— Конечно.
Он присел в круге света факела. Свет был для меня, и я это оценила, но сообщать об этом Жан-Клоду не было смысла.
Я села напротив него спиной к стене.
— Итак, что вы знаете об Алехандро?
Он смотрел на меня со странным выражением лица.
— Так что?
— Расскажите мне все, что было прошлой ночью, ma petite, все об Алехандро.
Это, на мой вкус, слишком отдавало приказом, но что-то было такое в его глазах, в лице. Напряжение, чуть ли не страх. А это глупо. Чего может Жан-Клод бояться со стороны Алехандро? Да, чего? И я рассказала ему все, что помнила.
Лицо его было непроницаемо, красиво и нереально, как на картине. Цвета в нем остались, но жизнь, движение ушли. Он положил палец между губ, медленно провел им в сторону и вытянул мокрый поблескивающий палец в мою сторону. Я отодвинулась.
— Что вы задумали?
— Стереть кровь с вашей щеки. Ничего больше.
— Я так не думаю.
Он вздохнул, еле слышно, но этот вздох ветерком пробежал у меня по коже.
— Вы так мне все усложняете.
— Рада, что вы это заметили.
— Мне необходимо вас коснуться, ma petite. Кажется, Алехандро что-то с вами сделал.
— Что?
Он покачал головой:
— Нечто невозможное.
— Давайте без загадок, Жан-Клод!
— Кажется, он вас отметил.
— Что вы говорите? — вытаращилась я на него.
— Отметил вас, Анита Блейк, отметил первой меткой, точно как я когда-то.
Я покачала головой:
— Это невозможно. Два вампира не могут иметь одного и того же слугу-человека.
— Именно так, — подтвердил он. И придвинулся ко мне. — Позвольте мне проверить мое предположение, ma petite. Прошу вас.
— Что означает эта проверка?
Он что-то тихо и резко сказал по-французски. Никогда раньше не слышала, чтобы он ругался.
— Уже рассвело, и я устал. Из-за ваших вопросов простые вещи растягиваются на весь проклятый день.
В его голосе звучала неподдельная злость, но под ней слышалась усталость и тень страха. И этот страх меня испугал. Ему полагалось бы быть неуязвимым монстром, а монстры других монстров не боятся.
Я вздохнула. Может, лучше быстро это перетерпеть, как укол? Может быть.
— Ладно, ради экономии времени. Только скажите мне, чего ожидать. Вы же знаете, я не люблю сюрпризов.
— Я должен вас коснуться и поискать сначала свои метки, а потом его. Вы не должны были так легко поддаться его глазам. Этого не могло быть.
— Давайте с этим закончим, — сказала я.
— Неужто мое прикосновение так отвратительно, что вы должны к нему готовиться, как к боли?
Поскольку именно это я сейчас и делала, я не знала, что ответить.
— Да делайте же, Жан-Клод, пока я не передумала!
Он снова вложил себе палец между губ.
— Это обязательно именно так?
— Прошу вас, ma petite!
Я прижалась спиной к стене.
— О’кей, больше я вас не прерываю.
— Отлично.
Он опустился передо мной на колени и провел кончиком пальца по моей щеке, оставив влажную полоску у меня на коже. Засохшая кровь зашуршала под его пальцем. Он наклонился ко мне, будто собираясь поцеловать. Я уперлась руками ему в грудь. Под тонкой рубашкой было твердое и гладкое тело.
Я отпрянула и стукнулась головой о стену.
— А, черт!
Он улыбнулся, и его глаза блеснули синевой в свете факела.
— Доверьтесь мне. — Он придвинулся, его губы нависли над моими. — Я вам не причиню вреда.
Эти слова он шепнул мне в рот легким дуновением.
— Так я и поверила, — сказала я, но тихо и неуверенно.
Его губы коснулись моих, мягко прижались, потом поцелуй сдвинулся от моих губ к щеке. Его губы были мягкими, как шелк, нежными, как лепестки бархатцев, жаркими, как полуденное солнце. Они скользили у меня по коже, пока его рот не оказался над пульсом у меня на шее.
— Жан-Клод!
— Алехандро жил уже тогда, когда империя ацтеков еще никому и не снилась, — шепнул он мне в шею. — Он был здесь, когда пришли испанцы и пало царство ацтеков. Он выжил, когда другие погибли или сошли с ума.
Язык Жан-Клода, горячий и влажный, лизал мою кожу.
— Перестаньте!
Я уперлась ему в грудь. Его сердце билось у меня под руками. Мощный пульс на его горле колотился по моей коже. Я уперлась большим пальцем ему в веко.
— Отодвиньтесь, или я выдавлю вам глаз!
Я часто дышала от страха и хуже того… от желания.
Ощущение его прижавшегося к моим рукам тела, касание его губ — какой-то скрытой частью своего существа я хотела этого. Хотела его. Итак, я хочу Мастера, ну и что? Ничего нового.
Его глаз трепетал у меня под пальцем, и я думала, смогу ли я это сделать. Выдавить этот полуночно-синий глаз. Ослепить его.
Его губы ползли по моей коже, я ощутила прикосновение зубов, твердое прикосновение клыков к коже моего горла. И вдруг я поняла: да, смогу. Я нажала, и вдруг он исчез как сон, как кошмар.
Он стоял передо мной, глядя на меня сверху вниз, и его глаза были сплошь темными, без белков. Губы отведены от зубов, обнажив поблескивающие клыки. Кожа его была мраморно-белой, светящейся изнутри, и был он по-прежнему красив.
— Алехандро поставил на вас первую метку, ma petite. Мы владеем вами сообща. Не знаю, как это могло быть, но это так. Еще две метки — и вы моя. Еще три метки — и вы принадлежите ему. Не лучше ли стать моей?
Он снова опустился на колени рядом со мной, но избегал меня касаться.
— Вы желаете меня, как женщина желает мужчину. Разве это не лучше, чем если вас возьмет силой незнакомец?
— На первые две метки вы не спрашивали моего разрешения. Это не был мой выбор.
— Я прошу разрешения теперь. Позвольте мне разделить с вами третью метку.
— Нет.
— Вы предпочитаете служить Алехандро?
— Я никому не буду служить.
— Идет война, Анита. Вам не удастся сохранить нейтралитет.
— Почему?
Он встал и быстрым шагом обошел тесный круг.
— Как вы не понимаете? Эти убийства были вызовом моему авторитету, и его метка на вас — это второй вызов. Он отберет вас у меня, если сможет.
— Я не принадлежу вам и ему тоже.
— То, что я старался уговорить вас принять, он запихнет вам в глотку.
— Значит, из-за ваших меток я оказалась в центре подковерной войны нежити.
Он моргнул, открыл рот, закрыл. И наконец сказал:
— Да.
Я встала.
— Ну спасибо! — И пошла мимо него. — Если у вас будет еще какая-то информация об Алехандро, сообщите мне письмом.
— Это не разрешится само собой только потому, что вы этого хотите.
Я остановилась перед занавесом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});