Тщетно Тягунин раскачивал тяжелый самолет с крыла на крыло, а штурман капитан Васильев выпускал в воздух сигнальные ракеты, обозначавшие "я свой!". Приблизившись, истребители открыли стрельбу. Командир экипажа приказал дать предупредительную очередь из всех огневых точек корабля. Перед изумленными летчиками-истребителями вспыхнула огненная метель светящихся пуль и снарядов. Они отошли на почтительное расстояние. Но артиллерийский обстрел еще более усилился, окружил плотной стеной нагруженный бомбами корабль.
Какая нелепость! Лететь бомбить глубокий тыл врага и быть сбитым своими зенитчиками. И нелепость совершилась… Снаряд зенитной пушки разорвался в крыле бомбардировщика. Как отрубленное гигантским топором, оно отвалилось, самолет загорелся. Неуправляемый корабль, подобно подстреленной птице, беспорядочно закувыркался к земле.
Выбросившиеся на парашютах члены экипажа приземлились в лесу. Но в живых их вместе с Тягуниным осталось только шесть человек.
— Чем же объяснить такое ужасное событие, граничащее с форменным преступлением? — спросил я у командира корабля, выслушав его рассказ уже много лет спустя.
— Говорят, — ответил Тягунин, — один из военнослужащих, ведавших оповещением морских частей, оказался предателем. Он умышленно не сообщил зенитным частям и истребителям ПВО береговой обороны об ожидаемом пролете наших дальних бомбардировщиков. Атаковавшие нас истребители впервые видели такой силуэт воздушного корабля и приняли его за немецкий четырехмоторный "фокке-вульф"…
Так закончился потрясающий по своей дерзости боевой налет на Берлин. Велики были потери, но и результаты поистине грандиозны. Удары по столице третьего рейха привели в замешательство не только немецко-фашистское командование.
Глава пятнадцатая. Крылатый щит Москвы
Густо залепленный разноцветными заплатами старенький трудяга У-2 благополучно дотянул до Чкаловского аэродрома.
Когда я рулил к стоянке, на нижнее крыло самолета вскочил небольшого роста человек в летной форме.
— Ты, Петр Михайлович? — послышался из темноты неожиданно знакомый голос. — Жив, голуба!
Да ведь это полковник Бабкин! Работает теперь заместителем начальника института по летной части.
Крепкие рукопожатия, дружеские похлопывания по плечу. По поведению Бабкина догадываюсь, что он ждал меня, что-то знает, а не говорит. Спрашиваю прямо:
— Зачем вызвали? Не тяни за душу, знаешь ведь.
— Конечно знаю. Есть приказ: тебя немедленно домой, к жене. И чтоб от нее — ни шагу. Понял? — Полковник И. П. Бабкин явно наигранно оглядывается и полушепотом заканчивает: — Что натворил-то, головушка бедовая? В Кремль вызывают, завтра же.
— Зачем?
— Амба, брат, больше ничего не знаю. И то, кажись, лишнее сболтнул. Но ведь для друга…
…Коротка июльская ночь. Уже пора ехать. Жена смотрит тревожно, а что я ей скажу? Даже куда еду сказать не могу. Тайна. Зачем? И сам не знаю.
…Кремль. Туда доставил меня Н. А. Булганин на своем автомобиле. При въезде никаких пропусков. А в комнате перед приемной И. В. Сталина неожиданный вопрос, видимо, дежурного генерал-лейтенанта:
— Почему не сдали пистолет в бюро пропусков?
Я объяснил, что прибыл в Кремль вместе с Н. А. Булганиным, на его машине. Но пистолет все-таки пришлось оставить у генерала.
И. В. Сталин принял меня незамедлительно.
— Садитесь, — указал он на стул рядом с собой, И усталым голосом добавил:
— Ну, рассказывайте, как воевалось.
Я коротко доложил о боевых действиях полка. Сказал и о теневых сторонах нашей авиации, о тяжелой обстановке, сложившейся на фронте к середине июля 1941 года.
И. В. Сталин слушал внимательно, молча. Когда я закончил доклад, задумчиво, словно взвешивая слова, произнес:
— Да… К сожалению, все эти ненормальности имеют место. Но мы принимаем меры… Что вы думаете делать дальше?
— Как что? — растерялся я от такого вопроса. — Полк есть. Пополнимся материальной частью и будем драться, товарищ Сталин, до последнего.
— Не надо до последнего, — услышал я в ответ. — Война только началась. Вы приобрели боевой опыт. Немцы собираются бомбить Москву. Надо защитить ее.
— Как прикажете, товарищ Сталин! — Я, кажется, даже встал по стойке "смирно".
— Не надо так говорить, — Сталин бросил на меня возмущенный взгляд. Приказать каждый дурак может. Через три дня немцы будут бомбить Москву.
От такого заявления я оцепенел. А Сталин продолжал:
— Лучше скажите, что вы лично думаете.
— Надо принять все меры для защиты. Думаю, что я смог бы принести некоторую пользу.
— Вот это уже другой разговор. Скажите, вам известно, кто непосредственно руководит обороной Москвы с воздуха?
— Известно, товарищ Сталин. Командир истребительного авиакорпуса полковник Климов.
— Кто такой Климов?
— Хороший летчик. Надежный командир. Прошел все должностные ступени в авиации,
— А сколько у него полков?
— Кажется, около тридцати.
— Вот-вот. А сколько заместителей?
— Командиру авиакорпуса по штату положен один, — отвечаю. А сам не пойму, куда клонит Иосиф Виссарионович. Но клонит, конечно, не зря.
— Так как же может один, даже хороший командир, управлять тридцатью подчиненными командирами? Со времен Римской империи известно, что один человек может плодотворно управлять не более чем пятью подчиненными. Есть у вас карта?
Я вынул из планшета десятикилометровку, масштабную линейку и цветной карандаш.
В дверях появился генерал, встречавший меня в приемной.
— Вызовите немедленно Жигарева, — приказал И. В. Сталин.
Генерал сразу же вышел. Пока я раскладывал карту, ориентировал ее, разглаживал складки, вошел генерал-полковник авиации П. Ф. Жигарев. Поздоровавшись с ним, И. В. Сталин провел на моей карте через центр Москвы две пересекающиеся прямые. Одна шла от Калинина, другая от Спас-Деменска.
— Так вот, — сказал он. — Создадим четыре сектора обороны Москвы с воздуха: западный, восточный, северный и южный. Начальники секторов станут одновременно заместителями командира авиакорпуса. Западный возглавит подполковник Стефановский, северный — нынешний заместитель командира авиакорпуса. Начальников южного и восточного секторов назначьте сами, взглянул он на Жигарева, — проект приказа представьте мне сегодня, в двадцать два часа… Отличившихся в боях летчиков вашего полка, товарищ Стефановский, представьте к награждению орденами. Всего хорошего!…
Жигарев и я ушли от И. В. Сталина озабоченными.
— Кого же поставить на восточный и южный сектора, как думаете? — тихо спросил генерал-полковник.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});