— Будь очень осторожна, Айви. Я могу быть терпеливым, но я не любитель дерзости. Я пытаюсь относиться к тебе снисходительно, потому что ты сказала, что плохо себя чувствуешь. Если ты продолжишь дерзить, я просто предположу, что ты чувствуешь себя лучше и готова возобновить обычные занятия.
— Если ты хочешь, чтобы я была счастлива, Атлас, тогда перестань быть ебаным мудаком!
— Рот, — делает он выговор, но вместо того, чтобы выглядеть разъяренным, как я ожидала, он улыбается.
— Я не знаю, как смириться с твоими поступками. Я провела весь день, прокручивая снова и снова в своей голове, пытаясь оправдать все это, потому что я люблю тебя, как дура, Атлас. Возможно, больше, чем следовало бы, учитывая, насколько ты совершенно безумен. Но как бы сильно я ни старалась забыть, я не могу. Ты делаешь мне больно. Ты солгал мне, и лишил меня возможности доверять тебе.
Он минуту молчит, обдумывая то, что я сказала, прежде чем вздохнуть.
— Я не сожалею, что ты здесь или что ты моя жена. Трудно найти сожаление в чем-то, что обернулось в мою пользу.
— Но у меня это не сработало, — рычу я.
Поднимая меня, он усаживает меня на стойку, так что мои глаза оказываются на одном уровне с его.
— Я буду играть с тобой тысячью способов, если это означает, что я смогу удержать тебя. Люби меня или ненавидь, Айви, но когда каждую ночь мой член будет погружаться в твою скользкую киску, это будет сопровождаться осознанием того, что ты моя жена, и я убью любого, кто попытается отнять тебя у меня.
Я закрываю глаза и стону. Я не уверена, что его действия оправданы, но я больше не могу рассуждать как безумная.
— Как насчет того, чтобы мы поели, и я обещаю не замышлять твое убийство во время нашей трапезы, — я предлагаю оливковую ветвь, устав чувствовать тошноту и разбитое сердце. Что-то должно быть отдано.
Он целует кончик моего носа, прежде чем поднять меня со стойки и посадить обратно на стул.
Я наблюдаю, как он легко перемещается по кухне, прежде чем поставить тарелку передо мной.
Паста с острым соусом, салат и чесночный хлеб. Мое любимое.
Я смотрю на него с подозрением, но он просто улыбается. Каковы шансы, хм?
Он садится на табурет рядом со мной.
— Итак, чем ты сегодня занималась? — Спрашивает Атлас. Мне удается удержаться от язвительного ответа, не торопясь пережевывать и глотать.
— Я зашла в Интернет и посмотрела несколько курсов в колледже, как ты предлагал. Просто не уверена, что меня сейчас интересует. Я провела большую часть дня в саду. Там так красиво.
— Это было любимое место моей матери.
— Было? — После того, как его отец не произвел на меня особого впечатления, я не упоминала его семью, беспокоясь, что все они могут быть такими же безжалостными, как он.
— Она умерла давным-давно. Это был ее дом. Она оставила его мне, когда умерла.
— Атлас, прости. Я понятия не имела. Я знаю, как дерьмово терять родителя.
— Я знаю, что ты не хотела, детка, но это было давно. Я в порядке. Клянусь.
— Так ты вырос здесь?
— Нет. Этот дом принадлежал семье моей матери на протяжении нескольких поколений. Он всегда переходит к старшему ребенку. Когда она вышла замуж за моего отца, она переехала в Англию, чтобы быть с ним. Вот откуда он родом.
Я удивленно смотрю на него.
— Твой отец британец? У него нет британского акцента. Возможно, из-за этого он меньше походил бы на мудака.
— Он усердно работал, чтобы избавиться от него, думал, что это делает его слишком запоминающимся в море янки, параноидальный ублюдок.
— Так у тебя двойное гражданство? — спрашиваю я, накручивая спагетти на вилку.
— Да. Но я провожу большую часть своего времени здесь, в США. Ты когда-нибудь была за границей?
— Я даже никогда не летала на самолете до Вегаса.
— Однажды я отвезу тебя туда. Тебе понравится.
