От скулежа и собачьего воя болит голова.
Колюнечка на балконе хлопает в ладоши. Он так готов броситься к песикам, что едва не переваливается через перила. Ловлю себя на мысли, что был бы этому рад. Алиса подхватывает отпрыска, кулем уносит внутрь дома и закрывает балконные двери.
Появляется Эдик, недовольный нашим длительным отсутствием.
– Полы просохли, – сообщает он, посматривая на импровизированную псарню у забора и что-то отмечая в бумагах. – Возвращайтесь к работе.
Мы послушными овцами тащимся в загон.
В подвале после дневной жары прохлада, пробирающая до костей. Сыро, неуютно. Пашок снимает ветровку, повязанную вокруг пояса, накидывает на плечи. Марина, спустившись в гараж изнутри, украшает стены легкими шторами из тюля. Драпирует неприглядные стеллажи с запасными колесами, сварочные аппараты и шкафы с инструментами. Улыбается мне. Вдруг осознаю, что она тоже ждет представления.
Начинаем разбирать здоровенную связку досок. Тут добротный калиброванный брус с вкрученными в плоть дерева железными крепежами. Металлические скобы. Рейки с крючками, две массивные рамы на прочных петлях, они забраны плотным частоколом прутков.
Чумаков командует, мы с Андреем сортируем детали по типу.
Я все еще не понимаю, что именно нам предстоит собрать, но уже начинаю догадываться. Пашок деловито раскладывает на бетонном полу детали, поигрывает отверткой. Мы похожи на дружную семью, приступившую к долгожданной сборке икеевского шкафа. Осталось принести в подвал пивко или горячий какао, которым нас будут снабжать заботливые хозяюшки.
Устанавливаем трехногие опоры. Расставляем их с интервалами, а Пашок шустро орудует гаечным ключом, намертво прикручивая деревянные треноги к полу, – теперь я замечаю специальные отверстия, просверленные в бетонной плите. Стойки размещаются по кругу, по периметру мы соединяем их длинными горизонтальными брусками. Надстраиваем треноги на еще один ярус вверх, и снова кладем поперечины.
Мы строим цирковой манеж.
Чуть позже, еще раз перекурив и насладившись вечерним ветерком, начинаем обносить конструкцию сеткой из рулона. Металлической, тяжелой и немного поржавевшей. Разматываем, крепим на крюках, не оставляя ни единого зазора. Навешиваем рамы, превратившиеся в небольшие дверцы. Возводим клетку вроде той, где отмороженные мужики лупят друг друга без всяких правил.
Высота ристалища немалая. Перебраться можно, только цепляясь за сеточные ячейки. Периметр наглухо замкнут. Оставшийся снаружи Андрей какое-то время подтрунивает над нами с торчком, запертыми внутри. Только когда на него прикрикивает Эдик, новенький открывает задвижку, выпуская нас и глупо посмеиваясь. Ему тут все в диковинку. Ему тут все интересно. Он еще не знает, с чем столкнулся, а потому тоже охвачен эйфорией подготовки к чему-то необычному.
Когда мы заканчиваем сборку десятиугольного ринга, в подвал спускается Себастиан.
Как и при разгрузке фургона, он несет в каждой руке по пластиковой собачьей клетке. Даже если предположить, что один ее обитатель весит два-три десятка килограммов, от силищи Гитлера снова, будто в первый раз, захватывает дух. Покер наблюдает за ним с легким недоверием, впервые заподозрив что-то не то. Но ни комментировать, ни обращаться с расспросами не спешит.
Страж дома составляет скулящие короба в самом темном углу гаража.
Начинает остро пахнуть псиной. Яростью. Злобой. Софиты еще не включены, царит полумрак, но я умудряюсь прочитать несколько табличек: «Герцог», «Скорпион», «Нагайна».
Себастиан награждает меня безжизненным сапфировым взглядом, заставив потерять интерес и вернуться к собирательству отслуживших инструментов. В его глазах яркая синева джинсовой ткани, обтягивающей упругую девичью попку. В его глазах блеклая синева смертоносных трафаретных букв на бетонной стене: «Соли, миксы, спайс», и телефонный номер под ними, наглый, как драный дворовый кот.
Я покорен и слаб, как того хотел Особняк. Как того хотели его обитатели, нашими руками готовящие главное представление этого лета…
Собираем и устанавливаем огромный стол.
Чуть раньше его по частям перенесли из главной обеденной залы второго этажа. Осторожно, как произведение искусства. Восстановили в подвале, где он смотрится громоздко и неуместно.
Вчетвером, сопя от натуги, передвигаем стол на положенное место – к северным воротам, к основанию пандуса, ведущего наружу. Так, чтобы с любого из стульев была хорошо видна сетчатая клетка в центре гаража. Марина приносит стопку скатертей, салфеток и полотенец. Виталина Степановна расставляет вазы с пышными, яркими букетами. Вечеринка приближается…
Эдик объясняет, что сегодня ночью мы опять будем прислуживать. В костюмах, один из которых подобран даже плечистому Покеру. Станем молчаливыми подавальщиками и подливальщиками, невольными свидетелями состязаний, для которых и построена арена.
Дважды вниз спускается Колюнечка. Носится меж колонн и вокруг клетки с визгами восторга, почти напоминая нормального ребенка. Запинается о стойки-треноги, падает, разбивая коленки; плачет и тут же перестает, начинает прятаться за портьерами. К собакам не подходит. Но я все равно слышу, как тяжело рычат псы, едва мальчик оказывается поблизости.
Алиса, уже уложившая волосы, но еще в домашнем, недовольно отлавливает сына. За ухо выводит из просторного подземного зала.
Я надеюсь, что угадал. Я надеюсь, что все сварено.
Расставляя стулья, мы с Пашком наконец-то остаемся наедине. В одном ухе торчка наушник плеера, поэтому подбираюсь с нужной стороны. Как охотник – к оленю, держащему нос по ветру. Спрашиваю негромко, чтобы не услышала старуха, сосредоточенно инспектирующая свои икебаны:
– Готово?
Парнишка смотрит на меня так, будто незнакомец осведомился о размере груди его матери. Но я наблюдал, а потому знаю, что в последние дни тот брал рабочие подряды на одного. Брал, чтобы большую часть времени пропадать в недрах дома, даже не появляясь на общих перекурах.
– Ты чего, братюня? – Он интересуется неуверенно, даже отчасти игриво. – Всего ж, нах, неделя прошла…
– Так готово или нет?
Шепчу, а у самого обмирает сердце.
Если Пашок не закончил, сегодняшние состязания ничем мне не помогут. Ни если я выберу летальный бойкот дальнейшего существования, ни если решусь испортить его кому-то из присутствующих. А при поиске второго шанса растет риск среди ночи увидеть перед кроватью молчаливого и безликого Константина.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});