неодобрением повернулись в нашу сторону.
– Как ты можешь только говорить такие вещи! За кого ты меня принимаешь? Ведь мы с тобой русские в конце концов, а когда у русских были подобные предрассудки? Клянусь честью, мне абсолютно наплевать на ее происхождение; и если бы и был в том какой грех, чем же она виновата, что родилась с такой кровью, а не с другой?
– Нет, что за ерунда! – сказал он через минуту, успокаиваясь. – Однако вообрази себе эту муку: я всё время дрожу, что она заметит мое странное поведение, – я уже ловил не раз удивление в ее глазах, – и не могу сам преодолеть своего чувства. И если бы это еще было всё. – Он провел рукой по лбу. – Три дня тому назад, идя к Арабелле, я вдруг увидел на крыше дома, на улице, через которую переходил… тигра, готовившегося прыгнуть на меня… Что я могу сделать? Смешно, десять раз смешно… Но он был настолько же реален, как вот эти пьяницы вокруг нас, как эта вывеска кино напротив… Вижу, как сейчас: он лежал на небольшой пристройке к дому, на черепичной кровле, старой, нуждающейся в починке… лежал, пригнув уши, напружинив лапы… еще миг, и он сбил бы меня с ног страшным ударом своего корпуса… Я невольно отступил назад, запнулся о панель, и свалился так, что не без труда добрался обратно до дому. И кроме того, меня всё время преследует дикий, фантастический, но нестерпимо пугающий сон… Ночь за ночью я слышу яростный рокот тамтамов, вижу первобытные спутанные лианами джунгли, вижу головы змей, клыки львов, исполинские фигуры слонов, раскачивающих огромные бивни; и на этом фоне толпу негров, размахивающих копьями, направленными мне прямо в сердце. Их множество, им нет числа, но у всех них одно лицо… Лицо, которое я никогда не видел наяву, и которое мигом бы узнал… и оно смотрит, с угрозой, ненавистью, с издевательской насмешкой… Причем, во сне я знаю без слов, чего они от меня хотят: чтобы я оставил Арабеллу, отказался от нее. Но будь они прокляты! Я не откажусь никогда в жизни, сколько ее осталось…
Словно истощенный вспышкой, он замолчал, закрыл рукой лицо.
– Ты не пробовал обратиться к доктору? – спросил я, чувствуя всё большее беспокойство за своего приятеля.
– Был, – апатично отозвался Олег. – Говорит: переутомление – меньше заниматься, больше спать, делать гимнастику. Но я, наоборот, и так уже запустил занятия, хотя скоро выпускной экзамен… Прописал бром и еще что-то…
Вдруг в глазах Мансурова мелькнул ужас. Я невольно схватил его за руку.
– Что с тобой?
Он отвел взгляд от входа.
– Мне почудилось, что по улице прошел тот самый негр… С каким-то высоким блондином… Нет, честное слово, плохи мои дела. Как бы ты поступил на моем месте?
Я стесненно и сконфуженно сделал неопределенный жест рукой.
– Знаешь, я одно могу тебе посоветовать. Действуй сообразно народной поговорке: кажется, так перекрестись.
К моему изумлению, собеседник посмотрел на меня так, будто я высказал Бог весть какое откровение. Ободренный этим, я продолжал уже увереннее:
– Да, попробуй всегда в этих случаях читать про себя, а то и вслух, короткую молитву. И на ночь тоже… Ты, наверное, не молишься? Сделай опыт не засыпать, не сказав «Отче наш»; я уверен, что ты от этого испытаешь облегчение.
Помимо всякой мистики, – прибавил я про себя, – это на него наверняка повлияет, как самовнушение. И, похоже, уже повлияло – куда быстрее, чем я ждал.
В самом деле, когда Мансуров прощался со мной, в его глазах читалось нетерпение испытать новое средство, на которое он, очевидно, возлагал много надежд.
* * *
И оно подействовало удивительно удачно!
Через три дня, часов в одиннадцать вечера, когда я читал малайский роман, уже раздевшись и в постели, дверь с бурным стуком отворилась, и ко мне ввалился Олег Мансуров в состоянии радостной экзальтации.
Я не сразу мог понять, что с ним произошло. Постепенно мне удалось, однако, принудить его говорить связно.
– Во-первых, я окончательно убил свой кошмар! В ту же ночь, как мы разговаривали, я перед тем как лечь произнес все молитвы, какие мог припомнить; по крайней мере, полчаса только этим и занимался. И что вышло? Несколько раз сон пытался вернуться. Я слышал где-то далеко-далеко бой тамтамов и рев человеческих голосов… и перед моими глазами начинала рисоваться обычная картина – но бледная, ненастоящая, ну – как бывает фильм, если его смотреть при дневном свете! И она сразу свертывалась и исчезала… Наутро я поехал к одной даме, подруге моей матери (мама в провинции, да я и не хотел бы ее беспокоить), и та мне подарила икону Николая Чудотворца. Была даже растрогана и умилена моим желанием… И на этот раз я спал совершенно спокойно, как убитый. А сегодня я набрался смелости и отправился в гости к Арабелле. Мне начало было делаться плохо, но я уже привык справляться с этим усилием воли. Да что: главное ждало меня впереди. В отеле у Арабеллы к ней надо подниматься по узкой темной лестнице. И там, на середине пути, я увидел скользившего ко мне крокодила. Он полз сверху вниз, с неуклюжими, но гибкими движениями хвоста, цепляясь лапами за деревянные ступеньки; бледный свет лампы в потолке играл на его серой чешуе. Животное, казалось, только что вылезло из воды: мутные капли отмечали его след по лестнице. Пасть раскрывалась, показывая мне огромные зубы – я никогда их не видал на настолько близком расстоянии. Тогда я перекрестил его со словами: «Отойди от меня, Сатана!» И, когда я сделал шаг вперед, передо мной не было больше ничего: только пятна сырости на ступеньках смутно отмечали контуры тела огромной ящерицы. К Арабелле я вошел ликуя, как победитель. И после того, как я увидел радостный взгляд, которым она меня встретила, вся просияв, – кажется, она сказала что-то вроде: «Ах, вы все-таки пришли!» – ничто на свете не могло бы мне помешать схватить ее в объятия и сказать, что я ее люблю и не могу больше жить без нее.
– Нет, Володя, знаешь, что: вставай, и пойдем куда-нибудь: надо выпить по такому случаю!
Видя, что сопротивление бесполезно, я поднялся и начал одеваться.
– Право, мы могли бы с выпивкой обождать до свадьбы! – проворчал я всё же для порядка.
– А на свадьбе само собой! – хлопнул меня по плечу Олег так сильно, что я пошатнулся. – Благо она не за горами! Сразу после моих экзаменов. И знай заранее: ты должен быть моим шафером! Никаких отговорок!
* * *
– Владимир Андреевич, вас просят к телефону!
Я оторвал утомленные глаза от корректурных гранок. Бледный свет встающей зари проникал из окна. Телефон в этот час?
Едва я взял трубку, в моем