Даубензее, и вдруг с гребня горы справа скатился большой камень и с шумом ухнул в озеро прямо за нашими спинами. В то же мгновение Холмс взлетел по склону и, стоя на могучей скале, стал озирать окрестности. Тщетно уверял его проводник, что по весне в этом месте нередко случается камнепад. Холмс молчал, но многозначительно мне улыбался.
При всей своей бдительности Холмс никогда не впадал в уныние. Напротив, не припомню,