своей жизни и лидер набирающего обороты массового движения, борющегося с расширением промышленных ветрогенераторов в Северной Америке и Европе. Когда я в конце 2019 года брал у нее интервью, она заканчивала обзор научных данных, документирующих влияние энергии ветра на птиц и летучих мышей. В 2002 году Лайноус и ее муж приобрели недвижимость в графстве Нью-Хэмп. Вскоре они узнали, что недалеко от города строится ветровая электростанция.
– Я, как и все, подумала: «Ветер? Разве с ветром могут быть проблемы?»[804] Нам всем внушили, что возобновляемые источники энергии лучше ископаемого топлива, и единственная причина, по которой они так и не стали популярными, заключается в том, что нефтегазовая промышленность вытеснила их с рынка. Когда мы осознали, какое колоссальное влияние данный проект оказывает на ландшафт и окружающую среду, то поняли, что пора мобилизоваться[805].
Лайноус и другие местные жители узнали, что для ветровой электростанции требуется примерно в 450 раз больше земли, чем для электростанции, работающей на природном газе[806]. Эколог и ее муж быстро заметили, что почти все остальные в их крошечном городке в Новой Англии, насчитывающем около 500 жителей, относятся к ветровой электростанции так же.
– Но для победы потребовалось выложиться по полной. Тут и работа с сообществом, и понимание законов, представление, как эти законы использовать против них, и поиск более убедительных аргументов, – признается она[807].
Лайноус быстро поняла, что во многих странах ветровые турбины представляют самую большую угрозу для летучих мышей после потери среды обитания и смертельно опасного грибка – синдром «белого носа».
– Ветровая промышленность хорошо осведомлена об этой проблеме, но решительно не хочет принимать даже самые скромные меры, чтобы сократить смертность летучих мышей на действующих ветроустановках, – объясняет она. – В результате многие местные виды летучих мышей находятся на грани вымирания. Даже 5 лет назад их было очень много, особенно многочислен был вид под названием серый волосатохвост, но сегодня их почти не осталось[808].
В некоторых регионах, например в Техасе, где синдром «белого носа» появился совсем недавно, ветрогенераторы представляют собой самую большую угрозу для летучих мышей. «Нет других задокументированных угроз для популяций мигрирующих древесных летучих мышей, которые вызывают смертность, аналогичную той, которую вызывают ветрогенераторы», – написал один ученый[809]. Занимая огромные площади местообитаний мигрирующих видов, ветровые турбины также представляют самую большую опасность для крупных, находящихся под угрозой исчезновения и ценных птиц[810].
– Посмотрите на американского журавля, – говорит Лайноус. – Ветровая промышленность посягает на его среду обитания. В дикой природе осталось всего 235 американских журавлей, их генофонд очень ограничен. Опыт показывает, что требуется по крайней мере тысяча особей, чтобы генофонд уверенно рос и чтобы вид не скрещивался и не терял разнообразия. Добыча энергии ветра также угрожает таким видам птиц, как беркут и белоголовый орлан, кроличий сыч, краснохвостый ястреб, ястреб Свейнсона, американская пустельга, белохвостый дымчатый коршун, сапсан и степной сокол, а также многим другим, – говорит Лайноус. – Распространение ветровых турбин особенно сильно навредило беркуту на западе Соединенных Штатов, где его популяция находится на очень низком уровне[811].
Представители ветровой промышленности заявляют, что домашние кошки убивают больше птиц, чем ветрогенераторы, но в то время, как кошки в основном истребляют обыкновенных мелких птиц, таких как воробьи, малиновки и сойки, ветровые турбины уничтожают крупные, редкие и медленно размножающиеся виды: ястребов, орлов, сов и кондоров[812]. Фактически ветрогенераторы представляют собой самую серьезную новую угрозу (из появившихся за последние десятилетия) для нескольких редких видов птиц. Стремительно вращающиеся лопасти действуют, как хищник высшего класса, с которым крупные птицы никогда не сталкивались и потому не научились обращаться.
– Птицы эволюционировали на протяжении сотен лет и выработали определенные пути для миграции, – объясняет Лайза. – Нельзя поставить на их пути турбину и ожидать, что они адаптируются. Этого не произойдет.
А поскольку у крупных птиц скорость воспроизводства гораздо ниже, чем у мелких, их гибель гораздо сильнее влияет на общую популяцию вида. Например, в выводке у беркутов бывает всего один или два птенца, и обычно реже одного раза в год, в то время как у певчей птицы, такой как малиновка, бывает до двух выводков по 3–7 птенцов в год.
Влияние ветровых турбин может оказаться значительно более губительным в бедных и развивающихся странах, богатых дикой природой. Ученые подсчитали, что одна новая ветровая электростанция в Кении, вдохновленная и финансируемая Германией, погубит сотни находящихся под угрозой исчезновения орлов, потому что будет располагаться на основной траектории полета перелетных птиц. «Это одно из трех худших участков для ветровой электростанции, которые я видел в Африке, с точки зрения ее потенциала убивать птиц, находящихся под угрозой исчезновения», – сказал один биолог[813].
В ответ разработчики ветровой электростанции сделали то, что уже давно сделали другие отрасли промышленности, а именно заплатили организациям, которые якобы представляют подвергшихся опасности животных, чтобы те с ними сотрудничали, а не боролись против них[814].
Ни одна страна не сделала больше для поддержки возобновляемых источников энергии, чем Германия. В течение последних 20 лет страна переживает так называемый Energiewende, то есть энергетический переход от ядерного и ископаемого топлива к возобновляемым источникам энергии. По данным энергетических аналитиков Bloomberg, к 2025 году она потратит 580 млрд долларов на возобновляемые источники энергии и связанную с ними инфраструктуру[815]. И все же, несмотря на инвестиции почти в полтриллиона долларов, всего 42 % своей электроэнергии Германия производит за счет ветра, солнца и биомассы (для сравнения: Франция в 2019 году производила 71 % с помощью атомной энергии). Энергия ветра и солнца составляет всего 34 % немецкой электроэнергии, а в качестве резервного источника Германия полагается на природный газ[816].
Каждый год в период с 2014 по 2019 год Германия тратила на эти возобновляемые источники энергии около 32 млрд евро, или 1 % своего ВВП в год, что эквивалентно ежегодным расходам Соединенных Штатов в размере 200 млрд долларов. В результате Германия повысила долю солнца и ветра в своей электроэнергии с 18 до 34 %[817]. И все же осенью 2019 года консалтинговый гигант McKinsey объявил, что немецкий Energiewende представляет значительную угрозу для национальной экономики и энергоснабжения. «Проблемы проявляются во всех трех измерениях треугольника энергетической отрасли – защите климата, надежности энергоснабжения и экономической эффективности», – написал McKinsey[818].
В июле 2019 года в Германии едва не произошло отключение электроэнергии на три дня. Чтобы стабилизировать свою сеть, стране пришлось аварийно импортировать электроэнергию из соседних стран. «В будущем ситуация с поставками станет еще более сложной», – заявил McKinsey. Стоимость возобновляемых