— Вижу перед собою богиню милосердия Гуань-инь, сострадательную матерь, что дарит сынов бесплодным женам и помогает в пору нужды, — с несвойственным ему жаром сказал ученый Ван.
А монгольские всадники затянули гортанную песнь во славу благородной и победоносной Матери Друльмы, которую Марко перевел примерно как:
Мудрое ее тело улыбается красотою.Правая рука ее щедро дарит долгую жизнь.Левая рука ее бесподобно играеттремя самоцветами.Держит она алый цветок,чьи нежные лепестки раскрыты.Шелковые наряды ее и волны волосдивно ее одевают.Лотосовые гирлянды ееи редкие украшения ярко сияют.Легко возлежит она на троне алого солнца.Краски радуги ее светятся бесконечно…
Опустившись на колени, Никколо Поло перекрестился и принялся перебирать свои хрустальные четки (не в силах, впрочем, удержаться от мгновенной и весьма приблизительной оценки бриллиантов и лунных камней сиятельной госпожи, безусловно ценою в арендную плату за крупный остров в Греческом море). Рунный ковер почтительно облетел ложе Спящей Красавицы и улегся у ее ног. Сфинкс же молча устроился на его истертом буровато-золотистом ворсе.
Лишь Маффео Поло остался стоять позади всех, подергивая свою седую бороду и вполголоса бормоча:
— Марон! Надеюсь, великий хан будет доволен. Она настоящая красавица. Только вот слишком уж не похожа на земную женщину! Пожалуй, она просто волшебный языческий идол. Какое-то подобие… не пойму, правда, из чего…
И тогда Марко сказал:
— Раю присуща бесконечная красота. Быть может, это подобие чего-то неведомого и прекрасного в чистилище?
34
Цзинь: Восход.
Пылающее солнце всходит над землею.
Сиятельному князю жалуют царственных коней.
— Ну и как мы теперь ее разбудим? — поинтересовался Никколо, тяжело поднимаясь с колен.
— А правда, братец, — как? — откликнулся Маффео. — Ведь пока мы тут стенали и придуривались, ее милость даже моргнуть не изволила.
— Быть может, ее пробудит рунное заклинание Оливера? — предположил Марко.
Оливер оторвался от своих раздумий пред ложем Спящей Красавицы. Потом, медленным рокочущим басом, заговорил:
— Когда я был сопливым щенком в Северных Краях, старшие рассказывали про Бога Одина, что носит на плечах воронов и пирует с павшими героями в золотом зале Асгарда. А конные девы-воительницы Одина зовутся валькирии. Они-то и собирают павших героев Валгаллы. От блеска доспехов скачущих валькирий в небе бывает северное сияние. Похожий свет исходит и от лица этой госпожи. Рунное заклинание — работа Бога Одина… Может, он и способен пробудить эту дремлющую деву.
«Ха! — сказал себе Марко. — Подозреваю, толковой молитвы к Святой Деве Марии этот загадочный костяной амулет не содержит».
Но когда Оливер огласил в лучистом шпиле свое рунное заклинание, ничего не переменилось. Совсем ничего. Спящая Красавица не проснулась — и даже не шевельнула пальцем.
— Фею Облачного Танца всегда развлекали мои загадки, — сказал золотистый сфинкс, легко подскакивая к левой руке Спящей Красавицы, которой она подпирала голову. — Быть может, мне удастся разбудить эту дремлющую госпожу, прошептав ей на ухо несколько самых забавных.
Но даже самые занимательные загадки сфинкса не вызвали ни малейшего интереса на бесстрастном лице Спящей Красавицы.
— Будь эта госпожа реальна, она бы давно проснулась, — заявил ученый Ван.
— Позвольте я обследую ее пульсы, чтобы определить, болеет она, отдыхает или пребывает в еще каком-то состоянии, — предложил странствующий травник Хуа То, подбирая свое лиственное одеяние и опуская на пол свою трехлапую жабу. — Покажут ли ее пульсы равновесие или дисгармонию меж качествами Большего Ян, Меньшего Ян, Солнечного Ян — и, соответственно, качествами Большего Инь, Меньшего Инь и Совершенного Инь? Бьются ли двенадцать ее внутренних и внешних пульсов в согласии со взаимодействием пяти внутренних органов и пяти времен года? Поскольку она женщина, а значит, подвержена влиянию Инь, я обследую пульсы преобладания Инь на ее правой руке.
Опустившись на колени у алебастрового ложа Спящей Красавицы, Хуа То осторожно поднял ее правую руку и кончиками пальцев дотронулся до прозрачного запястья. Затем травник стал внимательно прислушиваться, и все затаили дыхание.
— Мои ничтожные пальцы сообщают мне, плывут ли ее пульсы легко, будто листва по воде, стучат ли гулко, как барабан, отзываются ли глухо, словно падающий на дно камень. Бьют они медленно или быстро, ровно или сбивчиво в зависимости от ее дыхания. И не вредят ли ее чжи-энергии дурные ветра, проговорил наконец странствующий лекарь.
— Ну и что? — не утерпел Маффео. — Давай же, приятель, скажи — нашли мы тут что-нибудь новенькое для рисовой чаши великого хана? Или тут новенькое, да не то?
— Тут, о благородный господин, нечто совсем иное, — с улыбкой и низким поклоном ответил Хуа То. Потом нагнулся и подобрал с пола свою жабу. — Ибо прозрачная госпожа эта — ни здесь, ни там. Или — и здесь, и там. Она как бы зависла меж этим миром и следующим. Ни отсюда, ни оттуда. Или — и отсюда, и оттуда. Она — ни земная женщина, ни богиня. Но в то же время — и земная женщина, и богиня. Она и живет среди нас, и в то же время — живет не вполне. Одновременно — и среди нас, и…
— Марон! Да говори же толком, приятель! — рявкнул Маффео. — Можем мы ее разбудить? Ведь это главное! Так можем или нет?
— Будь ничтожный лекарь Хуа То и впрямь здесь, он мог бы испробовать все две тысячи лекарственных трав из своей скромной фармации — включая укрепляющий экстракт императорского маньчжурского женьшеня, а также эликсир из оленьего рога, что поднимает на ноги даже самых древних старцев.
— Так-так, хорошо, — обрадовался Никколо.
— Он воспользовался бы своими лучшими акупунктурными иглами с золотыми кончиками и сжег бы ватные конусы по двенадцати меридианам, чтобы восстановить равновесие Инь и Ян. Однако, если нижайше извиняющемуся лекарю Хуа То позволено будет говорить без обиняков, ему придется признать, что на самом деле он не знает, как разбудить эту лучезарную госпожу, — закончил травник со вздохом, на который тут же эхом отозвался Никколо.
«Будет ли доволен великий хан? — гадал Марко. — Или если поставить вопрос так: будет ли великий хан разочарован?» Ибо недовольство хана ханов представляло собой зрелище, малоприятное для любого смертного…
Марко припомнил ветреный ноябрьский день в нефритовом чайном павильоне на вершине холма перед карповым прудом Великого Уединения в Ханбалыке. Упираясь крепкими руками в колени, Хубилай сидел на невысокой парчовой кушетке рядом с недужным царевичем Чингином в окружении небольшой группки своих приближенных и слуг. Все потягивали горячее рисовое вино из сиреневых фарфоровых чашечек и разглядывали навезенные со всех концов империи деревья. Придворные музыканты тем временем наигрывали печальные мелодии на струнах своих сладкозвучных лютен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});