Я ничего на это не говорю. От меня не ускользнуло, что он строит планы на наше будущее, словно у него нет сомнений в том, что мы не потерпим неудачу.
— Потому что мы этого не сделаем.
Я резко поднимаю взгляд, не осознавая, что сказала это вслух.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я знаю, что сейчас ты мне не доверяешь, но я обещаю тебе, что не позволю нам потерпеть неудачу.
Может быть, это не он сумасшедший, может быть, это я, потому что, несмотря ни на что, я верю ему.
ГЛАВА 37
— Я просил, чтобы на нем не было метки, — говорит мне Дональд Перкс, чертовски сомнительный политик.
— Если вам не нравится, как я делаю свою работу, мистер Перкс, возможно, в следующий раз вам следует убрать за собой.
— Я не собираюсь платить за…
Моя рука обхватывает его за горло, и я прижимаю его к стене, прежде чем он успевает закончить предложение.
— Ты думаешь, что можешь так со мной разговаривать? Ты для меня никто. Ничто. Я мог бы свернуть тебе шею прямо сейчас и не думать о тебе до конца своих дней.
— Люди будут скучать по мне, — хрипит он.
— Какие люди? Жена, которая трахается с инструктором по теннису твоего сына, или эта киска, которой так надоело сосать твой член из кабинки туалета, что ты отказываешься выйти из него, что он сбежал от тебя?
— Откуда ты знаешь?
— Я всегда слежу за своими клиентами, придурок. Вопрос в том, что ты узнал обо мне? Нет, ты этого не сделал. Иначе ты бы знал, что мне насрать на деньги. Но теперь, когда ты меня разозлил, ты заплатишь вдвойне, или я отправлю твою задницу в бордель, где ты сможешь по-настоящему насладиться тем, как из тебя выебут все дерьмо.
Я отпускаю его и смотрю, как он падает на пол со своим потерявшим сознание любовником.
— Я заплачу, — его голос дрожит.
Кензо протягивает ему ноутбук с готовым к отправке банковским переводом.
— Давай. Я жду.
Мы молча стоим, пока он отправляет платеж, прежде чем Кензо дважды проверяет его и кивает мне.
— Приятно иметь с тобой дело, Дональд, — я отсалютовал ему двумя пальцами, прежде чем последовать за Кензо к машине.
— Ненавижу маленьких плаксивых придурков.
Кензо хмыкает в знак согласия.
— Как дела с Айви? — спрашивает он после минутного молчания.
Я смотрю на его ухмылку: — В следующий раз ты планируешь заплести мне косички?
— Пошел ты.
— Ей… становится лучше. Она записалась на несколько онлайн-курсов, которые помогли ей занять себя. Это помешало ей сойти с ума от волнения.
— Да, в этом доме есть место только для одного сумасшедшего, — фыркает Кензо. — Послушай, на нее давит не только все, что произошло между вами двумя. Она перестала работать на двух работах, постоянно находясь в разъездах, и ей было нечем заняться. Я бы к этому времени уже сошел с ума и выбросился из окна. Найти ей какое-нибудь занятие было умно.
— У меня бывают свои моменты. Я должен был что-то сделать. Я пока не могу позволить ей выйти из дома, она все еще может убежать.
— Она могла бы. Она должна, — бормочет он. Когда я свирепо смотрю на него, он поднимает руки в знак капитуляции, прежде чем вернуть их на руль.
— Попроси ее украсить это место или что-нибудь в этом роде. Через некоторое время новизна учебы пройдет, и вы снова вернетесь к исходной точке, если не исправите то, что сломали. Попробуй поговорить с ней, не позволяя своему члену вмешиваться. Расскажи ей все, чтобы ее больше не ждали потрясения. Она может удивить тебя. После того, что сделал Кейн, она была немного потрясена в тот день на кухне, когда я ее латал, но чего она не сделала, так это того, чтобы чертовски испугаться и кричать, что ее муж избил и застрелил человека у нее на глазах.
Я хмурюсь, когда понимаю, что он прав. Все это время я связывал это с тем, каким она видела меня. Это только доказало ей, что я монстр. Но не это сломило нас. Оглядываясь назад, я понимаю, что она ни разу не упомянула о том, что я с ним сделал. Словно это вообще не имело значение.