Почему, Деби, ты перестала любить меня, как раньше? Ведь и раньше я знал, что не способен на такие большие дела, и все же ты любила меня. Говорила – «как я по тебе соскучилась», и таким голосом, что все у меня обрывалось внутри, Почему же ты перестала так говорить, перестала разрешать мне касаться тебя? Почему я чувствую, что ничего в тебе не захватил, и даже то, что было между нами, начисто стерлось? Как это я, который покорил стольких девушек, ощущаю, что ты, девственница, знаешь больше меня то, что неверно сделал. И что не сделал такого, что ты хотела? Дай мне еще хотя бы один шанс, Деби, чтобы убедиться, насколько нам хорошо вдвоем. Ох, Деби, да иди ты ко всем чертям, кому ты вообще нужна, Деби, мне ты нужна. Ты даже не представляешь, что сделала со мной. Влюбилась в меня, и вдруг-хватит. Нет, я не могу, Деби, я знаю, что чем больше буду показывать, насколько тебя люблю, тем скорее ты отдалишься от меня. Так это всегда.
Так почему я не могу хотя бы молчать Держаться подальше. Не говорить тебе о моей любви.
Хуже всего, что разговариваешь со мной с нежностью, как это было вчера, противно даже вспомнить. Я пришел во время, когда ты стирала, стоял за твоей спиной и говорил о своей любви к тебе, что я схожу с ума, и видел, как ты продолжаешь стирку, сосредоточившись на пятнах рубахи твоего брата И я сказал: «Ужасно, ты не со мной».
«Да, – сказала ты, – это должно быть ужасно, когда говоришь такое в уши, которые тебя не слышат», – и ты даже не повернула голову, не подняла ее от лохани. Но ты слышала боль моего молчания, и ты добавила: – «Мои слышат».
Твои уши слышат? Это верно? Или ты просто жалеешь меня, и хочешь еще лишний час облегчить мне страдание, хотя у тебя уже созрело окончательное решение. Но ты хочешь, чтобы я успокоился, наконец.
Почему мне никто не сказал, что это так больно? Почему говорят, что это пройдет? Это никогда у меня не пройдет. Даже если прекратится боль, исчезнет жжение в груди, одышка. О чем это говорит? Чувство потери останется – Деби не моя, это факт. Факты остаются, даже если жалобы не слышны.
Как ты сказала мне: «Чем я заслужила?» Как ты говорила: «Ты никогда мне не надоешь. Я бы на твоем месте не беспокоилась». И еще: «Я так сильно тебя люблю». Где это всё? Из-за этого и я совсем растаял, даже слишком. Быть может, именно поэтому в твоем сердце чувство погасло. Так это у женщин Нельзя их слишком любить, или любить все более, чтобы и они любили все более. Именно, это я хотел, Деби, и все время рвался говорить, как я тебя люблю. Что, это преступление? Я должен быть за это наказан? Ты же сама была удивлена и сказала: «Ты хочешь мне сказать, что мог не говорить, что ты меня любишь? Это вначале, когда произносил эти слова с осторожностью. Ну, так вот, для тебя я снова произношу эти слова: я тебя люблю. Помогает мне это? Поэтому ты перестаешь меня любить? И что мне с того, что я пытаюсь сейчас доказать тебе, что это из-за тебя? Это еще хуже, ибо ты будешь чувствовать, что я делаю всё по твоей указке, и это не добавит мне уважения в твоих глазах Хватит, Деби. Будь снова моей. Будь моей хотя бы на миг, и я буду в нем жить вечно.
Так это все случилось, и я лишь описал немного из того, что случилось, три, четыре, восемь, десять дней, две-три недели на утро после пасхальной трапезы, когда Деби оставила Ахава.
В эти мгновения четыре товарища Ахава находятся в тумане. И впереди всего неделя до праздника Песах. Если мы бы попытались описать все, что думал Ахав о Деби, не хватило бы всей этой книги. И если мы будет ожидать в будущем момента описания этой боли и беспомощности, примерно, через несколько глав, это будет зря, ибо боль эта доходит до нас, до меня, автора, через время в тысячу лет.
Глава шестьдесят седьмая
«Городской стражник, пожалуйста, защити меня на этом дереве. Не руби этой ветки, моей юности, и он защитил меня и мою любовь, мы были детьми девяти лет. Теперь я защищу его». Так пела Тита про себя песенку, которую помнила из своей деревни, на славянском языке, почти совсем ею забытом. Но песню не забывают.
Она уже совсем отчаялась, объяснит ли ей кто-либо, что такое и кто такие – иудеи, и смирилась с тем, что это так и не случится.
Они сидели на солнце, недалеко от стены тумана, и почти ничего не делали. Время шло, кони с хрустом и удовольствием жевали свежую зеленую траву этих плодородных земель, которые могли отлично прокормить живущих на ней людей, конечно, при условии, что они не отдадут их людям со злыми намерениями, к примеру, монголам, или людям с добрыми намерениями, к примеру, коммунистам.
Тита продолжала про себя напевать, и тут встал один из Капланов и сказал: «Ничего из этого не выйдет. Надо продолжать путь. В тумане, жаль времени».
Он посмотрел на Песаха, а тот – на Титу, и она утвердительно кивнула головой. Все встали, взяли поводья в руки, и вошли в туман. Он тихо и милосердно объял их. И видели они снова лишь на несколько шагов вперед.
Они шли и шли, зная, что туман не рассеется, и потому та пружина напряженного ожидания в их душах того, что все же туман исчезнет, ослабела.
Прошло несколько часов, наступил полдень, и тут Песах воскликнул: «Эй, есть тут ручей».
Перед ними в густом тумане раскрылось скалистое пространство, множество пней, заросли кустов и корней, зрелище, характерное для берегов ручьев, больших и малых. Куда он течет?
Ручей тек на юг, вправо. Поэтому решили идти вдоль него, по совету пастуха. Только кони вдруг стали сопротивляться и их надо тянуть за поводья. Они словно бы говорили: не туда, не туда.
Пройдя, примерно, полчаса, более километра, услышали совсем близко женский голос, говорящий: «Мне нужны пеленки для моего ребенка».
Голос был тих, но в нем чувствовалось дрожание губ и попытка сдержать себя от крика.
«Кто ты?» – спросил Песах, и голос его тоже слегка дрожал, ибо он знал, да и все знали, может, кроме Титы, которая еще не понимала, кто это.
«Он ловко нас обманул, этот пастух», – сказал Ханан.
Они только не уловили, каким образом он их обманул. Не тем, что неправильно указал направление ручья, а тем, что изменил это направление. Дьявол Самбатион был тут как тут, и вы, читатели, поняли это раньше.
С этого момента и Тита поймет, и будет смотреть на мир совсем по-другому. Это был урок для Титы, а Тита, вы еще это увидите, усваивает уроки быстро.
«Сейчас туман исчезнет», – сказала Тита. И вправду, с неестественной быстротой туман отступил и поредел, и они увидел все вокруг. Стояли они на берегу широкого ручья, в котором текли спокойные зеленые воды, образуя некое подобие небольшого озера. Теперь воды вернулись течь в правильном направлении, вливаясь в это озеро и огибая небольшой островок, на котором росли вербы, и стояла соломенная избушка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});